Страница 54 из 62
Легче понять индивидуальность и жизненную силу нормандского народа, увидев новые черты, которые привнес его приход в Англию в английский характер. Иногда стоит вспомнить об этом. Норманн времен Завоевателя уже был хозяином мира. Сковывали английскую жизнь местные интересы и недостаток единства. Можно обнаружить почти племенные черты в завистливых устремлениях герцогов, недостатке симпатии или братства в отношениях между различными районами острова. Графы Вильгельма управляли лишь отдельными графствами, и рост их независимости был невозможен. Огромным благом для его новых владений стала тщательно продуманная система законов. Если продолжить знакомство с его правлением (твердым и жестоким, как может показаться), то оно больше похоже на твердость хирурга, чем на жестокость палача. Присутствие норманнов среди других наций казалось раздражающим, но столетия, которые пролетели с тех пор, сгладили оставленные шрамы, а стимулирующее воздействие их энергии, горячих амбиций помогло остальному миру сделать шаг вперед.
Оценивая поступки воинственных норманнов и их последствия, не стоит забывать их молящихся собратьев, которые стояли с ними плечом к плечу, также становясь хозяевами английских земель, и не покладая рук работали на новых местах. Мы должны быть благодарны им за набожность и образованность, за церкви, которые они основали, хотя и высмеиваем их жадность, чрезмерное внимание к земным заботам, скрывающиеся за монашескими одеяниями. Ланфранк стал епископом города Кентербери, и, где бы ни развевались знамена Завоевателя, где бы ни добивался он устойчивого положения, по мере того как прилив его военизированного правления то отступал, то надвигался, везде он строил церкви и монастыри. Особенно он заботился об аббатстве с высокими башнями, которое было воздвигнуто на том месте, где Вильгельм сбросил флаг Воина и водрузил знамя Трех львов Нормандии, и посвящено Великой битве.
Прежде чем пойти далее, проследим за возвращением короля домой, в свое герцогство, весной после его первой зимы в Англии. Трое англичан сопровождали его королевское величество — графы северных провинций Эдвин, Моркер и Уолтхоф. Догадываясь, что за этим скрывается нечто большее, чем просто комплимент, они не спешили начать открытую ссору, которой Вильгельм старался избежать. Не было ничего опаснее в этом неопределенном состоянии Англии, чем оставить ее с непокорными вождями, которые могли составить заговор во время отсутствия Вильгельма. Кроме того, неплохо было бы показать неотесанным островитянам великолепие нормандского двора.
Нормандские хроникеры нечасто соглашались допустить, что Англия была в чем-то на равных с их герцогством. Однако, описывая триумфальное возвращение Вильгельма, они теряют бдительность и восторженно повествуют о золотых и серебряных изделиях, которые он привез с собой, и великолепных вышивках, гобеленах и подвесных украшениях, церковных одеяниях, хотя позднее стараются поразить воображение читателя языческим убожеством общественной жизни за Ла-Маншем, которому должно было положить конец внедрение христианства. Церковь за церковью богато одаривались трофеями, а личная церковь Завоевателя, храм Святого Стефана в Кане, получила больше всех. Кроме английских богатств, мы не должны забывать и о том, что привез Гарольд Хардреда для снабжения всем необходимым столь желанного для него королевства. Есть предание об огромном слитке золота, добытом им в восточных походах, таком тяжелом, что двенадцать сильных молодых мужчин с трудом несли его. Эдвин и Моркер из Нортамберленда, должно быть, смотрели на все это с грустью.
