Контракт на убийство

Складывая письмо, Г повторяет:

— Патрисия. Патрисия. Одну я знал… Патрисию Ламбек. Как давно это было! — И, обращаясь к Ромулу, продолжает: — Поверишь ли, настоящая красотка! Все парни за ней бегали. Видел бы ты эту грудь. Она ничем не уступала Лоллобриджиде! Только вряд ли это та самая, — Он задумчиво посасывает трубку. — Если память мне не изменяет, та была родом из Дакса, мать — испанка, отец — тулузец. По крайней мере, так она говорила, только говорила-то она невесть что, соврать ей ничего не стоило. При такой нищете, старина, вранье — единственная роскошь, какую можно себе позволить. В ту пору я и сам перебивался кое-как. Она работала в «Лете», третьесортном ночном заведении на площади Пигаль! А я был партнером Гашетки Джима в «Медрано».

Засмеявшись, Г машинально вытряхнул содержимое трубки себе в ладонь.

— Ты бы видел! — продолжал он. — У нас был гангстерский номер времен «неисправимых». Тебе бы наверняка понравилось… Надвинутая на глаза серая шляпа, в руках карабин. Там-тарарам… Специально построенная декорация рушилась с оглушительным треском и звоном стекла… А карабином был я. Оттуда все и пошло… по крайней мере, мне так кажется. Уж тебе-то я не стал бы втирать очки. Да и Патрисия мне обломилась из-за моей пушки и шляпы! Правда, длилось это не долго. У Патрисии — моей, а не Ланглуа — характер был невыносимый! К тому же она курила мерзкие сигареты… Ты слушаешь меня?

Уши настороженно торчат. Г опускает руку, чтобы погладить их обратной стороной пальцев: взаимно нежное прикосновение.

— Но дело не только в этом! — шепчет он. — Она, как и я, по духу одиночка, любила независимость. Думаешь, такая пара может ужиться? Конечно нет! На первом же перекрестке прости-прощай! Каждый тянет в свою сторону. А из чего, по-твоему, состоит наша жизнь — сплошные перепутья!

С величайшим тщанием Г набивает трубку. Пожалуй, ему больше нравится набивать ее, чем курить. Он снова берет письмо и перечитывает.

— Представь себе, — говорит он, — написано чертовски здорово! А моя Патрисия едва умела писать. Наверняка не она. Конечно, она много читала! И потом, с женщинами всегда так! Ты их одеваешь, учишь хорошим манерам, а инстинкт делает за них остальное. В результате какая-нибудь замухрышка становится красоткой!

На мгновение он задумывается. В открытое окно издалека доносятся равномерные удары топора и пронзительный визг дисковой пилы. В конце просеки, что выходит на дорогу, видна остановившаяся повозка Порой спаленный летним зноем лист срывается с дерева и, словно игрушечный, причудливыми зигзагами надает вниз.

— Хорошо, правда? — говорит Г. — В конце концов, на кой черт сдалась нам его писанина! Ты только взгляни на эту папку: «Индосуэц». Бедняга! Не мог, видите ли, как другие, отправиться в отпуск без всяких забот!

Г вынимает из папки сколотые вместе выписки из счетов.

— Вот как! — восклицает он. — Возможно, это все объясняет. Еще одно письмо.

Г пробегает его глазами.

— Так, так! Любопытно! У папаши Ланглуа дефицит, необеспеченный долг. Тут ясно сказано черным по белому! Оставим в стороне административную тарабарщину! А вот цифры — это уже не тарабарщина. Читать я умею и вижу то, что вижу. Тридцать тысяч франков. Ему закрывают кредит. Пожалуй, стоит подробнее изучить колебания его счета.

Г листает пачку выписок.

— Да тут нужен бухгалтер! — ворчит он. — Впрочем, достаточно взглянуть на последние выписки, чтобы понять: Ланглуа регулярно снимал значительные суммы. Хочешь, я скажу тебе, в чем дело? Так вот, тут пахнет шантажом. Погоди, вспомни-ка письмо этой самой Патрисии… «Разве он не отнял у вас все?» Ах, этот мсье Луи! Вот мы и встретились! Стало быть, старик не мог больше платить? И к нему направили палача! И палач этот — я!

Г раздумывает, не переставая водить пальцами по спине пса. Генеральный директор, Патрисия, мсье Луи и он сам — какая странная встреча, хотя в определенном смысле вполне логичная, но в то же время невероятная и таинственная!

— Подведем итоги: меня направил мсье Луи. Главное, не терять нити. Несчастный Ланглуа стал опасен. Почему? Причина должна крыться в этих документах, раз мне поручено было отправить их без промедления. Возможная причина: он не мог больше платить. Однако некая Патрисия играет определенную роль во взаимоотношениях двоих мужчин. Я полагаю, она была любовницей обоих, и мсье Луи использовал ее в своих целях против того, другого. У него была возможность заставить ее повиноваться, а она, в свою очередь, держала под контролем беднягу президента до тех пор, пока не поняла, что все кончено. Тогда она улизнула точно так, как улизнула та, другая Пат. Ты следишь за ходом моих рассуждений? Я не ошибся? Я по-прежнему на верном пути?

