Пути. Дороги. Встречи

— Конечно! — кивнул я.

— Ответный удар был нанесён внезапно. Тёмные готовились к нему несколько десятилетий. Мы кое-что не рассчитали. И Советский Союз превратился в уродливый СНГ. Ночь Сварога тем и страшна. Инициатива почти всегда у тёмных. Светлым приходится в основном отыгрываться. Что погрустнел? — посмотрел на меня странный помор. — Нам удалось остановить распад России, вот что главное! Со временем опять соберёмся, была бы Россия. Интеграционный процесс уже начался, просто пока его не видно. Но я хочу тебе сказать о другом. Год назад нам пришлось опять задействовать все наши силы. На этот раз пришлось менять ситуацию по Сибири.

— По Сибири? — не понял я.

— Да, по Сибири, Юра. По твоей родине. На этот раз американцы предложили правительству Ельцина продать им всю Сибирь. Они готовы были заплатить за неё семь триллионов своих фальшивых бумажек. Понятно, какие советы посыпались пьянчужке, возомнившему себя членом мирового правительства. Не измени мы ход событийности, он бы на них среагировал. Для чего я тебе это рассказал? Через несколько недель наступит время зимнего солнцеворота. И тебя пригласят к нам на Коляду совершенно в другой мир, о котором ты и не подозреваешь. Там ты встретишь человека, который давно тебя ждёт. Он меня и послал сказать тебе о встрече.

Странный богатырь-помор замолчал. Я тоже не знал, что сказать. Молчание прервал старейшина.

— Ну что, убедились в том, что я вам сказал? Школа у Юрия неплохая. Практически ему ничего объяснять не надо. Пойдёмте, нас давно уже ждут к чаю, — поднялся он со своего места.

Когда мы гурьбой ввалились в столовую, свои приготовления женщины уже закончили. Нас поджидал громадный брусничный пирог и чашки, наполненные душистым лесным мёдом. Машинально усевшись на своё место, я никак не мог прийти в себя.

«Ненавязчиво устроили экзамен, надо же! А я и не понял. Интересно, что меня ещё ждёт? За столом все люди как люди, болтают о жизни, о пустяках, но внутри у них совершенно иной мир. И он выстроен нашей древней северной традицией. Посторонние из соседних деревень хуторских считают потомками старообрядцев эдакими чудаками, у которых по нескольку жён. На самом же деле ничего чудаческого у моих новых друзей в их жизни нет. Просто внутренний мир этих людей совсем иной. Он многослойный и намного глубже, чем у потомков новгородской вольницы».

Напившись чаю, гости поблагодарили хозяев за угощение и все вместе: и женщины, и мужчины направились в горницу.

— То, что сейчас будет, вы хорошо все знаете, — обратился хозяин дома к публике. — А вот он, — показал Добран Глебыч на меня, — присутствует на нашем празднике души впервые. Поэтому прошу ничего нашему гостю не объяснять. Пусть Арий пройдёт свой духовный путь сегодняшнего вечера самостоятельно.

С этими словами, поманив за собой четырёх парней, Добран Глебыч скрылся за дверями.

«Опять загадка, — подумал я про себя. — Когда же они кончатся? Интересно, что это ещё за духовный путь, который мне предстоит пройти?»

В это время Светлада со своей подругой, тоже очень красивой девушкой из соседнего терема, принесли в подсвечниках десяток толстых восковых свечей. Девушки поставили свечи на специально прибитые к стене комнаты подставки, по очереди зажгли их и погасили в горнице свет. Теперь отблески живого пламени скользили по брёвнам стен, отражаясь на потолке, и плясали на стекле замерзших окон. Свет огня наполнил горницу чем-то торжественным и неповторимым. В этот момент в комнату вошли пятеро мужчин. Двое, осторожно ступая, несли что-то вроде огромных гуслей. Двое других держали в руках древнерусские скрипки-гудки. Один гудок был маленький и изящный — его бережно нёс Добран Глебыч, другой гудок выглядел значительно больше первого и смычок к нему напоминал небольшой лук. Последний вошедший парень с гордостью сжимал в руке резной деревянный рожок. Четверо музыкантов расположились вокруг стоящих на ножках громадных гуслей, и Добран Глебыч, подняв маленький смычок, объявил:

— Сначала сыграем песнь времени. Как вы знаете, это традиция, потом хороводную для наших «богинь». А там посмотрим.

