Око вселенной

Лэнгли — это 258 акров земли, окруженных сложным композиционным забором, в десяти километрах от Вашингтона, где расположились две шестиэтажные башни, между которыми зажата четырехэтажная начинка. Знакомство Лина с нравами, царящими внутри ЦРУ, началось с того, что он и Ким вошли в комнату с длинным столом и голыми стенами и их обыскали полицейские из внутренней службы.

— Офицер, — приказал Клитвуд, — доставьте этого человека в сектор «Экстрем» полковнику Олькоттому. Обращайтесь с ним, как с арестованным.

Еще не успел растаять в воздухе контур слова «арестованным», а Лин уже был в электронных наручниках темно-серого цвета.

Ким Клитвуд направился к выходу, но, прежде чем выйти, остановился, повернул голову к журналисту и чуть ли не с нежностью в голосе произнес:

— А помнишь, Лин, как ты после вечеринки в честь окончания колледжа в присутствии Молли сказал, что, когда я начинаю подражать героям Иствуда, то похож не на шерифа, а на его лошадь?

— Нет, что ты, Ким, — растерянно замотал головой журналист, — я не помню такого.

— Так вот, — холодно окинул его взглядом агент Клитвуд, выходя из комнаты в коридор и придерживая двери одной рукой, — скоро будет двадцать лет, как мы с Молли женаты, и все это время она напоминает мне о твоих словах. — И Ким Клитвуд медленно и аккуратно закрыл за собой дверь.

— Он придурок, — объяснил ошеломленному Лину полицейский, — но и тебе не повезло, сектор «Экстрем» — это что-то наподобие сумасшедшего дома при ЦРУ.

«Агент Генри Олькоттом (Полковник)

Великий Хранитель Сиреневого оттиска.

Доктор наук.

(Сектор „Экстрем“)»

Джеффери Лин прочитал эту табличку на двери, возле которой ему приказали остановиться.

Полицейский нажал клавишу с левой стороны двери и доложил в переговорное устройство:

— Гай Джеффери Лин задержан и отправлен к вам по приказу агента Кима.

— На каком основании? — поинтересовалось переговорное устройство приятным оперным баритоном.

— Что-то связанное с девятым допуском и кассетой, изъятой при обыске.

— Давай, — непонятно пропело переговорное устройство.

Полицейские сняли с журналиста наручники, дверь отодвинулась, уходя в стену вправо, и перед Лином открылось огромное белое помещение, в дальнем конце которого был виден ярко-желтый стол. За столом восседал человек в монашеском одеянии тибетского ламы пурпурного цвета, и Лин готов был поклясться, что такое же пурпурное гало (свечение) было вокруг его головы.

— Иди, — подтолкнул его в спину полицейский.

Будучи стопроцентным американцем, с журналистским уклоном, Джеффери Лин конечно же считал, что Бог есть и Бог любит Америку, но как журналист относился к этой любви несколько настороженно. Поэтому Лину стало немного не по себе, когда агент Генри Олькоттом спросил у него:

— Как вы думаете, Джеффери Лин, почему НАСА засекретило информацию с конференции, которую вы столь изобретательно добыли и столь целеустремленно пытаетесь предать гласности за небольшие, в общем-то, деньги?

— Ну, то, что засекретили, понятно, — Лин решил ничего не бояться, — НАСА под патронажем ЦРУ, а ЦРУ без секретов — это почти то же самое, что мясо из генетически модифицированной сои. А мое желание предать это все гласности защищено Конституцией США, то есть, это даже не желание, а моя обязанность, долг. — Он выжидательно посмотрел на странного полковника.

— Продолжайте, продолжайте, — полковнику явно хотелось спать, — интересно все-таки.