Ромул глубоко вздыхает, как будто и в самом деле понял слова своего хозяина, затем садится и начинает энергично ворошить мордой шерсть на груди.

— А твоей чистотой, — обещает Г, — я займусь основательно, как только ты поправишься. Пока же положение у нас не блестящее! Мы оба исчезли, и если скрываемся где-то, то, уж конечно, с намерением использовать против мсье Луи оружие, которым располагал Ланглуа, ибо, раз появилась необходимость срочно убрать его, значит, он стал опасен. А уж кому, как не мсье Луи, знать, чего я стою! Стало быть, он попытается отыскать меня и начать переговоры. Сколько за документы старика? Сто тысяч франков? Двести тысяч? А сам тем временем мобилизует какого-нибудь коллегу, и тот аккуратно ликвидирует меня. На мировую с ним надеяться нечего.

Он встает, и Ромул тут же вскакивает.

— Нет, нет! — останавливает его Г. — Мы никуда не идем. Просто пытаемся все хорошенько обдумать. У мсье Луи целая банда наемников, деньги, покровители. Он намного сильнее нас. Но я никогда не говорил ему, что у меня есть это маленькое владение. Наш бункер. Он будет искать меня в Париже. А там никого! Да, да, знаю! Ты скажешь, что я его недооцениваю. Он явится сюда под любым предлогом, и я не сумею выстрелить первым! Согласись, это просто смешно. Каждый ищет другого вслепую, ибо я, со своей стороны, понятия не имею, как до него добраться. Так не лучше ли вместо того, чтобы пережевывать одно и то же, снова взяться за работу. И наконец замолчать. С тех пор как ты здесь, я говорю без остановки. Настоящий маразм. Ну да ладно, сынок, за дело!

В папке, помеченной «Собака», есть еще одно письмо. Оно написано рукой президента. В левом углу значится: «Юго-Западный цементный завод. Правление находится в Бордо, улица Жюдаик, 225. Тел. 88 84 01». И сверху второй адрес: «Жан Поль Ланглуа, Париж, 6-й округ, бульвар Сен-Жермен, 115. Тел. 42 63 06 82». Текст короткий, написан твердой рукой.

Недавно у вас была куплена очень красивая немецкая овчарка по кличке Ромул, дата рождения 20 мая 1987, регистрационный номер 422. Мне подарили собаку в надежде доставить удовольствие. А я человек старый и пока еще очень занятой! У меня нет времени надлежащим образом содержать этого пса. Короче, я хочу знать, не могли бы вы забрать его обратно, разумеется, с возмещением убытков, которые следует обсудить. Вот мой адрес на время отпуска: Шательгюйон, 63140, продолжение улицы Пюнет, вилла «Бирючины», Жан Поль Ланглуа.

Г долго кивает головой, почесываясь и раскачиваясь в задумчивости на стуле.

— Итак, — произносит он наконец, — тебя хотели выбросить на улицу. Ты тоже был обречен на бродяжничество. Что с тобой сталось бы?..

Посасывая трубку, Г продолжает тихим голосом, словно не хочет быть услышанным:

— Что станется с нами обоими?

Он кладет письмо туда, откуда взял его, и открывает папку с надписью «Переписка». В ней всего одно письмо, вернее, черновик письма, судя по помаркам.

Я остановился в Шательгюйоне, но, по правде говоря, мог бы остановиться в любом другом месте. От меня остался лишь старый, прогнивший, истлевший каркас, и не исключено, что я приму решение покончить со всем после того, как сведу кое-какие счеты. Ты и сам, я думаю, понимаешь, что у меня нет ни единого су! Завод перейдет в другие руки. У меня не осталось ни родных, ни близких, никого, кроме тебя, дорогой Поль, мой давний и неизменно снисходительный друг. Спасибо. Возможно, тебе покажется, что я поддаюсь усталости от бурно прожитой жизни, как принято говорить. Верно, я чувствую безмерную усталость. Но дело не в этом. Шантаж, длившийся так долго и в конце концов разоривший меня, — не единственная причина принятого решения. Не вдаваясь в подробности — по крайней мере, не сегодня, — скажу лишь одно: я самым гнусным образом оказался замешан в деле, все политические последствия которого поначалу не разглядел. А тут еще надо было такому случиться, чтобы Бернед погиб, тайно пробираясь в Испанию, и теперь, я чувствую, пойдет одно за другим: расследование, клеветнические обвинения, забастовка персонала — словом, состряпанная из ничего история, и за всем этим скандалом, как всегда, рука того, кто зовется мсье Луи, хотелось бы мне знать его покровителей наверху. Такого типа безжалостно уничтожают. Вот только где найти убийц? Тем не менее я терпеливо собирал досье на него с помощью одной женщины, которая долгое время была предана ему душой и телом (так же, как мне; впрочем, на этот счет я оставлю тебе подробное письмо с объяснениями). Если это досье попадет в руки честного судьи, при условии, что существует еще правосудие, с мсье Луи будет покончено…