Страница 79 из 94
Почему же мы говорим, что чиновничество появилось именно в 1722 году? Даже можно еще более точную дату называть: 24 января по старому стилю. Потому что именно в этот день наш император-экспериментатор Петр I утвердил документ: «Табель о рангах всех чинов, воинских, статских и придворных, которые в котором классе чины; которые в одном классе».
Как водилось у Петра, документ свойства имел воистину революционные – император решил поощрять человека не за знатность, но за истовую службу государю: «дабы тем охоту подать к службе и оным честь, а не нахалам и тунеядцам получать».
То есть задумывалось поначалу, что чиновники будут люди чести, а не нахалы и тунеядцы. Но это так – для справки.
Все было хорошо и ясно: три вида государственной службы – гражданская, военная, придворная; четырнадцать классов должностей. Даже было расписано, что каждый должен иметь экипаж и ливрею, соответствующие чину.
И почти 200 лет так все и было. А потом пришел красный Октябрь, и табель о рангах исчез вместе со всем, что было весьма неплохо организовано в Российской империи. Вместо чиновников появились государственные служащие. Звучит красиво, но суть от этого, однако, не меняется.
Надо заметить, что слово, точнее словосочетание это – «госслужащие» – как-то не прижилось. И хотя ни в СССР, ни в сегодняшней России никаких гражданских чинов нет и про «Табель о рангах» помнят лишь знатоки истории – все равно возмущают нас именно чиновники и ругаем мы именно их. Фразу: «Достали меня эти госслужащие!» – мне лично никогда слышать не доводилось. А вот: «Достали чиновники!» – слыхал много раз.
Поначалу большевики обходились малым количеством госслужащих, при Ленине их было 300 тысяч. При Сталине уже 1,837 миллиона.
Хочется, конечно, лишний раз за это большевиков поругать, но в данном случае они не виноваты. Просто свойство у чиновников такое: они размножаются делением. Причем, очень быстро. Это закон, с которым ничего невозможно поделать.
Про законы чиновничьей жизни писали многие, но лучше всего их удалось вывести английскому писателю Сирилу Норткоту Паркинсону. Он писал прозу, пьесы, исторические исследования, но более всего знаменит он как автор законов имени себя. «Законы Паркинсона» – может быть, слышали такое словосочетание?
Среди этих законов есть и такой: численность бюрократов имеет тенденцию к росту, которая практически не зависит от реально необходимой работы. То есть происходит то самое размножение делением… Паркинсон привел удивительный пример: в то время как Англия постепенно лишалась своих колоний, правительственный отдел, решающий вопросы английской колониальной политики, неуклонно разрастался!
Паркинсону же принадлежит мысль о том, что у чиновника работа заполняет все время, отпущенное на нее. То есть мало ли, много ли работы – чиновник все равно будет трудиться над ней весь свой рабочий день. Такое уж это удивительное существо. Если вчера некое дело делали десять чиновников – они были очень загружены. Сегодня ту же самую работу вершат двадцать человек – и они загружены не меньше. Закон Паркинсона!
Паркинсону же принадлежит замечательный вывод о том, что чиновники плодят подчиненных, а не соперников.
На могиле знаменитого Эндрю Карнеги, благодаря которому Америка, обогнав Англию, стала мировым лидером по выплавке стали, написано: «Здесь покоится человек, который знал, как привлечь на службу более достойных людей, чем он сам». На могиле любого бюрократа могла бы красоваться надпись: «Здесь покоится человек, который ненавидел всех тех, кого считал более достойными людьми, чем он сам».
В государстве древних инков информация хранилась и передавалась с помощью кипу – замысловатого «узлового письма», которым владели лишь особые «чиновники» – «вязатели узлов». Эта традиция, как ни парадоксально, дошла до наших времен: современные чиновники тоже умеют переписываться так, чтобы никто, кроме них, этого языка не понимал.