Каким бы предубежденным ни было отношение англичан, у норманнов были все основания гордиться своим седьмым герцогом. Он значительно увеличил их владения, и они действительно гордились им, когда он вновь ступил на нормандскую землю. Это было время Великого поста. Весна еще не вступила в свои права, но все выглядело, как во время летних праздников: люди толпами приходили из отдаленных районов страны в города, через которые должен был пройти Вильгельм. Это возвращение походило на праздники времен Великой Римской империи. Благодарные крестьяне протискивались вперед, чтобы увидеть вождя. (Мир не забывает оказывать почести великим воинам и завоевателям.) В Руане герцог встретил жену, и это был лучший момент. Матильда мудро правила Нормандией в течение пяти или шести месяцев его отсутствия вместе со старым Роджером Бомоном в качестве главного советника.
Королевская процессия во всем великолепии проходила от церкви к церкви и от города к городу по всему герцогству. Английские трофеи казались неистощимыми удивленным зрителям, и те из них, кто нашел повод остаться дома, когда была нужда в их луках и копьях, теперь готовы были, кусая локти, следовать за доблестными соотечественниками. Вильгельм не мешкал в том, чтобы показать цену новых владений: чем больше его людей будет в Англии, тем лучше, поскольку она может оказаться слишком ненадежной. Он провел много тайных совещаний с Ланфранком, который был его главным советником и сторонником вторжения. Священник — государственный деятель кажется чуть ли не более великим, чем воин — государственный деятель. Много свершений того времени произошло по совету Ланфранка, но никто лучше этих двоих не знал, что покорение Англии находилось в начальной стадии, и, когда смолкал шум криков на улицах и звезды светили над Каном, проходили длинные основательные совещания.
Похоже, ни один из городов Нормандии не связан так с теми днями, как Кан. Проходя по его улицам мимо высоких церковных башен и домов под остроконечными крышами, легко вообразить, как возрождается знаменитое старое поколение норманнов, чтобы заселить его рыцарями, священниками и поэтами минувших дней. Можно представить, что герцогиня Матильда, может быть, жива и занимается делами своего аббатства Святой Троицы, своим любимым поселением монахинь. Люди в восхищении воздают ей почести, с любовью глядя на нее, когда она со свитой проходит по улицам. Кан процветает и веселится. "Большой, сильный, полный торговцев различных мастей; богатые горожане, благородные дамы, девушки и прекрасные церкви", — годы спустя напишет о нем г-н Фрассарт. Даже сейчас можно, поддавшись искушению, поверить, что видишь те же поля и сады, дома и слышишь те же колокола, что и Вильгельм Завоеватель, после того как стал королем Англии.
В Байе также сохранилась часть древнего города. Там, где норманны устроили свое главное убежище, — в Руане или в Фалезе можно вызвать историю к жизни. Возможно, именно в то лето в Байе началась работа над знаменитым гобеленом, возможно, группа английских гостей, некоторые из благородных дам, искусных в "английской работе" с тонкой шерстяной пряжей и холстами, была привлечена епископом Одо, чтобы начать этот "документ из шерстяной материи", который, как ничто иное, сохранил историческую правду о завоевании Англии. Одо намеревался украсить им новую церковь, оставив свидетельства собственного участия в великой битве и того, что ей предшествовало — клятва Гарольда, его неверность, право Вильгельма на корону.
В рисунках просматривается итальянская манера: фигуры едва походят на англичан или норманнов в том, как стоят или жестикулируют на грубых изображениях. Более поздняя история связывала работу над этими 1500 фигурами с Матильдой и ее фрейлинами, как дань доблести Завоевателя, однако существует множество свидетельств обратного. При более внимательном изучении гобелена сама идея о том, что герцогиня и ее дамы работали над гобеленом, читая молитвы, в то время как армия направлялась в Англию, кажется неправдоподобной. Тем не менее среди всего наносного предания иногда содержат крупиц истины. Нет ранних свидетельств истории появления этой работы, и о ее исторической ценности заявил только в 1724 году один французский антиквар. Ее яркие шерстяные нити еще сохраняют цвета на полосе льняной материи шириной в двадцать дюймов и длиной более двухсот футов. Есть сведения, что Одо передал гобелен Совету при епископе в Байе и он мало пострадал от разрушительного действия времени.