Страница 278 из 287
Благодаря этому своей цели Иван добился почти бескровно. Подойдя вплотную к возам, рядом с которыми вповалку ночевали воины Прастена, ветлужцы начали глушить их, как рыбу, толстыми короткими дубинками, выточенными ими, пока они следовали в пыли, поднятой обозом русов. Удары, хрипы, крики разбуженных людей мгновенно взорвали лагерь, но созданный в первые секунды перевес уже переломил ситуацию. Последних семерых человек ветлужцы брали открыто, тренируя свои рукопашные навыки.
Опасно? Да, двое из его ребят все‑таки заработали себе приличного размера шрамы на руках и лице, еще один ветлужец валялся сейчас с неприятной раной в ноге. Однако без риска боевого опыта не приобрести, к тому же потери были минимальны – помогли доспехи и филигранная работа трех десятков половецко‑ясских лучников, окруживших лагерь. Сами они на фоне кустов были незаметны, а свет раннего утра уже окрасил мир в чуть серые краски, поэтому фигуры неодоспешенных русов, полезших на повозки, были как на ладони.
В результате самыми распространенными у противника были черепно‑мозговые травмы и подстреленные конечности. Правда, троих забили до смерти, не рассчитав силу удара, а одному воину стрела попала в горло, и он долго хрипел, куда‑то отползая и кропя своей черной кровью блеклую траву поляны.
И все‑таки небольшая часть русов, оставленных приглядывать за пленниками, сбежала. Эти воины располагались под повозками и в самые первые минуты штурма их просто не смогли достать, а потом было уже поздно. Воспользовавшись возникшей сумятицей и прикрываясь разбегающимися пленниками, они пошли на прорыв в сторону леса, и пятеро из них успели уйти.
Неудивительно, что и взгляды, которыми полусотника сейчас награждали в круге, были разные. От ненависти и полной растерянности до обожания и хмурого непонимания, уж слишком нестандартными были все его действия и неопределенными их последствия.
Ненависть Ивана не волновала, да и потери не висели на нем тяжким грузом. Он сознавал, что проявить сейчас хоть какие‑то чувства означало пойти у них на поводу. Все это потом, а сейчас, как пел Цой, будет как в обычном муравейнике – рассосется так или иначе. Главное, не выделять свою персону из общей массы друзей и врагов, делая поблажки себе любимому.
В этот момент он боялся только одного – возможного непонимания его воинами тех простых решений, на которые ему пришлось пойти, ведь внешне должно было казаться, что все они основаны на голой силе и полной беспринципности.
Что касается последнего, то какие бы хитрости или гнусности в войне он ни проповедовал своим десяткам, это касалось лишь врага, с которым бьешься насмерть. С достойным противником требовалось соблюдать хоть какие‑то правила чести, например, выйти с ним на поединок, а не прятаться в кустах, выставляя вместо себя своих бойцов. Не можешь – не лезь в мужские разборки. Иначе можно прийти к такой ситуации, когда кто‑то будет росчерком пера отправлять тебя в мясорубку, отсиживаясь в мягком кресле теплого кабинета.
И Прастен был именно таким противником, несмотря на то что жил по законам своего времени – даже пленение и продажа людей этим правилам не противоречила.
Так что с этой стороны Иван себя подстраховал. А вот то, что покончить с ним надо было голой силой, волновало его гораздо больше.
Да, пытаясь отобрать у Прастена его клочок земли, он сослался на нанесенный урон. Да, по‑другому решить вопрос было практически невозможно. Только подведение всех русов под свою руку могло как‑то оправдать сохранение им жизни и положения в глазах тех же воронежцев и ясов – меркантильные интересы ставились у всех сторон конфликта во главу угла.
Однако такой пример мог сослужить его ребятам плохую службу – захотят потом решать все проблемы подобным способом. А это чревато тем, что к власти придут бараны, привыкшие все делать наскоком, не способные на малейшую интригу и не готовые впитать новые идеи. С такими предводителями ветлужцы неминуемо проиграют.
А еще позицию голой силы было трудно оправдать. Конечно, Прастен фактически был предводителем обычной банды, держащей в страхе окрестности, но, строго говоря, и Рюриковичи начинали с этого, да и сам Иван пытается сейчас встать на его место.
Однако другого выбора полусотник не видел.
