Страница 1 из 108
Глава 1
Бентон Уэсли снимал кроссовки у меня на кухне, когда я прибежала к нему, дрожа от страха, ненависти и напомнившего о себе ужаса прошлого. Письмо Кэрри Гризен оказалось в стопке писем и прочих бумаг, где и пролежало до того момента, когда я решила спокойно выпить чаю с корицей в тиши своего дома. Было воскресенье, восьмое июня, и часы показывали тридцать две минуты шестого.
— Полагаю, она прислала это в твой офис, — сказал Бентон, стягивая белые найковские носки.
Похоже, случившееся нисколько его не взволновало.
— Роуз не читает письма, если они помечены «лично» или «конфиденциально», — заметила я, хотя в таком напоминании и не было необходимости — он прекрасно об этом знал.
— А может быть, и зря. У тебя здесь, как выясняется, куча поклонников.
Лишенные сочувствия слова резали, словно бумага.
Бентон сидел, опустив на пол бледные босые ноги, упершись локтями в колени и опустив голову. По плечам и рукам с хорошо развитой для мужчины его возраста мускулатурой стекали капельки пота, и мой взгляд соскользнул с колен и бедер на голени с полоской от резинки носков. Проведя ладонью по влажным серебристым волосам, он откинулся на спинку стула, вытер лицо и шею полотенцем и пробормотал:
— Господи, я слишком стар для всей этой ерунды.
Он глубоко вздохнул и с нарастающей злостью выдохнул. Потом взял лежавшие на столе часы «Брейтлинг-аэроспейс» в корпусе из нержавеющей стали — мой подарок на Рождество — и защелкнул их на запястье.
— Черт бы побрал их всех! Ну что за люди — хуже рака. Дай взглянуть.
Письмо было написано от руки нарочито неуклюжими красными печатными буквами, а вверху листа красовался хохолок какой-то птички. Нацарапанное под ним загадочное латинское слово ergo, или следовательно, не говорило мне в данном контексте совершенно ничего. Взявшись за уголки, я развернула лист простой белой печатной бумаги и положила на старинный французский столик. Бентон даже не прикоснулся к письму, хотя оно в скором времени могло стать вещественной уликой, но я видела, с каким вниманием его взгляд сканирует каждое слово странного послания Кэрри Гризен.
— Судя по почтовому штемпелю, отправлено из Нью-Йорка, а там много писали о ее процессе, — сказала я, продолжая рационализировать и отыскивать причины, которые позволяли бы надеяться, что письмо написано не ею. — Одна сенсационная статейка появилась всего лишь две недели назад. Так что именем Кэрри Гризен мог воспользоваться кто угодно. А что касается моего адреса, то он и вовсе не является какой-то закрытой информацией. Весьма вероятно, что письмо написано совсем и не Кэрри Гризен. Наверное, какой-нибудь сумасшедший.
— Весьма вероятно, что оно от нее, — продолжая читать, бросил Бентон.
— По-твоему, письма пациентов психиатрической больницы никто не просматривает? — попробовала возразить я, чувствуя, как сгущается страх, обволакивающий мое сердце.
— "Сент-Элизабет", «Бельвью», «Мидхадсон», «Кирби». — Он и головы не поднял. — Кэрри Гризен, Джон Хинкли-младший, Марк Дэвид Чепмен[1] — все они пациенты, а не заключенные. Люди, находящиеся в исправительных заведениях и психиатрических центрах, пользуются такими же, как мы, гражданскими правами. Они создают доски объявлений для педофилов и продают информацию серийным убийцам. Ну и, конечно, пишут язвительные письма главным судмедэкспертам.
Теперь в голосе Уэсли чувствовалась злость, в словах — четкость, даже резкость. В глазах, когда он поднял голову и посмотрел на меня, горела ненависть.
— Кэрри Гризен смеется над тобой, док. Над ФБР. Надо мной.
— Над фибом, — пробормотала я.
Наверное, в других обстоятельствах это показалось бы мне смешным.
Уэсли поднялся и накинул полотенце на плечи.
— Ладно, предположим, письмо написала она, — снова начала я.
— Она.
У него не было на этот счет никаких сомнений.