Даже сегодня, в эпоху компьютеров, во многих российских учреждениях принято резолюции писать карандашами разных цветов. И чиновник понимает: слово «разрешить», написанное красным, на самом деле означает «положить в долгий ящик». А написанное синим «запретить» на самом деле: «держать под контролем», а вот если то же самое слово написано красным…
Все это делается еще и потому, что любому бюрократу чрезвычайно важно ощущать себя членом некоего сообщества. Сила чиновничества в единстве. Чиновники – это стадные животные, они не умеют «пастись» в одиночку. Чиновнику жизненно необходимо ощущать себя частью пусть неясного, но общего дела.
В молодые годы я работал в «Комсомольской правде» и мне нередко приходилось бывать в ЦК ВЛКСМ – центре комсомольской чиновничьей жизни. Я все никак не мог понять: почему даже незнакомые друг с другом комсомольские чиновники всегда разговаривали «на ты»? В лифт входил человек, которого ты видел впервые в жизни, и кидал тебе: «Здорово! Как жизнь твоя?» Я заметил, что и партийные функционеры тоже друг другу тыкают постоянно.
Поначалу я думал, что это признак невоспитанности, но потом понял: нет, просто эти люди действительно ощущают себя членами одной общей команды, допущенной вершить некое очень важное дело. И когда один партийный босс говорил другому: «Иван Иванович, ты же понимаешь, как важно нам на должном уровне провести это партсобрание», – такое обращение объединяло. Это был их общий язык – язык одной стаи.
Законы сообщества чиновников не писаны, но тем не менее их соблюдают на протяжении веков. Например, на начальника смотреть подобострастно, на подчиненного – высокомерно. Любого чужака встречать с подозрением и презрением. Не проявлять излишней инициативы (впрочем, с точки зрения чиновника, любая инициатива лишняя). Бояться только начальства, а любить только деньги.
Любовь чиновника к деньгам еще более всеобъемлюща и неистова, нежели любовь Ромео к Джульетте. Подсознательно, часто не признаваясь самому себе в этом, чиновник понимает, что в любой момент он может потерять свое место. А поскольку чиновник, как правило, умеет только одно – быть чиновником, – от этой мысли ему становится страшно. Потому-то он и старается использовать свое нынешнее положение по максимуму.
Чиновник – это такой человеческий тип, социальная задача которого помогать людям, а личная цель, как правило, – помогать самому себе. Но бывают и исключения… Государство живет тем лучше, чем больше в нем чиновников, у которых социальная задача совпадает с личной целью.
Великие чиновники, которых мы только что вспоминали, – это как раз те люди, чьи личные цели не противоречили общественным задачам.
Лев Толстой записал в своем дневнике такой персидский рассказ. Летит душа человека после смерти по небу, а навстречу ей – ужасная женщина, безобразная, грязная, вся в гнойных язвах. «Зачем ты здесь, такая отвратительная и мерзкая, хуже всякого дьявола? – спрашивает душа. – Кто ты?» А женщина и отвечает: «Я – твои дела». Конечно, это история философская, но, увы, она – о подавляющем большинстве современных чиновников.
Да, среди них есть те, кто вошел в мировую историю. Да, и сегодня можно встретить тех, кого интересы дела волнуют больше, чем собственное благополучие, все так.
Но когда вы вынуждены идти к чиновнику, я лично советую исходить не из этого, весьма, признаемся, оптимистичного вывода, а из того, что вас встретит вполне определенный человеческий тип, с которым надо выстраивать вполне определенные отношения.
Любой русский человек в той или иной степени – дрессировщик чиновников. И каждый из нас в этой дрессуре добился своих результатов. Именно – и только – поэтому мы еще все тут не сошли с ума и все-таки умудряемся в столкновении с чиновничеством добиваться нужных нам результатов.
У каждого свой способ взаимоотношений с «бумажными душами». Кто-то берет напором, кто-то, наоборот, подобострастием. И я тут ничего советовать не решусь.
Напомню только одно: чиновник – это человек, который живет на ваши, дорогой читатель, деньги. Нет, я не имею в виду те бумажки, что даются в конверте. В любой стране мира чиновничий аппарат содержится на средства из налогов, то есть на средства граждан. Даже не давая никаких взяток, каждый из нас оплачивает работу чиновничьего аппарата.