Собрание

КОВЧЕГ

Ковчег тонул во тьме, плясал в волнах. Болталась на воде посылка роковая, В ней жизни меркли семена, И тверд был только Ной, на Слово уповая, Оно во тьме обрушилось, как дождь, — "Погибнут все. Ты не умрешь. И те, кого с собой возьмешь". И на глаза упал чертеж. Рубил, пилил, строгал — теперь (Смолил) меж кровью и водой Законопаченная дверь, И ящиком играет Бог, Как будто львенок молодой. Подымет в небо, а потом В пучину бросит, Со дна достанет, закружит И в пасти носит. Огороженное плывет дыхание, И все певцы его хора Смотрят на Бога и на моря зданье Из-за забора. Всех надо Ною накормить, Всех, кого запер в сундуке: В подвале — тигров, в клетках — птиц, Да и своих на чердаке. А на крыше сидит великан Ог, Привязался — орет во тьму, Он сошел с ума, и ему Просунуть надо кусок. Звери воют, люди вопят, Огромную погремушку выщебетали птицы. Пахнет, как на вокзалах, и змеи свистят, И горят кровавые глаза лисицы. А снаружи звук — как будто кровь, Если уши заткнуть. Пахнет слезами мое изголовье, И не уснуть. Кто в эту мокредь и муть Наш следит путь? Там, где выщербины от звезд, Выколупанных могучей десницей, И дальше еще, где галактики рот Жизнь изблюет (чтоб ей провалиться!), И замкнутся за нею стальные ресницы. Все это время Бог был там — Внутри смоляной коробки, Вздрагивал от Него гиппопотам, Тигр дугой выгибался, робкий. Лапы, жала, рога, хвосты, Клювы, плавники, глаза и губы — Все высвечивалось из темноты, Он не знал, как все это Он любит. Он смотрел из огненного тумана На шерсть, на множество мелких зеркал. О, если б жалость была, гром бы грянул, Все исчезло б, но жалости Он не знал. И на минуту глаза закрыл Он, Примериваясь, как будет без них, Все исчезло, и все уснули, А когда проснулись, ветер стих. И когда их принесло к горе — "Арарат!" — Ной ее позвал, Он не ведал о перерыве творенья, О кратком сне и новой земле не знал — Что они на другом конце мира от прежней, Но с похожею кожей, с вином надежды. Одноглазый Ог ногами болтал. Он-то знал, что все было новым, Что заново их Господь сотворил, Правда, по образцам готовым, И в жилы им новую воду влил. Тяжко на землю спрыгнул Ог, Поскользнулся и замычал, И молча, как вымокший коробок, Ковчег на земле лежал. Первым протиснулся человек, Младенцем, разорвавшим лоно, На эти кроткие черные склоны. О, всякая мать — ковчег! Носила ты живую душу В морях, под ливнями, Все птицы вылетели, на сушу Все звери хлынули. На гору, плавно вырастающую, Они просыпались, как снег, Вздохнуло море, тихо тающее, Как души, к смерти отлетающие: О, всякий человек — ковчег.

COGITO ERGO NON SUM

Взгляд на корабль, на котором

высылали философов-идеалистов в 1922 году

Гудит гудок, гудит прощальный, Корабль уходит, он — неявно — Стручок гороховый, и много Горошин сладких в нем. Или скорее — крошки хлеба, Что резко со стола смела Крепкая чья-то рука Куда-то в сторону ведра, Забвенья, неба. С причала, в кожаном весь, грозный человек Раскинет скатерть синюю в дорогу — Ищите, милые, вы в море Бога, У нас Он не живет, не будет жить вовек. Так Россия голову себе снесла, Так оттяпала, Собственными занесла лапами Залива ледяное лезвиё, Но и в голове, и в тулове Кружились зрачки ее. Голову свою потеряв в морях, Решив: cogito ergo non sum, В бессудной бездне на Бога была руках, В быстрине грозной. Вот философии ковчег Плывет на Запад — ниже-ниже, Он опустился, где всплывет? Должно быть, в лондоне-париже. В Балтийском море в ноябре Бывают бури-непогоды, Как будто сбор шаров бильярдных В коробке бурно носят воды. Я отдаю себе отчет, Что то был мощный пароход, Но тридцать мачт на нем взошло, И полы пиджаков раздуло. И в океан их унесло, Водоворотом затянуло. Видали дикий пароход В Гольфстриме, на Галапагосах, И эти тридцать мудрецов Теперь охрипшие матросы. Труба упала, паруса, Остался остов, И если море — это дух, То разум — деревянный остров, Ковчег, но твари не по паре, Всяк за себя, но вместе все в полет По следу Бога — стайки рыбок, Которых кит невидимый ведет. Корабль встал — кругом все суша, тина, А сам он — вопреки природе — водоем, Оазис в плоской той пустыне, Где здравый смысл сжигает все живьем. Я запустила девять глаз В пространство — чтоб они парили Под килем, в небе, вокруг вас, На мачтах гнезда себе свили И слушали, что говорили. Но различали они только Гудение огня, Да быстро шлепавшую лопасть, И ускользает от меня Корабль в заоблачную пропасть. Я вижу, он летит Во глуби вод, На части его рвет, крутит Водоворот. Я подхожу к морскому берегу И вижу — как наискосок Плывет, раскрыта, книга белая И утыкается в песок.