— Пусть так. Но тогда в письме не только насмешка.
— Конечно. Ее цель — напомнить нам о том, что они с Люси были любовницами. Широкая публика этого еще не знает. Пока не знает. Вывод ясен: Кэрри Гризен намерена и дальше ломать чужие жизни.
Кэрри Гризен. Я не могла слышать это имя. Меня бесило, что она пробралась в мой дом и была сейчас здесь. Казалось, Кэрри сидит вместе с нами за дубовым столиком и отравляет воздух уже одним своим мерзким, зловещим присутствием. Представляя себе ее снисходительную улыбочку и горящие глаза, я думала о том, как она выглядит сейчас, после пяти лет за решеткой и общения с безумцами, на счету которых самые отвратительные преступления. Кэрри не была сумасшедшей. Никогда. Она была психопатом, человеком с раздвоенным сознанием, воплощением жестокости и не знала, что такое совесть.
Я посмотрела в окно на раскачивающиеся под ветром японские клены и недостроенную каменную стену, которая, как ни тщилась, не могла укрыть меня от соседей. Внезапно зазвонил телефон, и я неохотно сняла трубку:
— Доктор Скарпетта.
Звонок отвлек Бентона лишь на мгновение — в следующее его взгляд снова вернулся к покрытой красными буквами странице.
— Привет, — послышался из трубки знакомый голос Питера Марино.
Я достаточно хорошо знала капитана управления полиции Ричмонда, чтобы понять: ничего хорошего этот звонок мне не сулит.
— Что случилось?
— Прошлой ночью в Уоррентоне сгорела коневодческая ферма. Может быть, слышала, об этом говорили в новостях. Конюшня, около двадцати дорогих лошадей и дом. Ничего не осталось. Все сгорело дотла.
Но она-то здесь при чем? Непонятно.
— Марино, почему ты звонишь мне из-за какого-то пожара? Во-первых, Северная Виргиния не твоя территория, а...
— Уже моя.
Кухня вдруг странным образом съежилась. Дышать стало трудно.
— Что-то еще?
— Да. АТО только что вызвало ГОР.
— То есть нас.
— Точно. Тебя и меня. Быть готовыми к утру.
ГОР, или Группа оперативного реагирования, как одно из подразделений Бюро по контролю за алкоголем, табаком и огнестрельным оружием, или сокращенно АТО, привлекалась к работе, когда горели церкви или предприятия, когда речь шла о намеренном подрыве, а также в других случаях, подпадающих под юрисдикцию АТО. Мы с Марино не имели к АТО прямого отношения, однако Бюро, как, впрочем, и другие правоохранительные органы, нередко привлекало нас к расследованию, когда в этом возникала необходимость. В последние годы мне приходилось работать после взрывов во Всемирном Торговом центре[2] и в Оклахоме[3] , на месте падения «Рейса 800»[4] . Я помогала проводить идентификацию в Вако[5] и изучала последствия взрывов, устроенных Унабомбером[6] . АТО включило меня в список специалистов, подлежащих вызову только в крайних случаях, когда речь идет о гибели людей, а если они задействовали еще и Марино, то это означало только одно: есть подозрение на убийство.
1
Джон Хинкли-мл. — стрелял в президента США Р. Рейгана. Марк Чепмен — убийца Д. Леннона. Оба признаны невменяемыми. — Здесь и далее примеч. пер.
2
26 февраля 1993 г. в подземном гараже Всемирного Торгового центра в Нью-Йорке была взорвана заложенная террористами бомба, в результате чего погибли несколько человек.
3
При взрыве в правительственном здании в Оклахома-Сити в 1995 г. погибли более 160 человек. Признанный виновным Тимоти Маквей был казнен.
4
Самолет компании «TWA».
5
Вако — городок в Техасе, где 19 апреля 1993 г. после более чем пятидесятидневного противостояния с федеральными агентами погибли в пожаре около 70 членов религиозной секты «Ветвь Давидова».
6
Унабомбер — имя, данное СМИ человеку, который за 18 лет отправил почтой 16 бомб в адрес разных американских университетов и других организаций, протестуя против развития современных технологий. В 1996 г. за эти преступления был арестован бывший университетский профессор Теодор Казински.