Страница 71 из 94
Правда, когда репутация превращается в память, начинают действовать какие-то иные законы. Казалось бы, какая была репутация у человека – такова будет и память. Ничего подобного! Поскольку правда истории – это легенды, то в памяти остается не сам человек, а его образ, не всегда имеющий много общего с реальным персонажем.
Вот, скажем, император Наполеон мечтал войти в историю, и его собственная репутация волновала великого француза очень сильно. Об этом свидетельствует такой, например, эпизод. В день коронации Наполеона в Париже был запущен огромный воздушный шар. Он был украшен золоченой короной и надписью: «Париж, 25 фримаря 13 года, коронация императора Наполеона его святейшеством Пием VII». Был сильный ветер, шар перелетел через Альпы, оказался в Италии и закончил свой полет – что невероятно, но правда! – зацепившись за могилу Нерона! Когда об этом узнал Наполеон, он приказал никогда не вспоминать о воздушном шаре, понимая, какие нехорошие ассоциации порождает имя одного из самых знаменитых тиранов мировой истории! Но этот факт никак на исторической репутации Наполеона не отразился, а Бородино и Ватерлоо – сказались еще как!
Как создается исторический образ? Опять же множество ответов. Мы уже говорили в главе «История», что определенная объективность исторической репутации состоит в том, что в памяти человечества остаются самые главные дела человека. И если это дела великие – они перекрывают все остальное.
Жил да был на Руси такой князь Владимир Святославович, у которого бо́льшую часть его жизни была репутация бабника и выпивохи. Он имел пять законных жен (интересно, что в те времена законные жены назывались «водимыми») и огромное количество наложниц в каждом городе. Когда к Владимиру приехали болгарские мусульмане, чтобы обратить его в ислам, он едва не принял для Руси этой веры – очень уж ему понравилось разрешение на многоженство, помешало то, что ислам запрещал пить вино. «Руси есть веселье питье, не можем без того бытии!» – сказал Владимир Святославович, и стала Русь христианской. (Обо всем об этом написано в историческом, между прочим, повествовании – «Повести временных лет».) Князя стали называть «Владимир Красно Солнышко», а после и вовсе причислили к лику святых человека, который имел пять жен и очень любил выпить. Но при этом выбрал для моей Родины православие, что, конечно, решающим образом отразилось на всей российской истории.
А с другой стороны, может быть, приняв христианство, он действительно переродился, кто знает? Очень хочется верить в то, что сам по себе факт принятия христианства может взрослого, замечу, человека сделать совершенно иным. Очень хочется видеть во Владимире пример человека, который показал нам абсолютное перерождение с помощью веры. Но так или иначе, однако, историческая репутация князя Владимира Святославовича безупречна…
В общем, единственный способ сохранить свою репутацию для потомков – сделать что-нибудь великое. Ну а если не получается, тогда уж ваш выбор: либо изо всех сил стараться свою репутацию создавать, либо не обращать внимания на то, что о вас говорят.
Вот что действительно стоит иметь в виду: Бог видит даже тыльную сторону скульптуры…
Не позабыли еще древнегреческого Фидия?
…Вот «репутация» – слово важное и серьезное. А «семья» – мягкое и нежное. Впрочем, тоже серьезное.
Поговорим про семью?
Промахнув, правда, рынок, поскольку о нем разговор позже будет.
Рынок
См. главу «Экономика».
С
Семья
У кого есть цель в жизни и хорошая жена – у того есть всё.
Как про семью начнешь думать да книжки разные читать, так сразу к неутешительному выводу приходишь: может, браки, конечно, и совершаются на небесах, но разрушаются они, безусловно, на Земле.
Впрочем, это смотря какие браки мы в виду имеем. Если нынешние – то еще туда-сюда. А начиналось все совсем даже не комильфо. Ну, это ежели с самого начала смотреть, с первобытного буквально строя.
