Страница 11 из 74
— Она его жутко разозлила! — воскликнул Марино.
Уэсли продолжал рассматривать фотографии.
— Я вижу много ярости, и именно здесь проявляется противоречие. Его ярость кажется направленной лично на нее. Особенно об этом свидетельствуют повреждения на лице, — он постучал указательным пальцем по фотографии. — Лицо — это личность. В типичном убийстве, совершенном сексуальным садистом, лицо остается нетронутым. Жертва лишена индивидуальности, она всего лишь некий символ, и для убийцы, по сути, лишена лица, потому что для него она — никто. Участки тела, которые он калечит, если вообще этим занимается, это грудь, гениталии. — Он замолчал, в его глазах застыло недоумение. — В убийстве Берил присутствует личностное отношение. Порезы на ее лице, нанесение нескольких смертельных ран — сверх убийства, свидетельствуют о том, что убийца ее знал, и, может быть, даже хорошо. Это кто-то, кто именно к ней питал навязчивую страсть. Но наблюдение за ней с расстояния, выслеживание — все это плохо согласуется с такой версией. Эти действия скорее указывают на то, что убийца не был знаком с ней.
Марино снова вертел в руках приз Уэсли калибра 0.357. Меланхолично покручивая барабан, он сказал:
— Хотите знать мое мнение? Я думаю, что у психа «комплекс бога». Знаете, до тех пор, пока играешь по его правилам, он тебя не трогает. Берил нарушила правила, уехав из города и повесив во дворе табличку «Продается». Игра закончилась. Ты нарушаешь правила, тебя штрафуют.
— Как ты его себе представляешь? — спросила я Уэсли.
— Белый, от 25 до 35 лет. Весьма сообразительный, из неполной семьи, в которой не доставало личности отца. Возможно также, он в детстве был ущемлен физически, или психически, или и так, и так одновременно. Он замкнутый человек, однако это не значит, что живет один. Он может быть женатым, потому что имеет опыт в поддержании своего имиджа на публике. Ведет двойную жизнь: есть одна сторона, обращенная к миру, и другая, более темная. Он одержим навязчивой идеей, связанной с насилием. Он извращенец.
— Ну надо же, — сардонически ухмыльнувшись, пробормотал Марино. — То же самое можно сказать про половину негодяев, с которыми мне приходится иметь дело.
Уэсли пожал плечами.
— Может быть, я попадаю пальцем в небо, Пит. Я еще как следует не разобрался. Он может быть каким-то неудачником, все еще живущим с матерью, возможно, он уже подвергался аресту, был или не был в тюрьмах, клиниках. Он, черт его подери, может работать в большой солидной фирме в центре города и вовсе не иметь ни криминального, ни психиатрического прошлого... Он звонил Берил, как правило, вечером. Единственный известный нам дневной звонок был в субботу. Большую часть времени она проводила на работе. Он звонил, либо когда это было удобно ему, либо когда с наибольшей вероятностью мог застать ее дома. Я склоняюсь к мысли, что у него постоянная работа с девяти до пяти, а суббота, воскресенье — выходные.
— Если только он не звонил ей с работы, — сказал Марино.
— Такая возможность всегда остается, — уступил Уэсли.
— А как насчет возраста? — спросила я. — Тебе не кажется, что он может оказаться старше, чем ты предположил?
— Это было бы необычно, — ответил Уэсли, — но все возможно.
Отхлебнув кофе, который уже успел остыть, я перешла к рассказу о том, что сообщил мне Марк по поводу конфликта Берил из-за контракта и о ее загадочных взаимоотношениях с Кери Харпером. Когда я закончила, Уэсли и Марино с интересом уставились на меня. С одной стороны, этот неожиданный визит чикагского адвоката поздно вечером выглядел несколько странно, с другой — я подбросила им неожиданный нюанс. Ни Марино, ни Уэсли, ни, конечно же, я до вчерашнего вечера не могли предположить, что на самом деле, возможно, существует мотив убийства Берил. Самый распространенный мотив убийств на сексуальной почве — это полное отсутствие мотива. Преступники совершают его, потому что им это нравится и потому что есть такая возможность.
