Страница 7 из 16
— Алекс! — услышал я.
Фея сидела на краю раковины и болтала ногами. По ее коже стекали капли воды.
— Дайте мне полотенце.
Я взял с полки чистое полотенце и подал развернутое, на сложенных вместе ладонях — Мари осторожно спрыгнула мне в руки. Вспоминая, как я играл со своей старшей дочерью в куклы, я вытер фею и отнес в комнату.
— Где вы хотите спать?
— На кровати. Постелите мне рядом с вашей подушкой.
Просьба сия повергла меня в смущение. То есть кровать в номере была двуспальная, и задавить Мари во сне я не боялся — однако же… Так и не сумев сформулировать свои сомнения, я достал из чемодана чистую футболку и соорудил для феи нечто, вроде гнезда.
— Спокойной ночи, — сонно проворковала Мари, заползая в рукав футболки. Она подложила ладошку под щеку и закрыла глаза.
— Спокойной ночи, — ответил я, выключая свет.
Когда я вернулся, обернутый полотенцем, из ванной, Мари уже спала: я мог различить еле слышное сопение. Наконец-то угомонилась… я завел будильник, сбросил полотенце на пол и полез под одеяло.
Би-ип!.. Би-ип!.. Би-ип!..
Не раскрывая глаз, я отключил будильник. Потом потянулся. И вдруг понял, что левая моя рука почему-то легче правой.
Я с удивлением поднес последнюю к глазам: прицепившись руками и ногами, на ней висела кукла… нет, маленькая живая девица. Веки ее были сомкнуты, по лицу разлито умиление.
Несколько секунд я молча таращил глаза… а-а, ну конечно! Это Мари — найденная вчера фея! События прошедшего вечера ожили в моей памяти.
Но почему она прицепилась к моей руке?! Я легонько потряс ладонью… однако фея держалась крепко.
Что делать?
Я осторожно поддел ее ногу кончиком пальца… та-ак, теперь руки… Отцепившись, Мари упала на постель: глаза ее раскрылись (я опять поразился их голубой пронзительности) и… наполнились слезами. Перекатившись лицом вниз, фея разрыдалась — ее круглая попка жалостливо вздрагивала.
Женские слезы всегда повергали меня в смятение.
— Пожалуйста, не плачьте! — взмолился я. — Я не хотел вас обидеть.
Эффекта мои слова не произвели.
— Простите, пожалуйста! Хотите, я принесу воды?
Я вскочил с постели — придерживая обернутое вокруг чресел одеяло, бросился к столу. Скрутил с бутылки крышку и накапал туда минеральной воды…
Когда я вернулся, Мари все еще лежала лицом вниз, но уже не плакала.
— Простите, пожалуйста! — повторил я, гладя кончиком пальца по ее волосам.
Фея всхлипнула и села, подогнув ноги. Вид она имела настолько жалкий, что я готов был провалиться на месте.
— Выпейте воды, — я протянул ей крышку.
Мари исподлобья посмотрела на меня, но крышку приняла и, шмыгая носом, стала пить.
— Расскажите, пожалуйста, где вы жили и как потерялись, — попросил я, чтобы отвлечь.
Фея поставила пустую крышку на постель и вытерла ладошками глаза.
— Я жила в лесу, на острове… не помню, как он называется на вашем языке. А вчера меня унес морской орел, — по ее лицу пробежала тень испуга. — Он нес меня, нес… а потом я изловчилась и укусила его за ногу. И тогда он меня выронил… Я упала в море, и волны вынесли меня на берег, — она со слабой улыбкой посмотрела на меня.
— А откуда вы так хорошо знаете английский?
— Учила в школе… Знаете, Алекс, это вы извините меня! — выпалила она вдруг.
— За что? — удивился я.
— Разрыдалась, как последняя дура, — сказала фея с досадой. — Вы просто не обращайте на меня внимания…
Бедняжка отвернулась и потупилась.
— Я нисколько не обиделся, — заверил я.
Мари закрыла лицо руками.
— Давайте так, — объявил я неестественно бодрым голосом. — Я сейчас пойду умываться, а когда вернусь — об утреннем недоразумении мы забудем.
Не дожидаясь ответа, я вскочил и направился в ванную.
