У

У меня своего рода профессиональная болезнь от бесконечных фильмов, которых я насмотрелся. У меня смешиваются жизнь и вымысел, хотя они и редко совпадают. Так, от любовной жизни я жду невероятно многого, иногда мои ожидания оправдываются, иногда нет.

И все-таки по натуре я оптимист. Я верю, что если мы возьмем все лучшее от поколения родителей и все лучшее от нашего, то кое-что у нас должно получиться. Во мне все время сидит мысль: как мало я еще сделал. Недостаточно вкладывал душу и так далее. Мне не хватает сопротивления. Все у меня идет как надо, но, по сути, я верчусь на одном месте. Это как если бы ты, играя в футбол, не считал голов. Как будто тебя это не касается. Нет у меня королевской мысли!

Эгиль об Эгиле.

Родился в тысяча девятьсот шестьдесят девятом в Нью-Йорке. Детство в разных районах Тронхейма. После развода родителей рос вместе с двумя сестрами у матери. Не скажу, чтобы у меня было счастливое детство. Я был сложным, погруженным в себя ребенком. Ощущал себя не таким, как другие, но ужасно боялся чем-то выделяться. Я был стеснительным, но смелел в толпе. На уроках был саркастичен и забавлял класс, наслаждался реакцией соучеников. Саботировал преподавателей. Меня страшно притягивало все недозволенное. Мы воровали и покуривали в лесу, после себя оставляли поджоги. Еще меня, помнится, очень занимали животные, в особенности хищники. Кроме того, футбол и коньки. Стен Стенсен. Это был первый герой, которым я восхищался. В старших классах я стал спокойнее, но никогда не относился к школе серьезно. Не учил уроков. Все предметы давались мне так легко, что раз плюнуть, не надо было даже пальцем шевелить. О старших классах у меня мало радостных воспоминаний. В целом со школой у меня не связано ничего хорошего. Разве что одно — я все время был тайно влюблен в какую-нибудь девочку из своего класса. Мне до сих пор тошно смотреть на школьные здания. После я перешел в гимназию во Франции, куда каждый год принимали некоторое число норвежцев. Тут я внезапно изменился, стал одеваться по-особенному, во все черное, соорудил себе эпатажную прическу, слушал депрессивную пост-панковскую музыку. Словом, обзавелся всеми прибамбасами альтернативной молодежной культуры восьмидесятых. Нас было там несколько таких ребят. Мы чувствовали себя особенными и выдающимися, презирали окружающее нас нормальное большинство, старательно изображали из себя богему, шатались по злачным местам, выпивали и плевали на все, точно нам и черт не брат. В сущности, я был просто самонадеянным щенком. В этом возрасте все по-своему сходят с ума. Богемная жизнь была для меня важнее школы. Я все чаще пропускал уроки и, не закончив и половины гимназического курса, вынужден был вернуться в Норвегию и здесь сдавать выпускные экзамены экстерном. Но задним числом то время вспоминается как очень счастливое. Возможно, я ностальгическая личность, но, как вспоминаю, душа радуется. Мы были тогда все молодняк, только что вылетевший из гнезда. Мы сами за себя решали, как нам жить, и все вокруг было так ново. Первый год мы жили в интернате, а дальше надо было самим подыскивать себе жилье. В это время я открыл для себя литературу. Я лелеял романтический миф о писателе как о поклоняющемся вину, бескомпромиссно посвятившем себя поискам истины художнике, носителе некоей непостижимой тайны, эпатирующем людей нарушением всех принятых правил. Но при всем том мой интерес был глубоким и искренним. Литература стала для меня откровением. Все стало на свои места, среди прочего я понял, что не так одинок в этом мире, как думал раньше, в нем есть люди, похожие на меня. Тогда я решил, что тоже буду писателем.

