Контракт на убийство

В первую очередь надо умело приоткрыть ставни, чтобы иметь возможность видеть, оставаясь невидимым. Затем отыскать место, где легче всего привести в исполнение приговор. Мсье Луи советовал выбрать сад. Это и так, и не так. Расстояние подходящее, однако тот, кто давал сведения мсье Луи, не принял во внимание последовательное перемещение тени от виллы «Тюльпаны». Послеполуденное освещение совсем не то, что утреннее. Сад наполовину покроет тень. К этому следует добавить, что в саду президент неизбежно окажется движущейся мишенью. А потому лучшее место, судя по всему, — терраса. Г вглядывается невооруженным глазом. Террасу окружает увитая цветами стена, вдоль которой проложен поливочный шланг. Рядом с металлическим столиком, подпирая его, стоит старый плетеный стул, ибо всюду чувствуется уклон. Но гораздо больший интерес представляет шезлонг, разложенный перед той частью первого этажа, которая занимает невидимый Г угол, где наверняка находится гостиная. Г наводит бинокль на эту часть террасы. Шезлонг совсем новенький, и над ним раскрыт оранжевый зонт от солнца, а это свидетельствует о том, что президент уже приходил сюда, вероятно читать, ибо на полу лежит книга, до которой можно дотянуться рукой. Виден край частично скрытого полотном зонта низенького столика, где стоят чашка с сахарницей. Возможно, это любимый уголок президента.

— Оставьте, — слышатся его слова. — Я сам помою.

Г догадывается, что тот говорит со служанкой. Она появилась, когда он прогуливался у источников. Бесполезно строить планы. Утро пропало. Да, все идет не так, как хотелось бы. От самого Парижа его не покидает ощущение, что дело подготовлено плохо. Прежде всего, слишком невелик срок. К тому же мсье Луи должен был предвидеть, что присутствие служанки добавит сложностей. А кроме того, есть еще одна весьма досадная деталь. Место, откуда Г собирается стрелять, недостаточно удалено от мишени. Если предположить, что президент сядет подремать в шезлонг, а это вполне вероятно, то расстояние чересчур мало… всего несколько метров… Полицейские сразу вычислят траекторию полета пули и наверняка поймут, где скрывался стрелок. Как далеко в таком случае продвинется расследование? Окрыленный успехами, мсье Луи возомнил о себе невесть что, и это может плохо кончиться. Г замер в ожидании. Вот президент выходит на террасу. На нем старый свитер и выцветшие джинсы по нынешней молодежной моде. Он высокий, немного сутулый, лысый, вроде иных пожилых актеров, на руках отчетливо проступают вены. Наполнив водой лейку, старик спускается по трем ступенькам в сад. С помощью бинокля Г следит за каждым его движением. Находит место, где президента можно уложить первым же выстрелом, но, размахивая лейкой над грядкой с гвоздиками, тот уже повернулся к нему спиной. Бросив на кровать бинокль, Г берет винтовку и пробует перед окном различные позы, пытаясь отыскать наиболее удобную, затем прикладывает винтовку к плечу. Просто проверяя себя. Он медленно водит дулом, изучая сквозь оптический прицел открывающуюся взору картину. И почти сразу же чувствует слабую дрожь. Едва заметную. Но ему требуется абсолютная неподвижность, та самая, которую оплачивает мсье Луи. Если он выстрелит сейчас, президент, конечно, будет убит наповал, а мсье Луи ничего другого и не нужно. Однако Г более требователен к себе. Его рука должна повиноваться беспрекословно. Нечего приниматься за старое. Он не забыл, как рос, подчиняясь жестокой цирковой дисциплине. Г решает немного отдохнуть. Что уж тут скрывать: он недоволен собой. Недоволен этим типом, играющим в садовника! А главное, недоволен мсье Луи. Если бы ему дали волю, он потратил бы неделю на подготовку этого дела, запомнил бы малейшие движения и жесты президента и, самое главное, снял бы виллу подальше. Точность выстрела от этого не пострадала бы, ибо, оправившись от усталости, он наверняка попал бы в цель, и никто не догадался бы, откуда нанесен удар. Тогда как теперь стрелять придется на расстоянии нескольких метров, а это похоже на откровенное убийство. Почему бы в таком случае не бросить гранату!