— Допустим, — продолжил Джеффери Лин, — что некоторые факты, связанные с космосом, и стоит выдавать общественности дозировано, вначале можно даже под видом фантазии в литературе и кинофильмах, предположения или версии. Но я не понимаю, зачем скрывать от американцев, что наука США обнаружила на Марсе следы воды и великой, но, к сожалению, погибшей десять тысяч лет назад цивилизации, и то, что Луна один из осколков этой цивилизации? По-моему, об этом надо кричать на весь мир, а не убивать за разглашение неоправданных секретов главных редакторов. — Произнося последнюю фразу, Лин внутренне «выругался», он не хотел ее произносить и, чтобы немного смягчить резкость своего заявления, поинтересовался у собеседника: — Какого черта вы напялили на себя эту красную сутану, агент Олькоттом? Вы в ней похожи на идиота. И вообще, какого черта меня притащили к вам, надели наручники, и за что вы убили моего главного редактора?

— Во-первых, и навсегда, — разозлился полковник Олькоттом, — вы какой-то нетипичный журналист, но это меня мало волнует. Во-вторых, Марс — это не та проблема, с которой нужно знакомить землян, они уже давно столкнулись с ней и, по-большому счету, лишь только ею и занимаются с тех пор, как мы пришли сюда…

— Вы? — напрягся Джеффери Лин, но, вспомнив предупреждение полицейского о «сумасшедшем доме», успокоился и закивал головой: — Это психологический тест, я понял, но только не понимаю, что вам нужно от меня? Если вы хотите узнать, как я записал видеокассету о секретном совещании НАСА, это одна сторона дела, а если хотите поступить со мной, как с моим главным редактором, — другая. Кстати, видеокассета и копия стенограммы с этого совещания размножены и хранятся у моих друзей журналистов. Если со мной что-нибудь случится, вся история получит огласку, так что секрета, как такового, уже нет. Друзья мои, без сомнения, надежные люди, но журналисты, и я почти уверен, независимо друг от друга они наверняка пришли к выводу, что информацию надо озвучивать, так как их сердца подсказали им, что я уже лечу, как мой главный редактор, из окна какого-нибудь небоскреба.

— Клянусь, — приложил руку к груди Генри Олькоттом, — если вы еще раз упомянете вашего главного редактора, мое сердце будет солидарно с сердцами ваших друзей.

Секретная информация НАСА попала в руки Джеффери Лина очень просто: все-таки он был настоящим журналистом и поэтому сенсации и женщины сами искали встречи с ним. Как-то вечером Джеффери Лин полистал официальные пресс-релизы национального аэрокосмического агентства и обнаружил в них информацию, что НАСА принадлежат один большой и два малых зала неподалеку от Белого дома. В большом зале проводились ежегодные шоу-конференции для общественности и банкетные торжества по случаю юбилеев космических и околокосмических крупных чиновников, а в малых залах — рабочие и закрытого типа встречи. Основную часть года помещения пустовали, то есть сдавались в аренду структурам секретно-силового и административно-бюрократического качества. От желающих арендовать, особенно малые залы, не было отбоя. НАСА оборудовало их новейшей демонстрационной техникой, а главное, удобными сенсорными креслами. Именно на этом НАСА и прокололось, на административно-бюрократической структуре, то есть на сдаче в пятичасовую аренду двух малых залов белодомовским аппаратчикам из сектора ЗОИ (экономически-обусловленные инвестиции) и сектора ПОИ (политически-обусловленные инвестиции), а в этой среде Лин чувствовал себя свободно и комфортно, как дружелюбная акула, охраняющая агрессивных селедок от происков других злобно-журналистских акул. Пяти часов ему вполне хватило, чтобы под видом проверки «выполнения условий арендного договора другой стороной» установить две цифровые видеокамеры с дистанционной системой включения и выключения в обоих залах. Установил грубо, даже примитивно, и, видимо, это сыграло свою роль — их не обнаружили при осмотре. Через три дня в одном из малых залов состоялось секретное совещание НАСА и ЦРУ, на котором присутствовали президент и несколько членов Конгресса. Один из средней руки чиновников, у Лина было на него досье, шепнул ему об этом, и Лин, ни на что серьезное не рассчитывая, «врубил» аппаратуру. «Снять результаты» удалось лишь через три дня, во время возобновления арендного сезона. Ознакомившись с записью, Лин понял, что это даже не сенсация, а нечто большее, к чему он, да и все остальное человечество, явно были не готовы…