Учеба в университете не принесла с собой ничего особенного, я остался совершенно равнодушен к этому событию и изображал перед однокурсниками, что не понимаю их восторгов. Отчасти это объяснялось тем, что мои родители были научными работниками и такие слова, как «семинар» и «реферат», я с детства слышал в будничных разговорах. Поэтому никакого старания в учебе я не выказывал. Прогуливал лекции, откладывал экзамены, обязательную литературу прочитывал по диагонали. Я способен заинтересоваться любым предметом, но слишком нетерпелив, чтобы подолгу что-нибудь изучать. Если что-то не захватило меня сразу же, я становлюсь безразличным. Может быть, это самые худшие из моих свойств. Я ленив и недисциплинирован и склонен выбирать самые легкие пути. Я слишком редко берусь за что-нибудь новое, не умею брать усидчивостью там, где не удалось схватить с наскоку. Сейчас у меня в кармане несколько свидетельств о сданных экзаменах, но я ни в чем не чувствую себя компетентным специалистом. То есть я занимаюсь литературой и знаю свой предмет, но обязан этими знаниями не университету. Во всяком случае, я предпочитаю думать, что они нахватаны откуда пришлось, что я дошел до них самостоятельно. Карьеристом я вообще-то никогда не был. У меня всегда были чисто творческие амбиции. Они появились еще в отрочестве, но так и остались нереализованными. Мне всегда не хватало дисциплины и терпения довести что-то до конца. Кроме того, я слишком высоко мечу и никогда не бываю собою доволен. От природы я одаренный человек, но на практике никуда не годен. Я всегда только мечтал, но ничего не осуществил. Оглядываясь назад, я чувствую, что толком ничего значительного не сделал. И если уж подвести итог своей взрослой жизни, это и близко не стоит с тем, о чем я мечтал десять лет назад. Учеба там и сям, несколько мест работы, города, квартиры, любовницы, друзья, — все в целом составляет длинный ряд фрагментарных попыток, без единого плана и руководящей линии. Но что поделаешь — что есть, то есть! Может быть, то, что я говорю, звучит пессимистично. Однако я слепо верю в любовь. А это уже кое-что.

Эвен об Эвене.

Родился в тысяча девятьсот семьдесят седьмом. Детство прошло в Сверресборге в Тронхейме. Отличное место для детства! Полно ребятни. Оставшиеся с войны бункеры, пещеры, озера, ручьи, поле для гольфа, футбольные поля. У нас было все. Неподалеку от школы стояли заброшенные фабричные корпуса. Повсюду валялись шестеренки. Чем тебе не Эльдорадо! К школе я хорошо относился. Гордился старинным, красивым зданием, хотя учеба меня увлекала меньше. Я без особых усилий хорошо учился. Все мои интересы сосредоточивались вокруг свободного времени. Не то чтобы я был уж очень непослушный, но на уроках болтал порядком. Вообще-то я был застенчивым и неважно играл в футбол, но любил смешить других, чтобы они на меня смотрели.

(Здесь необходимо отметить, что футболист из Эвена был совсем никакой и команда, в которой он играл, имела жалкий вид. Поскольку пишущий эти строки — его брат, то, естественно, я обладаю гораздо большей информацией, чем та, которую он сам пожелал о себе сообщить. Может быть, это несправедливо, но так уж устроен мир. Однажды Эвен вместе со своей командой отправился в Швецию, сыграть матч с одной из тамошних команд-лилипутов. Приехали и проиграли со счетом 1:13, причем их единственный гол был забит противниками в собственные ворота. После этого Эвен доказал, что он научился что-то соображать, так как с тех пор бросил футбол. В возрасте восьми-девяти лет он уже понял, что на свете есть вещи и поважнее футбола. Кому-то для таких умозаключений требуется гораздо больше времени, а кое-кто так никогда до них и не дорастает.)

Фрёкен учительница меня любила. Теперь вон всех учителей с самого первого класса называют учителями, а у нас еще была учительница, которую мы называли фрёкен, и она меня любила. Может быть, она вообще всех любила, не знаю, но благодаря ей ходить в школу было для меня удовольствием. Однажды она устроила нам соревнование по умножению, кто скорей скажет ответ. Она давала примеры со страшной скоростью, и кто не мог дать ответ, должен был садиться. По моим воспоминаниям, это продолжалось несколько часов. Дома все удивились, узнав, что у меня так хорошо идет устный счет, но весь интерес у меня пропал, когда кончились упражнения на умножение и деление в уме. Я не мог понять, зачем мне теперь это нужно. Родители у меня были заботливые и внимательные, они объясняли мне непонятное и старались заинтересовать. Это очень повышало интерес к учению. Я никогда не стремился быть первым. Не видел в этом смысла. Я следил за тем, чтобы у меня были хорошие отметки, позволяющие поступить туда, куда хочешь. И в результате оказалось, что я набрал ровнехонько столько баллов, сколько нужно, ни на одну десятую сверх. Просто идеально! Я был очень доволен. В гимназии в общем и целом было неплохо, но ужасно много лишнего труда. Всякие там ненужные предметы. Однако хорошее окружение, и народ подобрался ничего. Школа находилась в центре. И рядышком кафе. Кафе — это неплохо. Я всегда хотел поступить в университет. Насчет этого даже не возникало вопроса. Я решил начать с истории. Но теперь как-то не знаю. Пока плыву по течению. Может быть, выбрать что-то связанное с радио? Может, стану журналистом. У меня нет руководящего плана. Но меня это не беспокоит. Студенческие годы — сама по себе вольготная жизнь.