Я с интересом наблюдал за приготовлениями музыкантов. Вот они уселись друг против друга, настроили щипками гудки. И, поставив инструменты к колену, приготовили смычки-луки. У огромных гуслей, точнее, как я со временем, догадался — цимбалы, никого не было. Но потом к инструменту подошёл рослый музыкант, и раздались звуки музыки. Но это была совсем не та привычная музыка, которую мы привыкли слушать. Солирующий гудок издавал какие-то гортанные, сдавленные звуки, они переплетались, связывались воедино с какими-то неизвестными потусторонними вибрациями. В них слышалось завывание ветра, шум далёкого неведомого мне моря и что-то такое, чего я не мог себе объяснить. Я чувствовал, что странные скрипучие, воющие звуки всё глубже и глубже проникают в природу моего глубинного далёкого и пока неясного. Но вдруг раздался удар струн второго гудка, следом — басовый напев цимбалы и сдавленный бархатный перелив рожка. Звуки четырёх инструментов слились в единое многоголосье. Совершенно иное, не узнаваемое, такое, какого я никогда не слышал. Но в то же время почему-то своё, вполне понятное. И вдруг единая мелодия снова разделилась, казалось, что каждый инструмент стал играть сам по себе свою собственную мелодию: но в какой-то момент после перебора струн басового гудка все мелодии опять слились. Неземные звуки дуэта гудков всё больше набирали силу, и вдруг я почувствовал, что моё сознание как будто вырвалось из какой-то незримой клетки. И его стало уносить в неведомые дали времени: звуки волшебной музыки стали наполнять меня светом, какими-то странными размытыми видениями. Вдруг образы стали оформляться, приобретать чёткие очертания. Я увидел себя маленьким семилетним ребёнком в белой рубашке, босиком, бойко идущим в окружении таких же, как сам, сверстников к ступеням гигантской белой, как снег, устремлённой в синее бездонное небо пирамиде. Я хорошо знал, куда иду и зачем, знал, где нахожусь и кто я. Золотое застывшее над горизонтом Солнце освещало своими лучами стены великолепных зданий, площадь города, заросшие сосновым лесом далёкие холмы и застывшую стеклянную гладь хорошо известного мне озера. Потом я увидел себя и детей-сверстников внутри пирамиды. Мы сидели в украшенном каменной резьбой зале и внимательно слушали выступления облачённых в жреческие одежды учителей-наставников. Всё, с чем нас, детей, познакомили жрецы в «сердце» гигантской пирамиды, пронеслось мгновенно. Затем в моём сознании возникли отрывочные картины какого-то торжественного праздника. Я был уже не ребёнком, а сильным, здоровым парнем. На мне красовалась белая расшитая орнаментом праздничная одежда, белый длинный тяжёлый плащ и на голове серебряный венок. Меня и таких же, как я, молодых парней, куда-то провожали. Мы покидали свою родину. На душе, несмотря на торжественную обстановку, было тоскливо и тревожно. Я видел, как ко мне подошла облаченная во всё белое высокая необыкновенной красоты девушка. Взяв меня за руку, она уткнулась своим божественным лицом мне в грудь, и я гладил другой рукой её длинные золотые волосы. Я знал, что девушка сделала свой выбор. Она поедет со мной на край света, туда, куда и я, и теперь мы будем с ней неразлучны. Потом замелькали новые картины: берега какой-то могучей реки. Я стою на палубе какого-то быстроходного бесшумного корабля в окружении двух девушек. Мы всматриваемся в дикую суровую природу края. На корабле много людей, все подавлены и насторожены. В голове мысли о будущем. В этот момент звуки музыки опять донеслись до моего сознания. И я увидел себя летящим на каком-то аппарате над бесконечными просторами какой-то южной лесостепи. По курсу поблёскивали в лучах тёмного Солнца какие-то озёра, выглядывали леса и отдельно стоящие деревья. И вдруг я увидел впереди какой-то знакомый комплекс строений. Стоящий в окружении садов на циклопической платформе необыкновенной красоты храм, рядом с ним второй! Летательный аппарат сделал над садами и храмами круг, и моему взору предстали две параллельные дороги, ведущие через сады к далёкому, еле видному на горизонте городу. Я знал о храме, знал о городе, знал обо всём, что видел! Через несколько секунд я ощутил себя идущим быстрым шагом по площади к каким-то ступеням. Сердце переполняла радость: по ступеням навстречу мне также быстро шли две девушки.