Страница 5 из 23
Он снял плащ и повесил его на вешалку. Потом обратился к Франсуа:
— Проходите вперед, господин Без Козыря. Знаете, мне нравится ваше прозвище. Я думал о нем, возвращаясь домой. Оно бы очень подошло и мне тоже. У меня на руках прекрасные карты, и я стараюсь выиграть лучшую партию.
Госпожа Хамфри подала чай.
— Боб, ты другим оставишь немного пирога? Франсуа думал, что он попадет в традиционный английский дом, хозяева которого чопорны и скучноваты.
Но Скиннеры его просто ошеломили. Он себя прекрасно чувствовал как с Бобом, так и с его отцом. Мальчик разглядывал худые руки господина Скиннера с длинными, очень тонкими пальцами, все время находившимися в движении. Они абсолютно соответствовали его беспокойному, живому уму, в то время как мягкие, полные руки Боба свидетельствовали о чистосердечии его натуры.
«Говорят, какой отец, такой и сын! Это не так, — думал Франсуа. — Не исключено, что Боб сознательно не хочет походить на своего отца. Между ними должен быть скрытый конфликт».
В кабинете зазвонил телефон, инженер извинился и вышел. Дверь осталась открытой, и мальчики слышали его голос.
— Я абсолютно спокоен, — пробормотал Боб. — Как только мы куда-нибудь соберемся, всегда находится желающий с ним встретиться.
— Алло! Говорите громче! Это вы, Меррил? Я вас не узнал. Что? Я снова должен вернуться к вам для разговора? Сейчас? Нельзя ли это немного отложить? Я же вам только что говорил, что должен везти детей на концерт. Я вас очень плохо слышу.
— Что я тебе говорил? — бросил Боб.
Он доел последний кусок пирога и облизал сладкие сливовые капли на пальцах.
— А вы не можете рассказать это по телефону? Хорошо, через час. Раньше я прибыть не смогу. Я только что вернулся. Спасибо.
Когда господин Скиннер вернулся, у него был усталый и унылый вид.
— Что он хочет от меня? Мне очень неприятно, дорогой Франсуа. Я уже рассказывал вам, что господин Меррил финансирует мою работу. Вы его, наверное, увидите. Это очень приятный человек. Но поскольку у него много денег, он думает, что все должны ему подчиняться. Я не должен жаловаться, потому что он подписал со мной прекрасный контракт. Только контракты — это как наручники. Вы связаны, вы потеряли свободу. Господин Меррил хочет снова видеть меня, значит, я обязан вернуться, отложив все другие дела. Ну что же, я скоро поеду к нему. Давайте без спешки допьем чай.
— На концерт не идем? — спросил Боб с напускным безразличием.
— Почему же! Я вас довезу на машине. Остаться с вами я не смогу. Но вы достаточно большие, чтобы вернуться домой самостоятельно. Вы возьмете такси.
Господин Скиннер выпил вторую чашку чая.
— Следите за часами, и когда надо будет ехать, извлеките меня из кабинета в приказном порядке.
И он быстро вышел.
— Господин Меррил, — зло сказал Боб. — Вечно этот господин Меррил!
— Он что, банкир? — спросил Франсуа.
— Совсем нет. Он делает холодильники. Но он их производит на конвейере завода, огромного, как здание вокзала. И вот увлекся автоматами и собирается наладить их серийное производство. Я видел его рекламные проспекты: «Аудиовизуальные изобретения, доставляющие радость!» Представляешь? Мне это совсем не смешно! Госпожа Хамфри, пожалуйста, еще что-нибудь осталось? Принесите нам тостов. Спасибо!
— Так надо радоваться, — сказал Франсуа.
Боб взял кусок сахара, разгрыз его и продолжил размышления:
— Конечно. Вроде надо радоваться. Но знаешь, когда я вижу, как отец тратит последние силы на производство этих игрушек… Нет, здесь что-то не так. Я не смогу тебе этого объяснить, но я чувствую. Понимаешь, получается, что мой отец в чем-то больше ребенок, чем я.
Госпожа Хамфри принесла полную тарелку жареных хлебцев.
— Клади себе, — сказал Боб.
— Ты слишком много ешь, — заметил Франсуа. Боб пожал плечами.
— Так говорит и врач. Он мне сделал на эту тему целый доклад. По его мнению, ожирение связано с психикой. Ну и что? Я не жирный, я толстый, а это не одно и то же!
