Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 41 из 47



Ловцы песен выпускали своих пленниц, и те, кого задевали они крыльями, уходили в палатки, а потом, уже парами, расходились по своим цивилизованным, отдельным квартирам – к своему Интернету, любимым сериалам и играм.

Жители этой планеты могли разглядеть друг друга, только услышав песни. Так уж они были устроены – что тут поделать?

Такая жизнь продолжалась очень долго. И, как это всегда бывает, казалось, что будет продолжаться вечно.

Но вот однажды, после одной из ночей на Поляне Любви, на планете родился новый житель. Он взрослел, но совсем не рос: оставался крошечным. Тем не менее ему почему-то постоянно не хватало места.

И как-то раз он сказал: «Как же так! У нас такая маленькая, сморщенная планета, а на ней есть огромная поляна! И там какие-то песнеловы выпускают дурацкие песни-птицы! Кому они вообще нужны – эти песнеловы и эти птицы! Еще там жгут костры, что в корне противоречит всем установкам противопожарной безопасности. Куда только делись реформаторы?! Куда только смотрит общественность?!»

А общественность смотрела в Интернет, сидя в своих комфортабельных кельях в маленьких, но удобных креслицах. И человечка никто не услышал. Но он слов на ветер не бросал.

И вот много-много маленьких роботов-дворников убрали с поляны остатки костров, множество крошечных грузовичков привезли на поляну миниатюрные кирпичики, чтобы строить из них малюсенькие, зато отдельные квартиры. А провайдеры приняли повышенный план по подключению к Интернету.

Прошел длинный год. Жители по привычке пришли на свою Поляну и увидели, что вся она застроена коробками домов. Они не очень этому удивились: ведь это была старая планета, и ее обитателей трудно было чем-то удивить.

Жители развернулись и отправились по своим домам.

Шло время. И за ненадобностью сначала закрылись ясли, потом – детские сады, а за ними – школы.

А маленький человечек на освободившемся месте строил новые коробки домов, в которых, правда, уже некому было жить, но это человечка совершенно не волновало…

Песнеловы – единственные, кто хотел победить маленького человека. Только они не знали, как это сделать: ведь на этой планете умели воевать лишь в компьютерных играх, а как это делать по-настоящему, все давно позабыли.

И вот однажды, когда солнце стеснительно показало из-за домов длинные любопытные лучи, песнеловы выпустили все свои песни-птицы.

Песни пробовали взлететь, но не могли – им мешали дома. И песни падали, разбиваясь о землю. Мостовые усеялись нотами – их становилось все больше, больше, и роботы-дворники не успевали сметать их.

Нот все прибавлялось, прибавлялось, прибавлялось, ими уже были затоплены все улицы. И маленький человечек – который, конечно, не умел плавать в нотах, – утонул.

А нот становилось все больше, больше, больше…

Планета начала расти…

…Однажды мальчик влюбился.

Правда, родители говорили, что в его возрасте влюбляться рано, и мальчик даже готов был с ними согласиться.

А вот любовь согласиться не могла. Пришла – и все тут.

Мальчик с девочкой шли по городу.

– Слышишь, земля поет? – спросил он.

– А что, кто-то может не слышать? – удивилась она.

Двое шли по огромной поющей планете.

Жила-была… глупая Дверь

Однажды одной Двери надоела ее жизнь.

«Ну что такое, в самом деле, – думала Дверь и нервно скрипела. – Работа вредная: все время на сквозняке. Каждый, кому не лень, – ногой бьет, уже вся в ссадинах, каждая дощечка ноет. К тому же, никакого творчества: откройся – закройся, вот тебе и все. И вообще…»

Дверь точно не знала, что именно «и вообще», но так всегда бывает: стоит начать жаловаться самому себе на жизнь – и на ум сразу приходит масса всяких мыслей, но остается ощущение, что не пришло еще больше.

«И ведь самое обидное, – гневно скрипнула Дверь, – что, в сущности, никто не обращает на меня внимания. Привыкли: туда-сюда – и все. Они, наверное, думают, что каждый так может – на сквозняке, без творчества, в ссадинах… Ладно, ладно, я заставлю их обратить внимание на меня».

