Все, что остается

— Деборе Харви и Фреду Чини просто не нужно было останавливаться в том месте в то время.

— Но ведь не было каких-то явных доказательств, что хоть одна из пропавших пар, остановившись, занималась любовью и именно в это время на них нападал преступник, — заметила я.

Уэсли ничего не ответил.

— В отличие от Деборы и Фреда, другие парочки не появлялись в местах отдыха или зонах купания, — продолжала я. — Они ехали по определенному маршруту, и вдруг что-то случалось, что заставляло их съезжать с дороги либо открывать дверцы своего автомобиля, чтобы впустить туда незнакомца, либо самим пересаживаться зачем-то в чужой автомобиль.

— Это теория убийцы-полицейского, — пробормотал Марино. — Можно подумать, что я раньше о ней не слышал.

— Возможно, что этот человек изображает из себя полицейского, — предположил Уэсли. — Именно этим объясняется послушное поведение парочек, спокойно покидающих свой автомобиль и, очевидно, влезающих в чужое авто только за тем, чтобы выполнить процедуру проверки водительских прав. Любой человек может войти в магазин, где продается форменная одежда, и купить там значок полицейского. Проблема заключается лишь в том, что при остановке полицейским какой-либо машины, сигнальные огни привлекают внимание других проезжающих машин. Поэтому, если в этой зоне находится настоящий полицейский, он, скорее всего, снизит скорость или даже подойдет, чтобы предложить свою помощь. Но пока что никто не заявил об остановке их машины в зоне происшествия.

— Удивление вызывает также то, почему во всех случаях кошельки и сумки оставались внутри машин. Исключением является лишь случай с Деборой, когда кошелек просто не обнаружили. Если предположить, что молодым людям предложили пройти в мнимую полицейскую машину для обычной проверки водительских прав вследствие нарушения правил дорожного движения, почему же тогда они не брали с собой все документы на машину и свои водительские права? Это же самые первые документы, которые спрашивает полицейский, и если он тебя приглашает в свою машину, то эти бумаги непременно должны быть при тебе.

— А может быть, их загоняли в эту машину насильно, Кей, — сказал Уэсли. — Ребята останавливали машину, в полной уверенности, что перед ними патруль, после чего мнимый полицейский выхватывал пистолет и приказывал им сесть в его машину.

— Рисковый, сволочь, — сказал Марино. — Будь я на их месте, я бы ударил по коробочке передач и пустился бы подальше от этого места. Во всяком случае, всегда существует вероятность того, что тебя обязательно заметит какой-нибудь проезжающий мимо автомобилист. Я имею в виду, каким это образом можно заставить сразу двух людей сесть в свою машину под дулом пистолета так, чтобы ни в одном из пяти случаев никто не проехал в этот момент мимо, ни разу не заметив, что происходит на Дороге?

— Лучше спроси, — сказал Уэсли, посмотрев на меня невыразительным взглядом, — как это можно убить восемь человек, не оставив ни одной улики, кроме трещины в кости да пули, найденной рядом с трупами.

— Зажимание, удушение или горло, перерезанное ножом, — сказала я, вынужденная произнести эту фразу уже не в первый раз. — Все тела были сильно разложены, Бентон. И еще мне хочется напомнить вам о том, что, согласно версии об убийце-полицейском, жертвы должны были побывать в машине убийцы. Но, основываясь на запахе, по которому следовал в конце прошлой недели бладхаунд, правдоподобной кажется версия, согласно которой человек, убивший Дебору Харви и Фреда Чини, должен был уехать в джипе Деборы, оставив его затем на остановке рядом с зоной отдыха, и уйти пешком, пересекая главную магистраль.

Лицо Уэсли казалось очень уставшим. Непрерывно потирая виски, как будто его мучила головная боль, он произнес:

— Целью моей с вами беседы является выявление разных точек зрения на эту проблему, решение которой требует особой осторожности. Я прошу, чтобы все подробности этого дела оставались между нами троими. Здесь необходимо наивысшее благоразумие. Никаких интервью репортерам, и постарайтесь не разглашать подробности этого дела никому, даже близким друзьям, родственникам, медицинским экспертам и полицейским. И никаких радиопередач. — Затем, посмотрев на нас обоих, он произнес: — Я хочу, чтобы мне сообщили немедленно, если найдутся трупы Деборы Харви и Фреда Чини. А если миссис Харви захочет связаться с кем-либо из вас, направляйте ее ко мне.