Он старательно намазал хлебец маслом, а затем положил на него мед.
— Шотландский мед! Пахнет поляной! Часы пробили шесть.
— Похоже, надо уже собираться, — сказал Боб. — Я знаю отца. Когда он погружается в свои записи, вытащить его оттуда… — Он поискал французское слово. — …трудновато!
— Я должен переодеться? — спросил Франсуа.
— Нет. У нас рано начинают спектакли и концерты, чтобы люди могли успеть после работы. Так что никто особенно не наряжается.
— Отец разрешает тебе одному ходить в театр?
— Когда угодно! Мне ведь, старик, пятнадцать! Прежде чем встать из-за стола, он еще раз облизал ложку с остатками меда. Потом мальчики постучали в кабинет.
— Папа!
Господин Скиннер открыл дверь. Он держал в руке очки, как автомат Том. Взгляд его был еще где-то далеко. Франсуа заметил на столе красную папку и целую гору листков с заметками. Боб, чисто выговаривая фразы, произнес:
— Господин Том, хорошо ли вы провели день? В состоянии ли вы поехать с нами?
Господин Скиннер поддержал игру и ответил, подражая автомату:
— С большим удовольствием.
Потом он улыбнулся, обнял сына за шею и дружески потряс его.
— А вы, Без Козыря, тоже подсмеиваетесь над своим отцом? Боб никого не уважает, он просто держит нос по ветру. Все! Пошли.
Он сложил свои бумаги в папку и завязал тесемки. Потом поставил папку в шкаф, запер его на ключ и посмотрел на часы.
— У нас еще есть время. Я покажу вам Стрэнд[10]. Фестиваль-холл совсем рядом, на другом берегу Темзы.
Старый «моррис» ждал на улице. Машина была уже старая, кое-где со следами ржавчины.
— Это черта нашего характера, — сказал инженер. — Мы любим старые вещи, которые имеют свою историю. Это относится как к машинам, так и к одежде.
Уже зажигались уличные фонари. Автомобиль ехал по тихим кварталам, очень напоминающим Версаль.
— К семи вечера, — объяснял господин Скиннер, — все жители Лондона уже собираются по домам. Но центр города еще долго остается оживленным. Особенно Стрэнд — центр зрелищных заведений. Кстати, посмотрите-ка.
Машина выехала на широкую, хорошо освещенную, оживленную улицу. Люди стояли в очереди за билетами в театры и кино.
— Здесь идет пьеса по Агате Кристи, — сказал Боб. — Надо сходить на нее.
Машина повернула в сторону Темзы, и Франсуа почувствовал влажное дыхание реки. Впереди вдруг открылось широкое, усеянное светящимися точками пространство'. Вдали справа виднелись большие здания.
— Это парламент, — показал Боб.
Они повернули на широкий мост, и Франсуа увидел совсем другой, чисто индустриальный пейзаж.
— Эта часть города была разрушена во время бомбардировок, — сказал господин Скиннер. — Фестиваль-холл — это совсем новый театр. Вот мы и приехали.
Он остановил машину и высадил мальчиков.
— Хорошего вам вечера. Возможно, я вернусь поздно, с Меррилом всяко бывает, так что не беспокойтесь. Ах, я чуть не забыл дать вам билеты. Поторопитесь!
Зрителей было много. У Франсуа появилось радостное ожидание предстоящего праздника. Это настроение еще более усилилось, когда он вошел в огромный, но очень гармоничный зал. Никаких лож и балконов в нем не было, только ступени амфитеатра. В целом ансамбль зала казался немного строгим, но элегантным. Франсуа и Боб заняли два места около прохода. Они еще как следует не уселись, когда оркестр заиграл «Боже, храни Короля» и весь зал встал.
— Здесь так принято, — прошептал Боб. — Тебе не кажется, что очень жарко?
Но Франсуа его уже не слушал. Он дрожал от возбуждения, и как только знаменитый дирижер поднял палочку и оркестр заиграл увертюру «Эгмонт»[11], он сжал руки. Он был счастлив. Но что это Боб все время вертится? Он вытирает платком лоб и пальцы рук и то и дело двигает ногами, то их скрещивает, то выпрямляет.
10
Одна из центральных улиц Лондона, подобная Бродвею в Нью-Йорке или Шан з'Элизе в Париже.
11
Увертюра Бетховена (для симфонического оркестра).