Страница 99 из 157
Но как между тем сообщник и товарищ его, Мировича, Апполон Ушаков, как то из своеручной в календаре Мировичевой записки видится, 23-го числа мая отправился из Санкт-Петербурга от государственной военной коллегии для отвозу денежной казны к господину генерал-аншефу, сенатору и кавалеру князю Михайле Никитичу Волконскому, то хотя та посылка ему весьма в том рассуждении противною и казалась, чтоб препятствием иногда их предприятию не послужила, но тем не меньше он ласкал себя оную столь споспешно отправить, что к отошествию Ее Императорского Величества из Санкт-Петербурга в Лифляндию для исполнения выше сего между ими условленного дела ему обратно поспеть.
Но как из Мировичева первого допроса, не меньше ж из копии учиненного брату Апполона Ушакова поручику Василью Ушакову допроса явствует, что он, Мирович, быв в последний раз в Санкт-Петербурге в половине июня месяца в квартере у брата товарища своего Апполона Ушакова поручика Василья Ушакова ж (который показал, что он, Василий Ушаков, действительно о его, Мировича, намерении и с братом его Апполон ом Ушаковым имевшем[ся] заговоре сведом не был и никакого в их согласии участия совершенно не имел и не знает), сведал от приехавшего обратно бывшего в команде частореченного Апполона Ушакова унтер-офицера, что он, Апполон Ушаков, утонул. То хотя сим приключением он, Мирович, верного и надежного своего друга и к желаемому предприятия исполнению надобного и полезного помощника лишенным себя увидал, и ко исполнению вышеписанных между ими к предприятию надобных установлений немалых затрудненнее находить и мог, но тем не меньше, по вкорененной в нем злости, злодейского своего намерения оставить себя не преодолел, но, напротив того, еще вяще подкрепляя, устремил сего злодейского предприятия в то же время и такими же способами, как между им и Апполоном Ушаковым установлено и выше сего упомянуто было, действительно в дело произвесть.
И хотя он, Мирович, в последний его в Санкт-Петербурге приезд по уведомлении о смерти товарища своего и старался наместника ему найти, но, о том остерегаясь незнаемым людям разглашать, оное оставил. Следственно, потому другого себе в том успеха, как выше изображено, и не имел. Однако и одного себя к приведению его предприятия на таком и ниже сего упомянутом основании, как то он и действительно произвел было, достаточным быть чаял. В чем, по всякой вероятности, в самом деле и предуспеть мог бы, егда б хотя не полным, но, однако, довольным своего намерения открытием определенного при арестанте капитана Власьева во всякой осторожности состоять не побудил.
Сколь же твердо еще и после смерти товарища его, Апполона Ушакова, намерение к исполнению его, Мировичева, предприятия в нем усилилось и сколь неотменно его в том устремительные мысли в нем пребывали, тому не токмо чинимые им разные записанные обещания засвидетельствуют, но еще и усильные желания чрез хитрые разговоры, испытывая духов, иногда себе такого ж скоро к его видам и намерениям склонявшегося помощника, какого то ему в Апполоне Ушакове удалось сыскать, старался. Сего дня, пришед в день Иоанна Крестителя, то есть июня 24-го числа, из крепости Шлиссельбургской в форштадт[162] оной, в квартеру Смоленского пехотного полку капитана Миллера и услышав к себе от тамо ж между прочих офицеров весьма в пьяном образе находящегося того ж полку капитана Василья Бахтина с дружеским к нему, Мировичу, изъявлением, сей вопрос: «Откуда ты приехал?» – и, отзываясь на то, он, Мирович, ему, что пришел из крепости Шлиссельбургской, где у коменданта и обедал, оный Бахтин ему, Мировичу, выговорил: «Что ты, брат, не весел приехал? Я знаю, что ты задумал, а коли смерть, так смерть!» – пошел на другой день к нему, Бахтину, в квартеру нарочно выведывать, может ли оный Бахтин к тому иногда склонным себя оказать и потому им, Мировичем, к своему намерению приведенным быть.
Но, не увидев от оного Бахтина ни малейшего отзыва и не приметив ни тогда, ни пред тем, ни после того никакого в нем к тому в его, Мировича, предприятиях согласного поступка, далее о себе в том ему открываться и искушать оставил, опасаясь, дабы как он, Бахтин, человек постоянный, добропорядочный, совестный и к отважным делам может столь же неспособным, как и не склонным, при дальнем его, Мировича, открытии о том донести и его предвременно в неоминуемую погибель привесть не мог.