— Мой приятель, полицейский из Вильямсбурга, — заметил Марино, — рассказывал, что Харпер — настоящий псих, отшельник. Ездит везде на своем старом «роллс-ройсе» и никогда ни с кем не разговаривает. Живет в большом особняке у реки, и к нему никто никогда не приходит, никто. И парень стар, док.
— Не так уж стар, — возразила я. — Ему пятьдесят с чем-то. Но он действительно затворник. Кажется, он живет со своей сестрой.
— Рискованное предприятие, — сказал Уэсли. У него был очень напряженный вид. — Но посмотрим, до чего тебе удастся докопаться. Пит. Впрочем, даже если Харпер здесь ни при чем, то, может быть, он по крайней мере сможет сделать какие-нибудь предположения насчет "М", которому писала Берил. Кто-нибудь там должен знать, о ком идет речь. Если мы это выясним, то получим уже кое-что.
Марино это не понравилось.
— Харпер не будет со мной разговаривать, — сказал он, — и у меня нет подходящего повода, чтобы заставить его это сделать. Кроме того, я не думаю, что он и есть тот парень, который убил Берил, даже если у него был мотив. Мне кажется, что он бы сделал это сразу. Зачем тянуть девять-десять месяцев? Кроме того, если бы звонил он, она узнала бы его голос.
— Харпер мог нанять кого-нибудь, — сказал Уэсли.
— Верно. И мы бы нашли ее неделю спустя с аккуратной чистой огнестрельной раной в затылке, — ответил Марино. — Большинство наемных убийц не выслеживают своих жертв, не звонят им, не используют нож, не насилуют их.
— Большинство из них — нет, — согласился Уэсли, — но в любом случае мы не можем быть уверены, что изнасилование имело место. Не было обнаружено семенной жидкости. — Он взглянул на меня, и я кивком подтвердила это.
— Парень, возможно, страдает функциональным расстройством. Опять же, преступление могло быть инсценировано, ее тело положено так, чтобы все выглядело как сексуальное нападение, хотя, на самом деле, его не было. Если дело обстоит именно так, то все зависит от того, кто был нанят и в чем состоял план. Например, если бы Берил была застрелена во время конфликта с Харпером, он оказался бы первым в списке подозреваемых. Но если убийство выглядит как работа сексуального садиста, психопата, Харпер не придет никому на ум.
Марино разглядывал книжную полку, его мясистое лицо налилось кровью. Медленно переведя на меня беспокойный взгляд, он сказал:
— Что еще тебе известно об этой книге, которую она писала?
— Только то, что я уже рассказала: она была автобиографической и, возможно, угрожала репутации Харпера.
— Это то, над чем она работала в Ки Уэсте?
— Я так предполагаю. У меня нет твердой уверенности.
На лице Марино отразились колебания.
— Видишь ли, мне неприятно говорить тебе это, но мы не нашли ничего похожего в ее доме.
Даже Уэсли выглядел удивленным.
— А рукопись в ее спальне?
— О да. — Марино потянулся за своими сигаретами. — Я просмотрел ее. Очередной роман, напичканный всем этим романтическим дерьмом Гражданской войны. Но уж совершенно точно, ничего похожего на то, про что говорит док.
— А там есть название или дата? — спросила я.
— Нет. По правде сказать, рукопись даже не выглядит полной. Примерно такой толщины. — Марино пальцами показал что-то около дюйма. — Там на полях много пометок, и еще примерно десять страниц, написанных от руки.
— Хорошо бы еще раз просмотреть все ее бумаги, компьютерные диски и убедиться, что там нет ее автобиографической рукописи, — сказал Уэсли. — Еще нам нужно выяснить, кто ее литературный агент или редактор. Возможно, она послала рукопись кому-то по почте перед отъездом с Ки Уэста. В чем нам точно необходимо убедиться, так это в том, что в Ричмонд Берил вернулась без нее. Если же она вернулась с книгой, а теперь ее нет, это весьма существенно, если не сказать больше.
Взглянув на часы, Уэсли отодвинул свой стул и сказал извиняющимся тоном:
—Через пять минут у меня назначена встреча.
Он проводил нас в вестибюль.
Я не могла отделаться от Марино. Он настоял на том, чтобы проводить меня до машины.