Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 26 из 62

VIII. Юность Вильгельма Завоевателя

Героизм славных сердец со временем ослабевает, но стремление бороться, искать и не сдаваться остается.

Теннисон

В ряду вошедших в историю личностей был человек, знаменитый тем, что, похоже, более, чем кто-либо другой, олицетворял свою нацию, являясь символом норманнской прогрессивности, твердости и доблести. Он не просто замечательным образом выделялся среди соотечественников, но был одним из величайших людей и правителей. В мировой истории не было более деспотичного повелителя, и это способствовало тому, что он стал властелином могущественной и в какой-то мере безрассудной нации, собравшей великие богатства и овладевшей огромными территориями. И все это могло бы выскользнуть из его рук до того, как он достиг зрелости, если бы не железная хватка, быстрота и храбрость, с которыми он противостоял испытаниям. Г-н Джонсон пишет: "Он был рожден для того, чтобы сопротивляться, чтобы возбуждать человеческую зависть и пробуждать скрытую враждебность лишь затем, чтобы с триумфом подняться надо всеми и показать человечеству результаты работы, которых может достичь один человек — человек твердых принципов и решительной воли, который ставит перед собой определенную цель и идет к ней, не сворачивая, твердым шагом. Он был человеком, которого опасались и уважали, но никогда не любили, избранным, кажется, самим Провидением, чтобы расстроить принятое нами заключение и, противопоставляя себя народным героям, сокрушая их и национальные симпатии, доказать нам, что прогресс наций требует чего-то большего, чем просто популярность, чистота и красота характера, а именно: способности хорошо продумывать свои планы и силы воли, чтобы их осуществлять, перестраивая отжившие институты и политическую жизнь государства. Будучи незаконнорожденным, не имея титула своего герцогства, обладая лишь завещанием своего отца, оставшись в юном возрасте с несколькими друзьями и множеством врагов, жестоким соперничеством дома и завистливым верховным владыкой, лишь радовавшимся при унижении своего вассала, он постепенно пробивает себе путь, приобретает герцогство и преодолевает соперничество в том возрасте, когда большинство из нас находятся еще под присмотром воспитателей и попечителей; он расширил свои владения далеко за те пределы, которые ему передали предки, а затем, покинув родную землю в поисках других завоеваний, благодаря своей неотразимой энергии покорил другое королевство. И, что особенно странно, обеспечил себе всеобщую поддержку в своей агрессии, как если бы, будучи незаконно обиженным, добился восстановления в правах. Действительно, у норманнов не было лучшего представителя их необыкновенного могущества".

Вильгельму было семь лет или чуть больше, когда отец оставил его, отправившись в паломничество. Его положение было отчаянным и жалким, и уже с детских лет ему приходилось страдать от неприязни к себе. Ни справедливость, ни верность своему слову, ни неожиданная снисходительность — ничто в его характере не способствовало завоеванию и удержанию дружбы, хотя он был настоящим лидером, руководителем и заслуживал честной преданности, а не оказываемого ему из страха почтения. Его правление было действительно правлением силы, но следует заметить, что в безнравственный век он отличался чистотой и сдержанностью. То, что он не сделал ничего плохого, не дает оснований называть его добрым, поскольку хороший человек — тот, кто творит добро. Однако его аскетизм помогал голове быть ясной, а рукам — крепкими, позволял ему всегда быть начеку, в то время как другие демонстрировали глупость, так что снова и снова он мог воспользоваться любыми преимуществами и завладеть ключом к успеху. Когда был жив его отец, бароны неохотно выказывали герцогу уважение, и в этом было что-то родственное мрачной уступчивости, которой они не избежали. Герцог Бретани Алан оправдывал оказанное ему доверие и всегда контролировал любые раздоры, предотвращая заговоры против своего подопечного. Старая неприязнь между ним и Робертом была забыта, но в результате Алана все же отравили. А со смертью Роберта, ставшей сигналом к восстанию знати, жизнь Вильгельма в течение десятилетий находилась под угрозой. Он никогда не оказывал почтения королю Франции, но длительное время и ему никто не воздавал должного; бароны считали ниже своего достоинства демонстрировать преданность и порой, казалось, полностью забывали о существовании молодого герцога, в жестоких ссорах убивая людей своего круга. Мы находим упоминания о Вильгельме Талвасе, по-прежнему заклятом враге незаконнорожденного сына Ричарда. С ним связаны многие заговоры и раздоры, и он, похоже, твердо решил, что его проклятие сбудется. Это стало целью его жизни. Дворы Монтгомери и Бомона были связаны с ним анархией и предательством, именно из-за злобной ненависти Монтгомери погиб верный Алан. Сам Вильгельм чудом избежал смерти, в то время как некоторым его друзьям повезло меньше.