А как вышеупомянутые капитаном Бахтиным в пьяном образе при дружеском изъявлении без всяких других видов произнесенные (между пьяных друзей не редко употребляемые уверения) речи, о коих как Мирович в дополнительном ответе на 178-й странице в 8-м, пункте, в котором паки его, Бахтина, он, Мирович, о неимении в предприятиях его ни малейшего сведения, наиторжественнейшим образом очистил, сам засвидетельствует, что тех речей никому слышно не было, и он, Бахтин, может и не помнить, что оные были ли в самом деле говорены или нет, еще не малейшего сумнительства, а меньше доказательством Бахтина в сем деле имевшего сведения; и что как по взятому об нем, Бахтине, как обыкновенном, так и особливом о постоянстве кондуите и поведении его Смоленского полку от господина полковника Римского-Корсакова аттестатам оказывается, что он, Бахтин, себя так, как честному дворянину и исправному офицеру надлежит, в поведениях своих содержит, а предосудительных и таких пристрастиев, кои б о непостоянстве и неосновательстве его засвидетельствовать могли, за ним не присмотрено, [то] в таком случае для минования ни прямо опороченного, ниже в справедливом сумнении состоящего невинного, честного человека, дворянина и офицера от преогорчениев ему, Бахтину, в том допросы оставлены. Паче и в том уважении, что хотя бы ему, Бахтину, в том и учинилися бы допросы, то все б от его собственных речей, своим мнениям и толкованиям кои всемерно не в противность, но в пользу и защищение его неотменно иметься могли, зависело б.
А как он, Мирович, как выше сего упомянуто, после смерти верного и надежного своего сообщника и товарища Апполона Ушакова, не взирая на то, что он на место его себе другого помощника, найти надежды не имел, непременно злодейского своего намерения в действо произвести день ото дня вяще утверждался и одного себя к произведению довольным почитал, то как уже отшествие Ее Императорского Величества из Санкт-Петербурга в Лифляндию 20-го числа июня месяца воспоследовало, и по его исчислению возвращение Ее Императорского Величества в скором времени быть имелося б, то как он во время того Ее Императорского Величества отсутствия свое злодейское предприятие действительно исполнить и совершить вознамерился, переписав вышеупомянутый манифест от имени Ивана Антоновича на одно свое имя, равномерно ж и от своего имени письмо, пред сим от его и Ушакова к Ивану Антоновичу писанное.
Хотя ему, Мировичу, очереди и не было, но вместо другого офицера в крепость Шлиссельбургскую на карауле с тем намерением стать домогся, чтоб во время того караула намерение свое всеконечно в действо произвесть. Почему июля 3-го числа, не имев тогда как из посторонних, так и из караульной команды себе сообщников или к предприятию его приглашенных, действительно на карауле стал с тем неотменным намерением, чтоб во время оного на карауле стояния ему то злодейское предприятие в дело произвесть.
Но на другой день того его на карауле пребывания, июля 4-го числа, то есть в воскресенье, часу в 10-м пополуночи, приехали в крепость Шлиссельбургскую из-за реки с форштадта четыре человека, в том числе трое офицерских рангов, а четвертый купец. Из коих он, Мирович, двух хотя не по имени знал, но показать мог и которые по сыскании оказалися быть, а именно: первый – канцелярии от строения полку капитан Загряцкий, второй – того же полку подпоручик князь Семен Чефарицев, третий – регистратор Василий Бессонов, четвертый – купец Шелудяков, кои тот приезд в крепости имели единственно, как того числа воскресный день был, к обедне, а отслушав оную, по зову коменданта у него обедали, где и Мирович был приглашен. А как он, Мирович, в комендантские покои пришел и во оных из приезжих князь Чефарицева увидал, то, учиня взаимственное поздравление, с ним вместе сошелся, где между посторонними разговорами оный князь без всякого Мировичева начинания сперва ему, Мировичу, вызвался тою речью: что здесь-де вить содержится Иван Антонович, о коем он, Чефарицев, будучи еще сенатским юнкером от сенатских подьячих разные обстоятельства сведал.