В сознании снова прокручиваются все те же картины: взрыв, крики, дым, кровь… И руку опять сводит судорога. Как же так получается: не дрогнув, он может держать перед глазами бинокль, но стоит взяться за винтовку, и кошмар возвращается!

А там, внизу, президент повернул назад, отгоняя осу, которая кружит у самого лица. Он вдыхает свежий воздух, спускающийся с гор. И кажется чем-то озабоченным. Слева появляется служанка. Видны лишь ее голова и плечо, как в первом кадре мультфильма. На ней серый халат, и на золотой цепочке висит крестик. То ли рабочая, то ли крестьянка.

— Стиральная машина сломалась, — говорит она, вытирая о тряпку руки. — Разве можно снимать дом, не проверив, все ли в порядке. Но мсье незачем беспокоиться. Завтра я приведу моего кузена. Он все умеет и берет недорого.

Президент кивает издалека. Видимо, у него нет желания вступать в разговор.

«Народу соберется много, — думает Г. — Чего доброго, нагрянут еще какие-нибудь визитеры, и утро пропадет. Кончать надо сегодня. В ближайшие два-три часа».

Президент мелкими шажками пересекает террасу, протягивая лейку служанке.

— Мсье желает, чтобы я закончила? — спрашивает та.

— Нет, спасибо, мадам Франсуаза. Солнце чересчур горячее.

Голос у него низкий, хриплый, но вполне приятный. С блаженным вздохом президент медленно опускается в шезлонг. В том месте, куда упирается голова, полотно вздувается. Целиться надо сюда.

— Я выключила картошку, — сообщает служанка. — Мсье сумеет справиться?

— Ну конечно! — с улыбкой отвечает он.

Служанка собирается снять халат.

— Мадам Лубейр, — шепчет он, — приведите его, когда снова придете.

— Да он вас утомит! — возражает та.

— Нет-нет. Мы полюбили друг друга.

— Мсье нуждается в отдыхе. А я не смогу остаться.

— Да будет вам… Он мне почитает!

Оба смеются.

— Можете идти, мадам Лубейр, — продолжает президент. — За меня не беспокойтесь. Приятного аппетита! До встречи.

Г встревожен. Если он правильно понял, после обеда кто-то должен прийти к старику? Это не по программе. У мсье Луи точно сказано, что мсье Ланглуа никого не принимает. А тут ведь речь шла о ком-то близком. Судя по тому, как оба они засмеялись, когда старик заметил: «Он мне почитает» — и еще добавил: «Мы полюбили друг друга!» Однако! Надо проверить!

Г перечитывает послание мсье Луи. Здесь черным по белому ясно написано: это первый курс лечения генерального директора. В Шатель он раньше никогда не приезжал. Что же в таком случае означают слова: «Мы полюбили друг друга»? Может, речь идет о человеке, с которым президент встретился где-то еще? Нет, что-то тут не вяжется. А фраза: «Приведите его». Как ее следует понимать? Как настоятельную просьбу, обращенную к человеку, который уклоняется от приглашения из опасения побеспокоить. Но почему в таком случае этот человек нуждается в помощи служанки и должен в какой-то мере быть представленным ею? В особенности если мсье Ланглуа любит его?

Сжав кулаки, Г бросается на кровать. Никогда еще мсье Луи не поручал ему столь замысловатого задания! Самое простое было бы ликвидировать старика немедленно и бежать, не задаваясь лишними вопросами. Но Г слишком опытный профессионал и чувствует: если он поддастся настроению, уступит слабости, то не выполнит надлежащим образом контракт. Он разводит в стакане воды две таблетки макситона. Ему необходимо взбодриться и продержаться несколько часов. Вскоре силы возвращаются к нему. Макситон действует эффективно, тем более что со вчерашнего дня Г почти ничего не ел. Очистив два банана, он проглатывает их, стоя перед окном и наслаждаясь, несмотря на тревожное состояние, царящим вокруг безмятежным покоем. Всюду поют, насвистывают, щебечут птички. В отдаленных отелях горничные делают уборку. И вдруг у генерального директора звонит телефон. Благодаря акустическим причудам голос президента, четкий и ясный, слышен далеко. Г не приходится даже свешиваться из окна.