— Однажды она уже пробовала поговорить со мной, — сказала я.

— Я знаю об этом, — ответил он, не глядя на меня. Я не стала спрашивать, откуда это ему известно, немного расстроившись, что, очевидно, было заметно по выражению моего лица.

— С чисто человеческой точки зрения, твое посещение дома миссис Харви вполне оправданно, — добавил он. — Но на будущее лучше воздержаться от каких бы то ни было контактов с ней. Расследование должно проходить без ее участия. Чем больше она вмешивается в это дело, тем большей опасности подвергает свою жизнь.

— Что? Ты хочешь сказать, что однажды ее тоже могут найти мертвой? — скептически спросил Марино.

— Такая вероятность не исключена, поскольку, однажды дав волю своим чувствам, она может совершить какой-нибудь необдуманный поступок и сама станет очередной жертвой.

Опасения Уэсли по поводу состояния психики миссис Харви мне представлялись едва неубедительными. Меня очень волновал вопрос, поедем ли мы с Марино после обеда обратно в Ричмонд, так как для меня было совершенно очевидно: Уэсли пригласил нас к себе отнюдь не для того, чтобы обсудить взаимоотношения пропавшей парочки.

— Мне кажется, что я все время от кого-то завишу, — призналась я, вспомнив про чистое небо в Ричмонде.

— Все мы иногда оказываемся в таком положении, — раздраженно ответил Марино.

— Ты хоть понимаешь, что на самом деле происходит?

— Да, конечно, — ответил он, поднося зажигалку к сигарете. — Это только лишь мои подозрения, но все же. Мне кажется, это чертово Бюро расследований получило информацию о том, что кому-то хотят сильно напакостить. Я чувствую, что кто-то прикрывает свою защиту, а Бентон призван следить за этим.

— А вместе с ним и мы.

— Ты очень догадлива, доктор.

Прошло три года с тех пор, как Эбби Торнбулл появилась в дверях моего офиса с букетом свежесрезанных ирисов и бутылкой превосходного вина. В этот день она пришла попрощаться и сообщить о своем увольнении из редакции газеты «Ричмонд тайме». Она уезжала в Вашингтон, где собиралась работать в качестве репортера полицейской хроники для газеты «Пост». Тогда мы обещали поддерживать связь друг с другом. Теперь мне было трудно даже вспомнить, когда в последний раз я звонила или писала ей.

— Вы хотите, чтобы я соединила ее с вами, — спросила меня моя секретарша Роза, — или мне попросить ее оставить для вас сообщение?

— Соедини меня с ней, — попросила я. — Скарпетта, — привычно-деловым тоном представилась я.

— Ты по-прежнему говоришь таким начальственным тоном, — послышался в трубке знакомый голос.

— Прошу прощения, Эбби, — засмеялась я. — Роза мне сказала, что ты звонишь. А я, как всегда, по горло в работе и совершенно разучилась говорить приятельским тоном по телефону. Как ты поживаешь?

— Прекрасно, не считая того, что число убийств в Вашингтоне втрое увеличилось с тех пор, как я сюда переехала.

— Я полагаю, это случайное совпадение.

— В основном преступления на почве наркотиков, — говорила она нервным тоном. — Кокаин, крэк с применением огнестрельного оружия. Мне всегда казалось, что такие города, как Майами или Нью-Йорк, побили рекорд по количеству преступлений. Но, оказывается, наша дорогая столица всех переплюнула.

Посмотрев на часы, я быстро записала время звонка на страничке календаря. Это уже стало привычкой. Мне так часто приходилось помечать время назначенных деловых встреч и разговоров, что рука инстинктивно тянулась к календарю, даже когда звонила парикмахерша.

— Может быть, у тебя найдется свободное время поужинать сегодня вечером? — спросила она.