Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 76 из 81

Отделение тазового отдела совершенно необычно для расчленения. Но ни врачи, ни полиция не придали этой детали большого значения и даже не высказали своего мнения по этому поводу. Никакие другие части тела женщины не были обнаружены, за исключением того, что сочли ее левой ногой, отрезанной чуть ниже колена. Часть ноги была захоронена в нескольких ярдах от того места, где обнаружили торс. Доктор Бонд описал найденную конечность как «крайне ухоженную». Ступня была гладкой, ногти аккуратно подстрижены. Не было ни мозолей, ни косточек, говоривших о низком происхождении жертвы.

Полиция и доктора решили, что женщину расчленили, чтобы скрыть ее личность. Это заключение идет вразрез с тем, что убийца отделил таз жертвы на уровне четвертого поясничного позвонка и бедренного сустава, словно желая удалить половые органы и гениталии. Можно было заметить в этом сходство с убийствами, совершенными Потрошителем, ведь он вскрывал животы своих жертв и вырывал влагалище и матку.

Когда торс обнаружили, он был завернут в старую тряпку и перевязан веревками. Об этом говорил Фредерик Уилдор, плотник, обнаруживший таинственный сверток в шесть часов утра 2 октября. Плотник пришел на стройку в поисках своего ящика с инструментами. Уилдор развернул тряпку и перерезал веревки. В первый момент он не понял, что перед ним. «Я подумал, что это старый окорок или что-то вроде того», — сказал он на следствии. Стройка нового здания была настоящим лабиринтом, и спрятать там тело было невозможно, если человек, сделавший это, не знал точной дороги. «Там всегда было так темно, как в самое темное время суток», — заявил плотник.

На останках были обнаружены клочки газеты, которые оказались фрагментами старого выпуска «Дейли Кроникл» от 24 августа 1888 года и ежедневной газеты «Эхо», стоившей полпенни. Сикерт был страстным читателем газет. На фотографии, сделанной в конце его жизни, мы видим, что его студия буквально завалена газетами. «Эхо» была либеральной газетой, в которой часто печатались статьи о творчестве Сикерта. 24 августа 1888 года на четвертой странице напечатан раздел «Вопросы и ответы». Все вопросы и ответы следовало присылать в редакцию на открытках, причем реклама была строжайше запрещена.

Из восемнадцати ответов, опубликованных 24 августа 1888 года, пять подписаны инициалами «У.С.». Вот они:

«Ответ первый (3580): Остенде. Я бы не советовал „У.Б.“ выбирать Остенде для двухнедельного отдыха, он заскучает там за два дня. Это место для демонстрации нарядов, причем очень дорогое. Окружающая местность довольно плоска и неинтересна. Кроме того, все дороги облицованы гранитом. Английским туристам я бы порекомендовал „Желтый дом“ или „Мезон Жюне“, принадлежащие англичанам. Они находятся поблизости от железнодорожного вокзала и причала. Хорош также „Отель дю Норд“. Здесь вполне приемлемые цены, но больших отелей лучше избегать. Песок на пляже замечательный. Знание французского не требуется. У.С.».

(Остенде — это порт и курорт в Бельгии, куда можно добраться из Дувра. Сикерт бывал в Остенде.)

«Ответ второй (3686): Популярные оперы. Популярность „Трубадура“ объясняется красотой музыки и великолепными ариями. Такую музыку нельзя считать „высококлассной“. Я не раз слышал от „профессиональных“ музыкантов, что это и не музыка вовсе. Лично я предпочитаю „Трубадура“ всем другим операм, за исключением „Дон Жуана“. — У.С.».

«Ответ третий (3612): Паспорта. Боюсь, что „Несчастный полюс“ будет привлекать внимание тех стран, где паспорта не требуются, но где весьма приятно путешествовать. Однажды я встретил человека, который путешествовал с позаимствованным паспортом. Его уличили в этом и отправили в тюрьму, где он и пробыл некоторое время. — У.С.».

«Ответ четвертый (3623): Смена имени. Все, что должен сделать „Джонс“, это взять кисть, замазать „Джонс“ и вывести „Браун“. Разумеется, это не снимет с него ответственности за поступки „Джонса“. Он останется „Джонсом“, подписывающимся „Браун“. — У.С.».





