У

Может быть, я еще что-то построил?

В детстве, когда был еще маленький, строил шалаши на деревьях. Два или три шалаша.

Ну и кое-какие мелочи на уроках труда. Доски для нарезания хлеба. С красиво выжженным моим собственным именем. И плоскую вазу в форме капли. Чтобы выдолбить ее стамеской, потребовалось полгода. В конце концов я продолбил ее насквозь. Учитель труда, человек, наделенный несокрушимым терпением, поняв, что больше от меня ничего не добьешься, подклеил под дырку дощечку, чтобы я мог долбить дальше. На эту вазу у меня ушло столько времени, что я так и не успел приняться за ножку для лампы, над ней давно трудились остальные ребята. Мне так и не пришлось выточить ножку для лампы. До токарного станка я не дошел и только проклинал стамеску.

Еще модели самолетов. Я делал модели самолетов. Из бальсы и стекловолокна.

Вот что я построил. И это все. Достаточно ли этого? Думаю, что нет. Я чувствую беспокойство. Надо что-то создать.

Ничего из мною построенного не принесло ощутимой пользы обществу. С экономической точки зрения результат нулевой. Все мои изделия ничего не прибавили к валовому национальному продукту. До этого мне так далеко, что и говорить нечего. Для меня и моих близких эти вещи, конечно, что-то значили. Из деревянной вазы получился подарок. Но общество от этого не получило ровно никакой пользы.

Ну а Норвегия? Кто построил Норвегию?

Кто-нибудь, может быть, скажет, что ее создал Бог. Но я не верю. Кто в наше время верит в Бога? Наверное, мало кто. Естественно, я признаю, что есть вещи, которых я не понимаю, существуют явления, которые мы никогда не сможем понять и объяснить. Но Бог? Это упрощение. Норвегия, страна Норвегия, построилась сама. Лед и вода, и время воздвигли Норвегию. И ветер. Этот процесс по-прежнему продолжается. И от нас он мало зависит, ни убавить, ни прибавить мы тут ничего не можем.

А вот как насчет обустройства? Как насчет разных систем?

Над этим поработали люди. Мужчины и женщины. Те тысячи тысяч людей, что жили до нас, и, разумеется, многие из ныне живущих. Люди задавались вопросами, соображали, прикидывали так и сяк, ошибались. Брали себе в помощники время. Понемногу учились разбираться, что к чему. Научились рубить лес. Плотничать. Доить коров. Сеять хлеб. Ловить рыбу. Придумали законы и правила. Постепенно все становилось на свое место. Откуда-нибудь являлись новые идеи. С континента. От предшествующих цивилизаций. Из чужих земель. До многих светлых мыслей народ доходил своим умом. По озарению, благодаря удачным ассоциациям. Это ведь все, что требуется. Этого достаточно. Естественно, какие-то идеи, неудачные, себя не оправдывали. От них отказывались. Зато удачные — люди развивали и улучшали. Улучшение совершалось непрерывно. Из всего наличного люди всегда старались извлечь самое лучшее. Дистиллировав идею, люди передавали ее в следующие руки. Люди передавали друг другу знания. От поколения к поколению. Вот этому я тебя научу, ты попользуешься моим знанием годков пятьдесят-шестьдесят, а потом передашь его своим детям. А если ты попутно изобретешь что-то новое, вреда не будет. Таков был припев к этой песне. А потом человек, хлопнув по плечу молодого преемника, отступал в сторонку. И исчезал. Он был уверен, что дело понемногу движется и идет вперед. Медленно-медленно. Но все время вперед.

Люди строили и строили. Дома росли один за другим. И дороги. Тысячи миль дорог. Люди поднимали целинные земли. Пахали и пахали. Сплавляли лес, строили плотины, прокладывали рельсы, воздвигали фабрики и строили морские суда. Люди убирали камни с полей. Взрывали скалы. Вдоль и поперек покрыли страну проводами. Проложили чертову уймищу туннелей. Наобучали себе врачей. Врачей в первую очередь! Чтобы другие люди всегда были здоровы и могли строить дальше. И инженеров. Наставили мачт для линий высокого напряжения. Люди от века устанавливают вес и меру вещей. Ведут биржевую котировку. Носят военную форму. Люди пашут и сеют. Каждый год пашут и сеют. Пшеницу, ячмень, картошку. Люди наблюдают за погодой. Как же без этого! Погода всегда нестабильна. И снова уборка урожая, и снова пахота. Нефть. Люди нашли нефть и стали откладывать в банк деньги.

