Страница 43 из 62
Любимым оружием внуков пиратов были горящие головни. Армия Вильгельма пронеслась по городу, когда враги, одуревшие от обжорства и пьянства или измотанные совершенными накануне набегами, еще спали. Просыпаясь, они обнаруживали, что их дома в огне, трещат от жара крыши; ослепительный свет сводил с ума, сея хаос. Повсюду в клубах дыма разносились вопли обреченных. Норманны, не дрогнув, убивали, жгли, загоняли врага обратно в горящие дома, выставив крепких часовых по сторонам улиц. Французы отчаянно сопротивлялись: с раннего утра до вечера продолжалась яростная сеча, и к ночи большинство захватчиков были разрублены на куски. Убитые лежали рядами вдоль улиц, и их тела валялись повсюду на прилегающих к городу полях. "Пощадили только тех, кто мог заплатить огромный выкуп. Многие нормандские воины, вплоть до самых низших по званию, увели с собой французских пленников, многие двух-трех великолепных боевых коней с богатой сбруей. Во всей Нормандии не осталось ни одной тюрьмы, которая не была бы заполнена французами"(Фримен. "Завоевание Англии норманнами"). И все это — практически без потерь для норманнов — так говорят хроники. В тот же вечер новость дошла до Вильгельма, и он горячо благодарил Бога за это. Похоже, только бог войны мог быть близким и желанным властелином для этого солдата — лорда Нормандии.
Победителю еще предстояло встретиться с другим врагом. Еще оставалась королевская команда, которую надлежало покорить. И это, похоже, можно было сделать без резни. Наступила ночь, и Вильгельм уговорил Ральфа Тоснийского, сына того самого Роджера, который стремился получить испанское королевство и был его врагом в свое время сообщить французам нерадостную для них новость. Лагеря обоих полководцев находились не очень далеко друг от друга, и было еще темно, когда Ральф прибыл на место. В темноте он подобрался к шатру, где отдыхал король, и с первыми лучами света в шатер ворвалось: "Проснись, проснись ты, француз! Ты спишь слишком долго, иди хоронить своих друзей, которые лежат мертвые в Мортемере". И никем не замеченный ускользнул прочь, пока перепуганный король и его свита обсуждали ужасное известие, которое вскоре подтвердилось.
Все войско охватила паника: теперь уже было не до Руана или других нормандских городов. Скорее в Париж! И король спешно двинулся в обратный путь. Их никто не преследовал, и скоро он и его графы были уже дома, в безопасности размышляя о неудавшейся кампании. Мастерство не так благородно, как мужество, но оно много раз служило норманнам, и это была славная победа Вильгельма: хотя не было пролито ни капли крови, король был изгнан из страны. Норманны любили повеселиться; можно представить себе, как они рассказывали о том, как в пух и прах разнесли половину вражеской армии, отделавшись царапинами, и обратили вторую половину войска в бегство звуком мрачного голоса Ральфа Тоснийского в ночи. После этого все еще случались стычки вдоль границ, но уже не было легионов французских графов; для защиты от посягательств королевской крепости в Тилье был построен замок, его командующим был назначен Вильгельм Фитц-Осберн. В графстве Мен была организована операция против южного замка в Амбрене при поддержке Жоффре Мартелла и в некотором смысле нежелательного принца Бретани. Однако когда Вильгельм поспешил на помощь, то осаждавшие обратились в бегство, за исключением лорда Мена, который был схвачен, брошен в тюрьму и находился там до тех пор, пока не признал себя вассалом герцога.
После этого в Нормандии прошло три мирных года. Страна окрепла, и в ней был наведен порядок. Знаменитый вечерний звон Вильгельма(сигнал для гашения света (ист.). — Прим. перев.) оказался весьма эффективной политической мерой: в зимнее время в восемь часов вечера в каждом доме гасили огни (летом — после захода солнца), и люди должны были находиться в своем жилище под угрозой страшного наказания. Он был строгим, но в основном справедливым правителем, этот сын не признававшего законы Роберта. Он поддерживал бедных землевладельцев и вдов, и его в одно и то же время боялись и уважали. В те годы он уделял много внимания церкви, и в силу личной неприязни сместил с поста архиепископа герцогства своего дядю Могера.
