Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 22 из 94



А вот интересно: тирану нужны дипломатические способности? Никогда об этом не думал… И сейчас не хочу. Вы поразмышляйте сами, если вам интересно, а я перейду к следующему слову.

Итак, поговорим о дипломатии.

Дипломатия

Чернила дипломатии легко стираются, если они не посыпаны пушечным порохом.

Слово «дипломатия» пришло к нам из французского языка. Если внимательно в него вчитаться, то становится очевидно: оно происходит не от слов «мат» или «лом», а от слова «диплом», которое пришло к французам из греческого языка. У них, у греков, «diploma» означает документ, сложенный вдвое. Обменялись люди документами, сложенными вдвое, – вот тебе и дипломатический акт случился.

Зачем вообще эта самая дипломатия нужна? Да затем, что государств в мире ужас как много! И у каждого, замечу, свои собственные интересы.

Представим себе невероятное: политиков всего мира судьба земли интересует больше, нежели интересы их собственных стран. Тогда ведь и дипломатия никакая не нужна была бы: если бы не было необходимости защищать интересы собственных государств, люди бы легко могли договориться.

Но такого всеобщего счастья случиться не может: во все времена политик в первую очередь занимается интересами собственной страны. Можно долго спорить о том, хорошо это или плохо, однако нельзя не признать, что это – так. Ведь не только политики, но мы все воспитаны с пониманием того, что Родина – это наша страна, а мир – он ведь нам не Родина, поэтому он ничей.

Если вдруг начать говорить языком совсем непарламентским, то можно будут сказать так: дипломатия – это стремление обмануть другое государство таким образом, чтобы, с одной стороны, были соблюдены все приличия, а с другой – чтобы твоему государству было хорошо.

Дипломат видит мир как бы через призму интересов собственного государства – работа у него, у дипломата, такая. А главный из этих интересов – сохранение суверенитета, то есть независимости и самостоятельности.

Само слово «суверенитет» ввел в обиход французский юрист и философ Жан Боден. Случилось это лишь в XVI веке, а до этого, замечу, – то есть большую часть своей истории – люди как-то прекрасно обходились безо всякого суверенитета. Поначалу слово это вообще не имело никакого политического смысла, а означало лишь абсолютную власть сюзерена. (Напомню: сюзерен – это такой феодал, который властвовал над вассалами.) Однако постепенно все как-то прониклись мыслью, что нет в жизни страны ничего более важного, чем ее суверенитет.

Двадцать веков – только в новое время – бились дипломаты всех государств за суверенитет своих стран, чтобы в начале XXI века случился экономический кризис, который доказал, что, по сути, никакой независимости нет ни у одного, даже очень сильно развитого государства.

Нет, если для лозунгов, для конституций, для всевозможных выступлений политиков – тогда, конечно, суверенитета навалом. Но если мы договоримся, что независимость – понятие в первую очередь экономическое, тогда возникает много вопросов по поводу экономической независимости в начале XXI века.

Можно сколь угодно орать о независимости на площадях (на площадях крики о суверенитете звучат особенно красиво и значимо), но если тебе нечем прокормить своих граждан, все эти крики – не более чем попытка перекричать воробьев. А что показал экономический кризис? В одном, отдельно взятом государстве рухнул один, отдельно взятый ипотечный банк, и затрясло всю экономическую систему мира. Так вы о каком суверенитете говорите, господа?





Однако причины экономического кризиса до сих пор отчетливо не известны никому. Но кризис показал: экономики всего мира связаны столь прочно, что понятие «экономический суверенитет» весьма и весьма относительно.

Впрочем, продолжим о дипломатии. Владимир Иванович Даль определял дипломатию как «науку о взаимных сношениях государей и государств вообще». Уинстон Черчилль писал о профессии дипломата несколько по-другому: дипломат, считал Черчилль, это человек, который дважды подумает, прежде чем ничего не сказать.

Дипломаты собираются, разговаривают примерно так, как писал великий англичанин, а потом уже политики подписывают дипломы, то есть договоры. Так вот история и движется.

Первый в мировой истории договор назывался «Благой договор о мире и братстве, устанавливающим мир навеки». Написан и подписан он был на серебряных досках египетским фараоном Рамсесом II и царем хеттов Хаттусили III. Случилось сие событие в 1278 году до нашей с вами эры. Надо сказать, что договор был подписан после того, как хетты и египтяне воевали едва ли не целый век. То есть с самого начала так повелось: сначала люди подерутся, подерутся, поубивают друг друга, а потом – давай подписывать мирные договоры.

Если вы вдруг возьмете замечательную книгу «Всеобщая история дипломатии», то убедитесь, что процентов на девяносто – это книга об истории войн. Нормально? История дипломатии равна истории войн. Дипломаты то пытались войны предотвратить, то провоцировали их, то использовали. Кстати, с предотвращением войн у дипломатов получилось куда как хуже, чем, скажем, с их использованием.

То, что история дипломатии – это история войн, а не история мира, – ни в коей мере не оценка (и тем более не приговор) дипломатии, а оценка (и, увы, быть может, приговор) всем нам, человечеству.

Дипломатия как способ договориться возникает тогда, когда нет дружбы. Если дружба есть, то дипломатия вроде как и не нужна. Неслучайно ведь в повседневной жизни мы называем дипломатом того человека, который не умеет искренно дружить и вообще не очень умеет быть искренним. А какой у нас антоним слову «дружба»? Правильно: война. Вот тебе и история дипломатии: когда государства не могут договориться (а они, как правило, не могут договориться), тогда и вступает в дело дипломатия.

В главе «Война» мы уже говорили о том, что во всей мировой истории было лишь 300 мирных лет. В какой-то степени можно говорить о том, что это и есть оценка деятельности мировой дипломатии. Но куда в большей степени это оценка всех нас, людей-человеков, составляющих человечество.

Французского короля Людовика XI считают родоначальником современной дипломатии. Историки считают, что он и его главный дипломат Филипп де Коммин заложили основные принципы современной дипломатии.

Посмотрим, чему конкретно учил де Коммин своих послов: «Послы не выходят из рамок своих обязанностей и не злоупотребляют своим долгом, предаваясь шпионажу и торговлей совестью». Сам же Людовик считал, что основная задача дипломата – обмануть своих врагов и не быть обманутым самому. Разве виноваты дипломаты в том, что их деятельность является не просто ярким, а кричащим примером того, что мы, люди, относимся к иным, чужым представителям рода человеческого, как к врагам?

В связи с тем, что на протяжении столетий война являлась главной заботой дипломатии, один из основных вопросов дипломатии, на мой взгляд, звучит так: «Против кого дружим?» Именно необходимостью дружить против своих врагов и объясняется то, что одни страны устанавливают – или не устанавливают – дипотношения с другими странами. По-умному это называется «соблюдение геополитических интересов».

А попросту происходит так. Французы не любят англичан. Так исторически сложилось. Геополитические интересы у них не совпадают. Идет к концу XVIII век. И тут вдруг английские колонии в Америке говорят о создании собственного государства, то есть о независимости и суверенитете. Англия, понятно, начинает с ними воевать. Французский король Людовик XVI при слове «независимость» хватается за мушкет (предчувствует, видать, что будет последним французским королем, что обезглавят его и покажут голову короля счастливому народу). Поэтому король громогласно объявляет восставшие колонии мятежными. Но англичане – еще противней, чем независимость, поэтому негласно король мятежникам помогает. Надо ли добавлять, что Франция была первым государством, признавшим США?