Кто-то трудился, чтобы поставить на ноги нашу страну. В этом нет никакого сомнения.

Кто-то вкалывал до седьмого пота, не жалея сил.

Я только что побывал в гостиничном баре, чтобы купить себе пива. Там в полном разгаре было веселье. И это в будний-то день! Приехал с экскурсией полный автобус пенсионеров из Трёнделага. Все нарядные. Кто-то играл на аккордеоне, и пенсионеры танцевали. Я смотрел. Старики иногда бывают так хороши! Они так славно веселятся! Я увидел, что уж они-то свое отстроили. Сейчас они могут отдохнуть. Отдохнуть с чистой совестью. Они уже построили свои дома. Делились друг с дружкой хлебом и суррогатным кофе. Насобирали, сколько им было положено, голубики и морошки. Не подвели товарищей, когда надо было дружно подставить плечо.

А вот я, двадцатидевятилетний Эрленд, живущий в Норвегии, на родине богатырей, не подставлял плечо в общей работе. Мне рано отдыхать. Мое дело строить. То, что мне предназначено строить, еще не построено.

Куда ни глянь — сплошная инфраструктура! А мой вклад — одна-единственная стенка.

Семнадцать квадратных метров норвежской стенки.

Нечто подобное я пережил, когда отправился из Осло в Трюсиль, чтобы заступить на должность и приступить к выполнению обусловленных контрактом обязанностей, как я называю эту работу. В четверть шестого я был уже на ногах. Оказалось, это возможно! И вот в шесть часов я выехал из Осло. Я-то думал, что буду ехать по пустынной дороге. Ан нет! Навстречу мне двигался непрерывный поток машин. В шесть утра! Я призадумался: куда это они все? Господи! Куда катит ни свет ни заря столько машин? И тут меня осенило, что это же те, кто перевозит грузы. Норвежские перевозки! Транспортировка ВНП! Они встают на заре и разъезжаются спозаранку туда, куда надо доставить груз. Напрасно я убеждал себя, что сегодня какой-то особенный день. День был самый обыкновенный. Понедельник. Вероятнее всего, можно предположить, что во все остальные дни люди тоже встают рано и отправляются в путь. Разумеется, такое предположение требует соответствующей проверки и подтверждающих фактов, но я не могу исключить, что все эти люди ездят по дорогам и во вторник, как и в остальные три дня недели, которые входят в так называемую рабочую пятидневку. Сам я никогда не имел постоянной работы. Конечно, я бы мог найти такое место. Дело не в этом! Ведь я получил образование и кое в чем разбираюсь. Но мне больше нравится, когда я сам по себе. Такой уж я человек! Мой пенсионерский коэффициент составляет 5,6. У кого-то он, может быть, и выше. Не знаю. Однако потрясение при виде того, сколько народу встает так рано, было велико. Семь часов или половина восьмого — тоже раннее время. Но чтобы в шесть! Уж это, по-моему, вообще черт-те что. Что до меня, я встаю так рано только два-три раза в год. Когда надо успеть на поезд или что-то вроде. Но чуть попривыкнув к этой мысли, я нашел, что это же здорово. Вот и я тоже встал! Я тоже не сплю. И тоже веду машину, как все добрые люди. Правда, я ехал в противоположном направлении, но откуда же им знать, что я не везу какой-нибудь нужный груз! На короткое время я стал одним из них.

Я не уверен, что хорошо усвоил все, что нужно, из наследия предшествующих поколений. Если сейчас черед за мной, то я не знаю, что и делать. А вот настал ли мой черед? Откуда мне знать, мой нынче черед или нет? Никто не просил меня подставить плечо. Если я вдруг заболею, это вряд ли заметно скажется на валовом национальном продукте. Я ничего не решаю. Я здесь живу и просто стараюсь быть не хуже других. Смотрю, что бы мне такое построить. Ну что же мне строить? Все уже сделано до меня.

А что такого построили мои друзья?

Боюсь, и у них не найдется ничего, чем можно особенно похвалиться. Один из моих знакомых построил хижину в Сёрланде. В ней он провел лето. Другой создал киноклуб. Киноклуб работает неплохо. Люди ходят туда и смотрят кино. Им нравится. Девушка, которую я немного знаю, открыла кафе. И, насколько мне известно, продолжает в нем работать.