Когда я вернулся, единственным напоминанием об утреннем инциденте был румянец на щеках Мари. Я стал торопливо собираться: до начала заседания осталось полчаса — только-только добраться до Конгресс-Холла, где проходила конференция. На завтрак времени не хватало.
Я оделся, собрал портфель.
— Вернусь к ланчу. Что вам купить из еды?
— Одна я здесь не останусь.
Я с удивлением посмотрел на фею:
— Вы хотите, чтобы я взял вас на конференцию?
Мари вскочила и умоляюще сложила ладошки у груди.
— Я буду сидеть у вас за пазухой и слова не скажу, клянусь… — она замешкалась, очевидно, переводя с фейского на английский, — … Отцом Всех Волшебных Тварей.
Я человек неконфликтный. А женщины и дети из меня вообще веревки вьют. Но в данном случае уступать было нельзя.
— Поймите меня правильно: это невозможно… — я поднял руку, отметая возражения. — Вам захочется в туалет или станет дурно из-за духоты — и что тогда?
На глаза феи опять навернулись слезы — мгновенно, будто кто-то открыл кран. Р-раз, и огромные капли одна за другой текут по щекам.
— Да в чем же дело?! — я попытался вытеснить жалость раздражением, но преуспел лишь наполовину. — Неужели вам трудно побыть четыре часа одной?
— Трудно.
— Почему?!
— Я в вас влюблена.
Мари закрыла руками лицо и медленно опустилась на постель. Я с изумлением уставился на нее.
— Феи всегда влюбляются в своих спасителей, — объяснила Мари сквозь пальцы.
Я украдкой глянул на часы: до начала заседания оставалось двадцать пять минут. Ничего, возьму такси…
— Я сейчас пойду на конференцию… — (фея с надеждой отняла ладони от лица), — … один, — поспешно добавил я. — Но постараюсь вернуться побыстрее, и мы спокойно все обсудим.
Мари упала на постель и разрыдалась. Раздираемый жалостью и раздражением, я бросился прочь.
Поймать такси не удалось, в результате чего последние триста метров до Конгресс-Холла мне пришлось бежать. С трудом переводя дыхание, я ворвался в зал, отведенный нашей секции. Все было готово — ждали только меня, ибо я являлся председателем. Техник прицепил мне к лацкану микрофон, я объявил название первого доклада; заседание потекло по накатанной колее. Однако мысли мои витали далеко от уравнения Буссинеска, о котором толковал докладчик. Меня мучил более важный вопрос: а хватит ли фее еды? Насколько я помнил, у нее остались почти целый апельсин и пол-яблока — однако при ее аппетите…
Наконец наступил перерыв. Разговаривать ни с кем не хотелось — я отцепил микрофон и торопливо вышел в коридор. Кругом толпились участники других секций, из буфета высовывался хвост очереди… мои надежды на чашечку кофе увядали на глазах. Впрочем, на другом этаже очередь, возможно, меньше… я устремился к лифту.
Я поднялся на самый верх Конгресс-Холла — никого. Ни людей, ни буфета… похоже, этот этаж пустовал. Для верности я заглянул в одну из комнат — действительно, никого. Ладно, обойдусь без кофе. Я разочарованно повернулся и…
В полуметре от моего лица висел голый маленький человечек в блистающем шлеме. В руке он держал меч. Слившись в полупрозрачную пелену, за его спиной бешено работали крылья.
— Защищайся, презренный! — пронзительный голосок гулко раскатился по пустому коридору.
— Почему «презренный»? — удивился я.
— Потому что я тебя презираю! — вскричал человечек с яростью.
Он выставил вперед меч и стал медленно надвигаться на меня. Я опасливо попятился: несмотря на свои размеры, малютка вполне мог выколоть мне глаз. Или, например, перерубить сонную артерию…
— Презираете за что? — спросил я, чтобы выиграть время.
— За то, что ты соблазнил мою возлюбленную Мари!
Физиономия человечка исказилась от злобы — с быстротой молнии он метнулся мне в лицо. Я попытался уклониться, но преуспел лишь частично: удар пришелся не в глаз, а чуть выше брови. Острая боль пронизала меня; заливая глаз, из раны хлынула кровь.
Человечек взмыл вверх, сделал мертвую петлю и опять застыл в полуметре от моего лица.