12 великих трагедий

Моей судьбе не суждены.

Дон Фернандо

С тех пор, как я придворный в Фесе,

Ты не сказал мне ничего

О том, как любишь.

Мулей

Есть причина

Для умолчанья моего:

Хранить в глубокой тайне имя

Возлюбленной поклялся я.

Но я послушен долгу дружбы,

И от тебя не утая

То, что тебе сейчас скажу я,

Равно и клятву соблюду.

Единственной и несравненной

Считаю я мою беду;

Так, несравненной, потому что

Вне всех сравнений рождены

Моя любовь и светлый Феникс.

Мечты мои одним полны:

Мое мечтание есть Феникс,

Когда гляжу, когда молчу;

Мое страдание есть Феникс,

Когда скорблю, люблю, хочу;

Мое отчаяние – Феникс,

Когда я плачу, как в бреду;

И луч моей надежды – Феникс,

Когда со страхом счастья жду;

Моя любовь и мука – Феникс,

И если Феникс я сказал,

Как верный друг и как влюбленный,

Признался я и умолчал.

(Уходит.) Дон Фернандо

Как он разумно изъяснился,

Учтив он так же, как влюблен.

Когда его страданье – Феникс,

Он большей скорбью огорчен.

Моя печаль – страданье многих,

Обыкновенная беда.

Сцена 5-я Царь. – Дон Фернандо.

Царь

Тебя искал я, Принц светлейший,

И потому пришел сюда.

Пока меж перлов и кораллов

Не скрылось солнце за горой,

Мне хочется, чтоб ты развлекся

Моей охотничьей игрой:

Уже устроена облава

На тигра.

Дон Фернандо

Государь, ценя,

Что ты находишь развлеченья

Ежеминутно для меня,

Скажу, что если развлекаешь

Ты так невольников своих,

Утрата родины не будет

Непоправимою для них.

Царь

Раз пленник полон тех достоинств,

Что ты в душе своей вместил,

Вполне законно и разумно

Ему служить по мере сил.

Сцена 6-я Дон Хуан . – Те же.

Дон Хуан

Иди, великий Царь, на берег

Морской, и ты с него увидишь

Наикрасивейшего зверя,

Сумевшего соединить

Искусство гордое с природой:

Там христианская галера,

Нарядная, приходит в гавань,

Хотя вся в трауре она.

И сомневаешься, как может

Веселой быть ее угрюмость,

И португальские знамена

Блистают на ее снастях;

Я думаю, что раз в неволе

Принц Португальский, эти знаки

Есть указанье, что жалеет

Она о горести его,

И потому, покрывшись черным,

Тоскуя о его плененьи,

Идет вернуть ему свободу.

Дон Фернандо

О, добрый друг мой, Дон Хуан,

Не так ты объясняешь траур;

Когда б она несла свободу,

Она оделась бы, ликуя,

В одни веселые цвета.

Сцена 7-я Дон Энрике , одетый в траур, со свернутым листом. – Те же.

Дон Энрике (к Царю)

Позволь, великий Царь, с тобою

Обняться.

Царь

Доброе прибытье,

Светлейший Принц.

Дон Фернандо

Так значит верно,

Что осужден я, Дон Хуан!

Царь

Мулей, так значит совершилось

Мое заветное желанье!

Дон Энрике

Теперь, когда благополучным

Тебя я вижу, мне позволь,

О, государь, обняться с братом.

Фернандо!

(Они обнимаются.) Дон Фернандо

Милый мой Энрике!

Что означает этот траур?

Но, впрочем, нет, не говори:

Твои глаза сказали столько,

Что бесполезным было б слово.

Не плачь. Коль ты пришел сказать мне,

Что я невольник навсегда,

В том высшее мое желанье:

Ты мог бы требовать награды

За вести добрые, и вместо

Того, чтоб траур надевать,

Одеться пышно, как на праздник,

И ликовать. Как поживает

Король, мой добрый повелитель?

Скажи лишь мне, что он здоров,

Я счастлив. Ты не отвечаешь?

Дон Энрике

Коль повторенные страданья

Нам доставляют боль двойную,

Пусть сразу их узнаешь ты.

(К Царю.)

