Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 47 из 72



237. НА ЗЕМЛЕ

Метафорическое море И розовые облака. Европа в шумном разговоре Навек забыла небеса. Еще в Кастилии гитары, А в Лондоне туман, как дым, И северное солнце шаром Восходит средь печальных зим. То лунных сталактитов слезы, То африканской страсти зной, И надают тихонько розы На пир из ночи ледяной. И говорит, вздымая руки, Суровый гневный человек: — Невыносимы арфы звуки В такой жестокий, черный век. Кому еще нужны на свете Все эти «розы», ветерок Балетных штучек на паркете И музыка бесплодных строк? Голодный о насущном хлебе Вздыхает — на замке амбар, А вы лепечете о небе, Ловя души бессмертный пар. Хромает время, как колеса, Для упоительных стишков, Пещера каменного века, Готовится для облаков. В метафорическом тумане, С небесной синей высоты Услышать надо в дальних странах Прекрасный голос нищеты.

238. «Ревут быки на бойне…»

Ревут быки на бойне В смертельной жажде жить. Храпит мясник спокойно. Но как соединить Колбасы и котлеты И этих воплей ад Со всем, о чем поэты Волнуясь говорят, — С туманными мечтами, С Бетховеном, с луной, И с посвященной Даме Любовью неземной? О, смертницы коровы! Как страшно ждать, вопя, Когда придет сурово Последняя заря! Закрыть глаза и уши, Не знать, покинув мир, Чтоб не глядеть на туши, На тучных и на жир, Что складками, пластами Закрыл от нас навек Биенье сердца в драме, Где гибнет человек. Шел тихий снег… Овчарки Загнали в хлев овец. Пастух в свой домик жаркий Вернулся наконец. Торжественно вздыхали Над яслями волы. Над миром пролетали Три ангела средь мглы.

239. «Ты дал мне корку хлеба…»

Ты дал мне корку хлеба И воздух ледяной, А Михаилу небо И славу под луной. Ты дал ему дубровы И легкой смерти срок, А мне — листок дубовый Из лермонтовских строк, Что никогда герою Не перестанут петь, Над русскою душою О небесах шуметь.

240. «Немного жизнь печальней…»

Немного жизнь печальней, Трудней, чем у других. Как ангелок опальный, Несовременен стих. Мир более в тумане, Чем у других людей, Больнее сердцу, ране Незажившей больней. В двадцатом страшном веке, Когда минуты нет Вздохнуть о человеке, Послать улыбку вслед.

241. О ПАРИЖЕ

Быть может, в северной Пальмире, На черной ледяной реке, Средь русских зим глухой Сибири Иль в гарнизонном городке Мы вспоминать с улыбкой станем (Сугробы с шубами деля) Французскую зиму в тумане И Елисейские Поля. Уютных улиц оживленье, Вид из отельного окна, Небритого бродяжки пенье И бочки красного вина. Веселых, сгорбленных циклистов С бумажным фонарем в зубах, Ларьки на Сене, букинистов И книжки пыльные в ларьках. В бистро за рюмкою пикона Трибуна пламенную речь, Овернские усы патрона И ширину нормандских плеч. Есть и у нас дворцы, Мадонны — Музейно-итальянский свет, Есть театральные колонны И арки триумфальных лет, Но нет ни продавцов каштанов, Ни устриц на углу, как тут, Пятичасовых круассанов В московских печках не пекут… Газетчиков припомним юрких, Цветочниц толстых по утрам И собирателей окурков, И каменную Notre-Dame, На Монпарнасе разговоры В насквозь прокуренных кафе, В дыму табачном наши споры О незадачливой строфе, Огромный зал Национальной, Прекрасней многих бальных зал, Где книжной пыли нас печальный Столетний воздух окружал, Где время, как в летейской лодке, Где инвалид по мере сил Со стопкой книг до подбородка Земную мудрость нам носил, Кому философов туманных Иль фолиантов тяжкий груз, Кому бессмертный звон чеканный Пленительных латинских муз… С ученым другом-итальянцем Прогулки сквозь парижский лес Под обаятельным румянцем Парижских розовых небес И наши ночью возвращенья Чрез весь Париж, пешком, в туман, Классические рассужденья О судьбах Рима и парфян.