Страница 84 из 92
Вячик растерянно оглянулся на меня, словно нуждаясь в совете. Веди себя Дракон иначе, кончить его было бы во сто крат легче. Но он не скулил, не просился, не кинулся целовать ноги, как обычно бывает в кино, а относился к предстоящей смерти с каким-то презрением, часть которого перепадала и нам. Клюнув на эту мякину, я дал Вячику самый идиотский совет в своей жизни:
— Может, развяжем, пусть хоть умрет как человек.
Вячик молча протянул мне нож, и я, подойдя к Дракону, рассек веревочные петли одним ударом.
Медики утверждают, что когда мышцы длительное время находятся без движения, приходится долго разминать их, приводя в рабочее состояние. Каждый не раз испытывал это на себе, тут и спорить нечего, такова человеческая физиология. Но у Дракона и физиология оказалась драконья, похоже, он подчинялся иным законам природы.
Не успел я защелкнуть нож, как получил мощный удар сдвоенными ногами точнехонько в пах. Трава метнулась мне прямо в лицо, рот мгновенно наполнился чем-то ужасно неприятным, а низ живота разорвала такая острая боль, что я на миг отключился.
Надо мной мелькнула черная тень, что-то с хрипами и стонами покатилось по земле, и, когда я все-таки приподнялся на четвереньки, это что-то, смяв кустарник, рухнуло с крутого склона вниз. Сжав от боли зубы, я на карачках доскакал до края обрыва и ухнул, не соображая что делаю, следом. До сих пор не понимаю, каким чудом уцелел мой позвоночник, когда я, кубарем пролетев метров пятнадцать, выкатился на песчаную речную отмель. Рука все еще сжимала раскрытый нож, и, готовый пустить его в дело, я вскочил и огляделся.
Метров на десять правее спиной к обрыву прижался окровавленный Вячик, направив на замершего в боевой стойке Дракона черный пистолетный ствол. Косясь в мою сторону, Дракон начал шаг за шагом входить в реку, повторяя раз за разом, как заклинание:
— Ты ведь не будешь стрелять, не будешь, не будешь…
— Буду, — сказал вдруг Вячик и выстрелил.
Дракон замер на месте и, ухватившись левой рукой за грудь, двинулся в обратном направлении, прямо на Вячика. А тот, не отводя руку, всаживал в Дракона пулю за пулей, повторяя с каждым выстрелом:
— Буду, буду, буду…
В Москву мы возвратились за полночь. Накрапывал легкий дождь, мокрый асфальт сверкал, отражая яркий свет фонарей и неоновых реклам, габаритные огни идущих впереди машин многократно переливались в вылетающих из-под колес брызгах, каждая капля которых превращалась в частичку загадочно раскрученного калейдоскопа ночного города. Редкие прохожие спешили поскорей нырнуть в еще распахнутые двери станций метро, какие-то неясные фигуры размахивали руками, пытаясь остановить пролетавшие, как летучий голландец, такси. Потерявший ориентиры бухарик прочно примерз к бетонному основанию осветительной мачты, и к нему неспешно подбирался «уазик» ПМГ. Словом, город жил своей обычной жизнью, и ему не было никакого дела до двух людей, какой-то час назад ставших убийцами. Вячик молча уткнулся в лобовое стекло, старательно объезжая выбоины и лужи, а я курил сигарету за сигаретой, мысленно оставаясь еще на безлюдном речном берегу.
Дракон умер сразу. Израсходованная обойма «тетешника» превратила его грудную клетку в дуршлаг, Вячик не промахнулся ни разу. Мы выволокли тело на берег и минут десять вслушивались в окружающую тишину. Убедившись, что свидетелей не предвидится, вскарабкались наверх, подлечили водкой нервишки и принялись тщательно заметать следы нашей негуманной акции.
Вячик действовал как криминалист, собирающий улики на месте преступления. Только наоборот. Обнаружив улику, он ее тотчас уничтожал. Мы собрали все семь гильз, разлетевшихся, к счастью, недалеко, и я закинул их в воду подальше от берега.