Все они находились в хорошо укрепленном замке Водре, месте, хорошо известном потомкам Лонгсворда, ведь это был дом Сперлинга, богатого мельника, за которого вышла замуж Эсприота. Об этой крепости говорили, что она была местом многих преступлений, но герцог Роберт готов был поставить на карту славу замка и доверил своего мальчика его стенам. Никогда эти стены не знали более черного злодеяния, которое было совершено, когда Вильгельму было всего двенадцать лет; тогда в его комнате был заколот ножом во сне один из его приятелей. Нет сомнения, что Монтгомери, нанесший жестокий удар, был уверен, что убил молодого герцога, и поэтому удалился удовлетворенный содеянным. Но Вильгельм спасся: его увезли и спрятали в крестьянской хижине, в то время как убийства его друзей продолжались. Страна кишела его врагами. Население Котантена, всегда более скандинавское, чем французское, приветствовало возможность получения независимости, и худшая сторона феодализма начала решительно отстаивать свои права. Человек против человека, высшее сословие против низшего, крестьянин против солдата — кровавые ссоры разгорались всё сильнее и разрушали все вокруг подобно ужасной эпидемии. В феодальном государстве было достаточно причин для волнений, которые вызывались повсеместными беспорядками, не говоря уже о правах нежелательного молодого претендента на герцогство. Интересно наблюдать, как в общественном сознании уживались противостояние феодальной системе и верность идее наследственной монархии. Даже Великий Гуго, король Франции, задолго до описываемых событий руководствовался этой идеей в своем стремлении использовать шанс для захвата трона. И хотя огромная империя Карла Великого на протяжении длительного времени подвергалась грабежам и разделам, там все еще существовала тяга к стабильности и порядку, к идеальной монархии.

Норманнский пахарь

Французскому народу пришлось пережить тяжкие испытания. Но не только из-за войн и волнений он ненавидел своих правителей (поскольку эти факторы иногда улучшали его положение — часто именно войны и волнения являются единственным путем к миру и спокойствию). Люди страшились самой природы феодализма и его политической мощи. Он, похоже, крепко держал их, делая невольниками, запутывая в своих сетях и сковывая кандалами. Феодальные лорды были мелкими князьками и лишь в незначительной степени деспотами. Их связывали определенные узы и вассальная зависимость, но в то же время они были абсолютными хозяевами своих владений. Их подданные, много их было или мало, находились под их прямым контролем. При абсолютных монархиях большое население и обширные территории сами по себе уже служили гарантами безопасности и спокойствия для средних и низших классов, поскольку это давало возможность собрать большую армию, и все же многие подданные не чувствовали ответственности за происходящее. При феодальной же системе таких шансов не было: лорды всегда вели войны и болезненно строго следили за своими ресурсами. Все жители должны были принимать участие в предприятиях своего хозяина, и подданных постоянно грабили и заставляли работать не покладая рук. Даже если хозяин какого-либо владения не имел личных мотивов для ссоры, его вполне мог призвать сторонник или союзник выступить на его стороне против другого. В государстве, где правили сенат или духовный совет, правление было менее капризным. Даже в те дни разные клики, добиваясь благосклонности, обещали различные блага. Что касается феодальных лордов, то они были полными хозяевами на своих территориях и могли делать все что хотели, не спрашивая ни у кого совета или согласия.