Не знаю, как там было с любовью в первобытном этом самом строе, но с семьей, с семейными, так сказать, ценностями – была явная напряженка: расцветала такая свобода половых отношений – никакой современной Голландии и не снилась! Кто мать ребенка, было, конечно, известно, а вот кто отец – ни один житель первобытного строя догадаться не мог, да и не хотел.
Увы, приходится признать, что семья начиналась с эдакого первобытного разврата. Правда, прежде чем кидать первобытный камень в первобытных предков, отметим, что это они с нашей точки зрения развратничали. А со своей – жили вполне нормально. Что, кстати, еще раз доказывает: нравственность – понятие относительное.
Постепенно их нравственность начала приближаться к нашей. Но постепенно. Для начала запретили любовь (в низменно-похотливом смысле этого великого слова) между родителями и детьми. То есть мама с сыном или папа с дочкой – ни-ни. Правда, поначалу брату с сестрой разрешалось делать все, даже самое неприличное, но потом и это отменилось: браки внутри одного рода стали невозможны, что явило собой огромный шаг от первобытной безнравственной нравственности к нынешней, которую мы считаем очень-очень нравственной.
После эпохи безумного разврата началось время «групповухи»: группа женщин одного рода и мужиков другого образовывали, с позволения сказать, семью. Так вот нагло и грубо все вместе и жили.
Потом, очень-очень постепенно, на протяжении веков число людей в группах сокращалось, сокращалось, пока не достигло одного мужика из одного племени и одной женщины – из другого.
Это, что называется, «история семьи в кратком изложении». Краткое изложение всегда немного поверхностно и вульгарно. Но в целом, если верить ученым, все именно так и было.
Как только их стало двое, началась, естественно, любовь (уже в нашем, современном, понимании этого слова, а не – в противном безнравственно-первобытном), результатом которой и стала семья. То есть так получается, что пока расцветали разврат и групповуха – семьи не было, а как любовь появилась, вместе с ней и семья возникла: мужчина и женщина стали объединяться для того, чтобы вести совместное хозяйство.
Вот это вот самое «вести совместное хозяйство» до сих пор является признаком семьи. Если, не приведи Господи, вы будете когда разводиться, то судья прям так и спросит: «Совместное хозяйство вели? Ах, вели… Значит, была семья и все нажитое – пополам». А если совместное хозяйство не вели – значит, брак был фиктивным. Ай-ай-яй.
Казалось бы, семья – простое дело: влюбились, женились, начали вести совместное хозяйство, родили детей… Уинстон Черчилль и заявил – иронично, но мудро (он нередко так делал): «С чего начинается семья? С того, что молодой человек влюбляется в девушку, – другой способ пока еще не изобретен».
Но эта простота многих раздражала, и тогда всякие мыслители начинали придумывать разные теории, как бы так семью получше использовать.
Вот, например, Платон. Гений, безо всякого сомнения. А чего удумал? Он считал, что образцовое государство – это подобие военного лагеря, в котором все жены должны быть общими, и все дети должны быть общими, и никакой отец чтобы не знал, где его ребенок, а ребенок – где его отец. То есть как в первобытном строе практически.
Кампанелла – тоже явно был не дурак. А вот ведь до чего дошел человек… Деторождение, считал на полном серьезе великий утопист, – не личное дело каждого, а общественное. Поэтому, настаивал Кампанелла, врачи должны заниматься тем, чтобы подбирать конкретные пары. Обязательно при этом красивые статные женщины пусть соединяются с такими же красавцами, чтобы дети рождались как на подбор. А которые не красивые, тем – куда? Есть ответ у Кампанеллы. Полные дамы должны зачинать детей с худыми мужиками, худые – с полными. Для уравновешивания. А если кто в кого влюбится, не приведи Господи? Стихи там писать, подарки дарить, ухаживать всяко – это, пожалуйста. Но интим не предлагать без разрешения врача. Вот такая любовь предполагалась не где-нибудь, а в Городе солнца! Правда, как мы уже говорили, Кампанелла произведение свое в тюрьме сочинял, да еще и после допросов… Так что и не такое могло в голову прийти.