«Ответ пятый (3627): Письма о натурализации. Для того чтобы получить этот документ, иностранец должен прожить в стране пять лет безвыездно или пять лет за последние восемь лет. Кроме того, он должен подать декларацию о том, что намерен проживать здесь и дальше, представив доказательства от четырех родившихся в Британии владельцев собственности. — У.С.».

Ответы с указанием номеров вопросов говорят о том, что автор хорошо знаком с газетой и является ее постоянным читателем. Отправить сразу пять ответов мог только человек, страстно жаждущий признания. Вспомните, как бомбардировал газеты письмами Сикерт и сколько писем прислал в полицию и прессу Джек Потрошитель. Новости — вот основной лейтмотив жизни Сикерта и игры Потрошителя. Письмо Потрошителя в магистрат полиции написано изысканным почерком на клочке газеты «Стар» от 4 декабря. Оторванный фрагмент газеты содержит объявление о выставке гравюр, а на обороте остался подзаголовок «Ничейный ребенок».

Уолтер Сикерт никогда не был уверен в том, кто он и откуда появился. Он был «неангличанином», если процитировать еще одну подпись, обнаруженную на письме Потрошителя. Его сценическим псевдонимом было «мистер Немо» (или «Господин Никто»). В телеграмме, которую Потрошитель прислал в полицию без даты, но, скорее всего, в конце осени 1888 года, он написал в графе отправитель «Господин Никто», потом зачеркнул написанное и написал «Джек Потрошитель». Сикерт не был французом, но считал себя французским художником. Однажды он написал, что собирается принять французское гражданство, чего никогда не сделал. В другом письме он пишет, что сердцем всегда останется немцем.

Большинство писем Потрошителя, отправленных с 20 октября до 10 ноября 1888 года, имеют почтовый штемпель Лондона. Можно с уверенностью утверждать, что Сикерт находился в Лондоне вплоть до 22 октября, чтобы присутствовать на открытии «Первой выставки пастели», которая состоялась в галерее Гросвенор. В письмах к Бланшу Сикерт пишет о выборе новых членов Клуба нового английского искусства. Отсюда можно сделать вывод, что Сикерт находился в Лондоне или, по крайней мере, в Англии всю осень — возможно, до конца года.

В конце октября Эллен вернулась в дом 54 по Бродхерст-гарденз. Она тяжело заболела и провела в постели весь ноябрь. Я не нашла никаких сведений о том, что она проводила время с мужем или хотя бы знала, где он находится. Не знаю, пугали ли ее жестокие события, случившиеся в шести милях от ее дома, но вряд ли она осталась спокойной. Столица была в ужасе, но самое страшное ждало ее впереди.

Мэри Келли было двадцать четыре года. Она была очень хороша собой — прекрасная фигура, темные волосы, красивое лицо. Она получила хорошее образование, куда лучшее, чем остальные «несчастные», бродившие по улицам. Мэри жила в доме 26 по Дорсет-стрит. Дом снимал некий Джон Маккарти, который владел москательной лавкой и сдавал комнаты в доме 26 очень бедным людям. Мэри жила в комнате 13 на первом этаже. Комната имела площадь в двенадцать футов и отделялась от соседней перегородкой, примыкавшей прямо к ее деревянной постели. Дверь комнаты и два больших окна выходили на Миллер-корт. Несколько дней назад, Мэри сама не знала когда, она потеряла свой ключ.

Впрочем, потеря не причинила ей никаких неудобств. Не так давно она слишком много выпила и решила встретиться со своим приятелем Джозефом Барнеттом, угольщиком. Она не помнила, что делала, но, скорее всего, разбила окно. Они с Барнеттом пролезли в образовавшуюся дыру и вскрыли дверь. Им не пришло в голову вставить новое стекло или заменить ключ. Да у них и не было на это денег.

Мэри Келли в последний раз повздорила с Джозефом Барнеттом десять дней назад. Они подрались. Причиной ссоры была женщина по имени Мария Харви. Мэри начала спать с ней в понедельник и вторник, а Барнетту это не понравилось. Он съехал с квартиры, предоставив Мэри самой расплачиваться за нее. Барнетт и Мэри поссорились, но он все же продолжал время от времени с ней встречаться и иногда давал ей денег.