Кроме того, силовой выход из ситуации с русами был ему просто симпатичен – построенное ими сообщество не имело возможности долго сопротивляться. Судя по всему, верхушка русов предпочла занять главенствующее положение, не впитывая в себя местную знать. Она не стала растворяться в коренном народе, а самих их было слишком мало, поэтому национальное самосознание на средней Суре практически не проявилось. Впрочем, возможно, местной элиты не было вовсе – булгары тоже не встретили достойного сопротивления, когда несколько веков назад пришли на поволжские земли.
Бывает же так – живет какой‑то народ на земле, пашет, сеет, жнет… а его как бы и нет. Все вокруг серое, невзрачное, люди стремятся лишь к тому, чтобы набить свой желудок и украсть репу с общего поля или курицу у соседа. Лишь единицы пытаются что‑то исправить, но на них все остальные смотрят как на умалишенных.
Никого не напоминает? Так чего же удивляться, если на такую «территорию» кто‑то приходит и наводит свои порядки?
Впрочем, эти слова Иван говорил себе уже многократно, просто на этот раз он оказался на другой стороне, именно тем самым пришедшим «кем‑то». И теперь ему надо было довести дело до логического конца. Прастен уже смотрит выжидающе и не может определиться, будет противник на него нападать или нет.
Иван небрежно кивнул, с ухмылкой отдавая должное силе противника, сплюнул кровь и расчехлил свой остро заточенный нож, местным воинам больше напоминающий красиво сработанный засапожник, нежели боевой клинок.
Мечей у них уже не было, они валялись чуть в стороне. Первым же ударом Иван развалил верхнюю треть щита руса, не побоявшись затупить свое оружие о край его окантовки, и тому пришлось проявить должную сноровку, чтобы не попасть под очередной сверкнувший полукруг своего соперника.
После этого Прастен мельком взглянул на завитки узоров клинка полусотника и одобрительно кивнул, непроизвольно тряхнув черным чубом, густой невыбритой прядью выбивающимся из‑под шлема со стороны левого уха. Хладнокровие из‑за столь сокрушительного удара он не потерял, хотя легкую гримасу недовольства, которую рус проявил по отношению к своему мечу, полусотник все же уловил.
И это Ивану чуть позже помогло. Но только чуть позже, а сразу за этим ему пришлось туго, он с трудом отбивал резкие выпады тяжелого и прочного как камень бойца.
И это было не такое уж и образное сравнение, полусотник чуть не выбыл из строя, вознамерившись проверить, так ли это на самом деле.
Отбросив противника и заблокировав его клинок, он попытался ударить его ногой в живот. Наткнувшись на стальные мышцы, удар почти не покачнул руса, тот же вместо того, чтобы отпугнуть ветлужца краем обломанного щита, просто заехал ему окованным носком сапога в бедро, заранее просчитав все действия противника. Приди пинок чуть удачнее для Прастена, и полусотнику пришлось бы волочить за собой отсушенную ногу все оставшееся время.
Чуть позже Иван получил удар рукоятью меча, нанесенного ему русом в челюсть после того, как тот провернулся по оси и пропустил нацеленный под подол кольчуги клинок мимо себя. Отбив оружие ветлужца вниз, рука Прастена пошла вверх, в лицо полусотника, и после удара – к себе за спину. Только интуиция позволила Ивану сразу вслед за этим пригнуть голову и уклониться от возвратного движения стали, метящей полоснуть незащищенное бармицей горло, после чего он сразу же в перекате прыгнул в сторону. Стоило противнику в тот момент чуть‑чуть довернуть руку, и кольчужные кольца, прикрывающие шею, не спасли бы.
Рус был силен, и не ветлужцу с его годовалым опытом было с ним тягаться, как бы он ни старался восполнить сей недостаток все это время.
Дальнейший бой происходил тоже под диктовку Прастена, удар следовал за ударом, прыжок за прыжком, Ивану приходилось изворачиваться как гимнастке, пропуская неожиданные выпады со всех сторон. Рус внезапно сокращал дистанцию и демонстрировал целые серии слитных движений, практически не позволяя нанести встречного удара или даже подумать о таком. Первые же две попытки такого противодействия были Прастеном блокированы, более того, он, казалось, ждал этого и тут же пробовал поразить открывшегося ветлужца.