Как известно, чтобы обратить внимание на себя, надо сделать то, чего от тебя никто не ждет.





И Дверь закрылась. Плотно. Крепко. Навсегда.

Сначала все удивились. Стали стучать. Колотить. Потом – просить. Все без толку. Что оставалось делать? Пришлось рядом со старой Дверью выдолбить новую.

А старую Дверь забили. За ненадобностью. И она превратилась в часть стены.

По ночам Дверь вздыхала и говорила своей новой соседке:

– Не хочешь дать дуба и стать просто частью стены – работай, пока дают, и не жалуйся.

Жил-был… Каблук

У Каблука какая жизнь, если вдуматься? Если вдруг взять, да и вдуматься, то понятно становится: у Каблука жизнь – хуже нет.

Вот ты, например, Каблук – и чего? Стоишь, бывало, беседуешь с разными туфлями, ботинками да кроссовками: где кто ходил, чего кто видел… Вроде как удовольствие получаешь. Но в любой буквально момент тебя хватают и начинают на тебя давить.

В чем работа Каблука состоит? Да в том и состоит, что на него все время давят.

Надоела Каблуку такая жизнь, и вот однажды он решил оторваться по полной. Ну и оторвался, конечно, – на то и Каблук.

Вот лежит оторванный Каблук на земле и размышляет: как все-таки хорошо быть самостоятельным. Ботинки похромали себе незнамо куда, а он лежит – мечтает, в небо смотрит и на землю.

На небо смотреть лиричней, а на землю – интересней. Потому что в небе ничего нет, кроме неясных облаков, а на земле оказалась бутылка пустая. То есть это она от воды пустая, а ожиданием любви как раз и наполнена.

Каблук эти ожидания почувствовал своим мужским каблучьим сердцем и покатые бутылкины бока оценил, вздохнул, уже даже размышляя, как бы получше начать знакомство…

Но лежал-то Каблук на дороге… Какие-то противные и наверняка завистливые ботинки как зафутболят его… И чего эти ботинки так не любят тех, кто спокойно себе отдыхает?

Каблук стукнулся о траву и огляделся. Бутылки не было видно, – ну и ладно. Главное, что он теперь лежал совершенно самостоятельно и мог делать что хочет.

Так вот лежал себе Каблук… Это важно: лежал не кому-нибудь, а себе лежал, лично, размышлениям разным предавался.

Но тут птица какая-то дурная решила почему-то, что он, Каблук, – еда. Схватила его в клюв и понесла своим птенцам.

Летит Каблук – землю обозревает: интересно! Столько бутылок с заманчивыми покатыми боками повсюду валяется! А еще белые газетные страницы шуршат и манят. Пейзажи всякие… Ботинок, опять же, и туфель разных можно много разглядеть, только они-то все ходят, и только он – летит!

Одно лишь огорчало: летел он не туда, куда хотел, а куда птица желала. На самом деле Каблук не знал, куда он жаждет лететь, но был твердо убежден: лететь он должен туда, куда хочет он сам, а не эта дурацкая птица.

Каблуку отрываться по полной было не впервой.

Оторвался от птицы на высоте, а рухнул посреди леса. В лесу валялось множество бутылок в самых непристойных позах. Каблук даже, пожалуй, покраснел бы от их поз, если бы умел…

Направо – бутылка раскинулась. Налево – две. А чуть подальше – вообще красавица с оранжевыми боками. Выбирай какую хочешь. Причем сам выбирай, что важно.

Каблук предался размышлениям о любви. Размышлять о любви иногда бывает приятней, чем пускаться в опасное любовное приключение.

Но тут к Каблуку подбежало много-много противных муравьев. Они схватили его и понесли в свой муравейник, чтобы сделать из Каблука дверь.

Каблуку совершенно не хотелось работать дверью муравейника, и он привычно оторвался. Муравьи ничего не заметили – дальше побежали.

Но тут же Каблук схватила лиса и понесла домой, не до конца соображая, зачем он ей нужен, но твердо понимая: Каблук в лисьем хозяйстве пригодится.

Каблук очень хотел быть самостоятельным – и оторвался, конечно.

Но тут – медведь, который как раз искал грузило для удочки.