И ты, великий Царь, внимай мне:

Хоть этот горный склон нам будет

Дворцом пустынным, здесь, прошу я,

Аудиенцию мне дай,

И пленнику отдай свободу,

Услышавши такие вести.

Вся разгромленная армада,

Что в тщетной гордости своей

Была для волн тяжелой ношей,

Инфанта в Африке оставив

Заложником переговоров,

Пошла печально в Лиссабон.

И как услышал Эдуарте

Трагические эти вести,

Печаль к нему внедрилась в сердце,

И то, что было лишь тоской,

Преобразилось в летаргию,

И, опровергнув говорящих,

Что от тоски не умирают,

Скончался добрый наш Король.

Да будет он допущен в небо!

Дон Фернандо

О, горе мне! Так много стоил

Ему мой плен?

Царь

Аллаху зримо,

Как тягостна мне эта весть.

Но продолжай.

Дон Энрике

Король покойный

Распорядился в завещаньи,

Чтобы за выдачу Инфанта

Вам Сеута была сдана.

И с полномочьем от Альфонсо,

Который нам, взамену солнца,

Явился пышною денницей,

Я прихожу, чтоб город сдать:

И так как…

Дон Фернандо

Замолчи, довольно,

Ни слова более, Энрике:

Слова такие недостойны,

Их неприлично говорить

Ни Португальскому Инфанту,

Ни христианскому Маэстре,

Ни даже подлому и злому,

Кто в мире как дикарь живет,

Не ведая христовой веры,

Сияющей лучом бессмертным.

Мой брат, что сопричислен к небу,

Пред смертью это завещал

Не для того, чтоб исполнялось

Дословно это повеленье,

А для того, чтоб показать вам,

Что хочет воли он моей,

Чтоб, значит, вы мою свободу

Другими средствами искали,

Другим, жестоким или мирным,

Неукоснительным путем.

Сказавши: «Сеуту отдайте»,

Он завещал вам: «Предпримите

Что только можно, и усилья

Пусть и до этого дойдут».

Но как же можно, как же можно,

Чтоб христианский, справедливый

Король отдать решился мавру

Тот город, что им куплен был

Своею кровью, потому что

Лишь со щитом и шпагой, первый,

Он утвердил свои знамена

На боевых его зубцах?

И главное еще не в этом:

Сдать мавру город, заслуживший,

Чтоб католическая вера

В нем торжествующей была,

И в храмах умолявший Бога,

С благоговеньем и любовью?

Да разве это было б делом,

Достойным честных христиан,

И соблюденьем правил веры,

И христианским милосердьем,

И бранной славой португальской,

Чтобы Атланты вышних сфер,

Чтобы возвышенные храмы,

На место светов золотистых,

В которых луч играет солнца,

Прияли мусульманский мрак,

И чтоб враждебные им луны,

Родив подобные затменья,

В церквах осуществляли ужас

Таких трагедий роковых?

Так значит это будет благом,

Чтоб храмы превратились в хлевы,

Часовни сделались конюшней,

Иначе, ежели не так,

Чтоб обратилися в мечети?

И тут язык мой умолкает,

Тут пресекается дыханье,

Тут мукою я удушен:

Лишь при одной подобной мысли

Готово сердце разорваться

И волосы восстали дыбом,

И телом овладела дрожь.

То было бы не первым разом,

Что хлев и ясли оказались

Гостеприимными для Бога;

Но раз мечети, в них для нас

Навеки будет знак позорный,

И надпись нашего бесславья,

Гласящая: «Здесь Бог когда-то

Имел жилище, а теперь

Его прогнали христиане,

И помещен здесь ими Дьявол».

И даже это позабыто,

(Как общий приговор гласит)

Что в дом чужой никто не входит,

Чтобы, хозяина обидеть,

Так разве будет справедливо,

Чтоб в Божий Дом вошел порок,

И нами был сопровождаем,

И мы, чтоб он вошел вернее,

Ему посторожили двери,

А Бога выкинули вон?

Католики, что пребывают

С своими семьями, с богатством,

В том городе, быть может станут,

Чтоб только их не потерять,

Трусливо отпадать от веры.

И мы доставим им возможность