Труп Дракона упаковали в покрывало, щедро набив получившийся сверток камнями. Вячик самолично проверил узлы на веревках, прорезал ножом в покрывале несколько отверстий, чтобы, как он пояснил, воздух не скапливался, растягивая упаковку, а постепенно уходил на поверхность, после чего мы разделись и отбуксировали труп вдоль берега к загодя присмотренной тихой заводи. Здесь две гнилые коряги удерживали слой почвы над водой, образуя полутораметровый грот, с берега практически не заметный. Подводная впадина заменила Дракону законное место на Ваганькове, а здоровенный прибрежный валун, который мы с огромным трудом плюхнули ему на грудь, стал достойным монументом трагически завершившейся жизни краснопресненского авантюриста.
Вячик придирчиво осмотрел всю нашу одежду, озадаченно крякнул, недосчитавшись на рубашках нескольких пуговиц, и мы бездну времени убили на ползанье по траве в их поисках. Нашли только одну мою. Вячик погоревал, долго матерился, но в конце концов успокоился, заявив, что шмотки все равно придется выбросить. На всякий случай. Покинули мы березовую рощу только тогда, когда он пришел к окончательному выводу, что ни один эксперт, пусть даже самый выдающийся, ничего интересного здесь не нароет.
Возле «Динамо» Вячик свернул с Ленинградского проспекта, и я понял, что мы едем к Верке. Сейчас ее квартира представляла для нас единственное место, где можно, не вызывая лишних расспросов, привести себя в порядок, отоспаться и просчитать дальнейшие шаги. Притормозив у проходной одиннадцатого таксопарка, мы без труда купили у какого-то ночного благодетеля водки, попетляли переулками и подкатили к Веркиному подъезду.
Судя по грохочущей из-за двери музыке, у Верки опять были гости. Проклиная в душе ее широкую натуру, я проскочил в квартиру, намереваясь прекратить ночное безобразие, но одноглазая Сашкина физиономия, всплывшая из густого табачного дыма, разом нейтрализовала килотонный заряд моей отрицательной энергии.
— Наконец-то! — радостно взвизгнула Верка, бросившись ко мне на шею. — Где вас носило, неугомонных?
Сашка спаивал мою ненаглядную не один. На его коленях покоилась изящная Сонькина конечность, а сама Сонька полулежала, подперев рукой голову, на тахте и силилась разглядеть нас с Вячиком фарфоровыми кукольными глазами. Чувствовалось, что горевать о безвременно сгинувшем Драконе она не станет, да и выражать ей свои соболезнования мы вовсе не собирались.
Сашка набухал нам по целому фужеру чего-то импортно-ароматного и потребовал пояснить, где мы пропадали весь вечер.
— Мы с Сонечкой на Ходынку заехали, в квартире кавардак, ковер весь заблеван, вас нет. Извольте объясниться.
— Я же звонил тебе, — возмутился Вячик, — сказал, что мы уезжаем, а беспорядок, так это, извините, перепили слегка.
Сашка почесал затылок и махнул рукой.
— Вот черт, а я забыл. Ты же в самом деле звонил. Все ты виновата, — погрозил он пальцем в дымину пьяной Соньке, — свела меня с ума, совратила мальчонку.
— Ребята, а вы Кольку не встретили? — кое-как разлепив распухшие губки, проворковала Сонька.
— А мы его и не искали, — деланно равнодушным голосом пробурчал Вячик, наливая себе водки. — У нас своих дел по горло.
— Ну и пошел он… Я теперь Сашеньку люблю, — полезла она к Сашке целоваться.
Верка взяла меня под руку и, поманив Вячика, увлекла нас на кухню. Плотно прикрыв двери, она ногтями впилась в мою руку, пристально сверля наши непроницаемые лица своими кошачьими зелеными глазами.
— Что вы с ним сделали?
— С кем? — На всякий случай я попытался свалять дурака.
— С Драконом, как будто я не знаю. Вы его убили, — убежденно заявила она, продолжая раздирать мне руку.
— С чего ты взяла-то? — попытался я ослабить Веркину хватку.
— Что я, дура?! На ваших рожах все без очков видно, — показала она на широкую царапину, пересекавшую лоб Вячика.
Вячик отстранил Верку от меня, крепко взял ее за плечи и, внимательно посмотрев прямо в глаза, тихо сказал:
— Вера, ты ничего не знаешь. Запомни: от этого зависит, жить ли нам всем. Тебе, мне, ему, Володе. Забудь об этом навсегда, понимаешь? Ничего не было. Мы обкатывали машину моего друга, к тебе заезжали выпить и приятно провести время, вот и все.