Была еще одна битва, которую по значению можно сравнить с двумя другими знаменитыми сражениями — при Вал-и-Дюне и Гастингсе. Это битва при Варавилле против французского короля и его ангулемского союзника, которые вбили в свои глупые головы, что могут безнаказанно совершить набег на владения герцога.
Они разграбили Байе и Каи так же, как и окружающие территории, и собирались совершить рейд к морю, чтобы показать Незаконнорожденному, что тот не может запереть их на своей территории и трясти перед ними ключом. Вильгельм наблюдал за ними, как кот за мышью, позволив событиям идти своим чередом. У него хватило терпения смотреть, как захватчики грабят и сжигают урожай, он позволил им жить в своих городах, а королю держать временный двор в прекрасном новом аббатстве в Бессине, пока каждый вражеский солдат не начал думать, что испугался мыши и что все норманны — трусы. Затем последовал стремительный яростный выпад, и когтистая "лапа" нанесла мощный удар. Нет печальнее рассказа о войне, чем эта битва при Варавилле!
Норманский лучник
Французы, нагруженные награбленным добром, намеревались вброд пересечь реку Див. Со стороны Варавилля были болота, а за рекой, неподалеку, тянулись холмы, от берега реки Див до богатого Лиса. Французы, намереваясь начать очередное предприятие, направились в Лис. Этого момента и ждал Вильгельм: часть армии под командованием короля пересекла реку и начала подъем. Арьергард, тяжело нагруженный добром, был уже на другой стороне реки, когда произошла прискорбная неожиданность. Вильгельм с отрядом наскоро обученных войск выдвинулся со стороны Фалеза; он собрал в свою армию крестьян со всей округи, вооруженных чем попало. И они были полностью готовы напасть на французов.
Атака была подобна стремительному разрушительному приливу, и французы не могли исправить свою ужасную ошибку. Их армия была разделена на две части. Король в отчаянии наблюдал с вершины, на которую так необдуманно забрался, как смертельный шквал нормандских стрел обрушился на его армию. Острые наконечники сыпались сверху; несчастные французы сгрудились на обрывистом берегу, где не было никакого укрытия. Лучники стреляли в них, крестьяне добивали их цепами и косами, они падали в стремительный поток, корчась в муках, и река уносила их прочь. Ни одного человека не осталось в живых в разделенных французских войсках, и у норманнов хватило людей, которые хорошо ориентировались в болотистых местах, для того чтобы преследовать и ловить тех, кто пытался спастись бегством.
Бедная Золотая лилия Франции! Так она сгинула в трясине на берегах реки при Варавилле. Это была скорее резня, чем битва, и дух Генриха был сломлен. В одной из хроник говорится: "С тяжелым сердцем, он никогда больше не брался за копье или щит". Во времена его правления экспедиций против Нормандии больше не предпринимали, он попросил перемирия и отдал взамен замок в Тилье. Таким образом, крепость вновь вернулась к своим полноправным хозяевам. Через два года Генрих умер, будучи старым человеком, и можно вполне уверенно сказать, что и разочарованным. Жоффре Мартелл также умер. Это случилось в 1060 году, когда король Англии Гарольд впервые посетил Нормандию, — это был достаточно неудачный визит, как показало время. Его целью частично было оценить политическую ситуацию в Галлии, но если он стремился привлечь на свою сторону соседей герцога, как полагали некоторые, то не мог выбрать более неподходящее время. Если он желал добиться поддержки, если в будущем Вильгельм проявит себя врагом Англии, то явно опоздал: те, кто, наиболее вероятно, могли бы его послушать, были уже вне досягаемости людских интриг, и их смерть способствовала росту могущества Вильгельма, а не оспаривала его.