Страница 11 из 32
Шерлок Холмс не ответил ни слова.
Он несколько минут молча шагал по комнате, низко опустив голову.
Но вот он, наконец, выпрямился и, задумчиво взглянув на Пинкертона, произнес:
— Никита Панкратов ни в чем не виноват.
— Что-о?! — воскликнул удивленно Пинкертон. — Вы говорите, что он не виноват?
— Да, — твердо повторил Холмс.
— Несмотря на прямые улики?
— Да.
— Но кто же, по-вашему, вор?
— Этого я не знаю, но будущее покажет это. Могу одно сказать, что я знаю более чем хорошо душу человеческую, и голос, исходящий из глубины и дышащий такой правдой, как у этого кучера, не может лгать!
Пинкертон улыбнулся.
— Вы думаете? — спросил он пренебрежительно, задетый слегка за самолюбие словами Холмса.
— Повторяю, я в этом уверен, — серьезно ответил Холмс.
— В таком случае, позвольте пожелать вам успеха в отыскании виновного, — насмешливо сказал Пинкертон. — Что же касается меня, то я его уже нашел и единственное, что остается мне, это отыскать его помощника и краденые вещи.
Он слегка поклонился нам и добавил:
— А пока, позвольте пожелать вам всего хорошего!
С этими словами он повернулся и вышел из комнаты.
IV.
Мы остались с Холмсом одни.
Несколько минут мой друг упорно молчал, глядя задумчиво куда-то в пространство. Потом он подошел ко мне, положил руку на мое плечо и произнес:
— Нет, нет, дорогой Ватсон, предчувствие не обманывает меня! Этот человек не может быть виновен! Обстоятельства сложились для него очень плохо… Все говорит против него, но я постараюсь распутать это чрезвычайно запутанное преступление и удержать этим судей от ложного шага.
— Мне тоже не верится, чтобы кучер был виноват, — ответил я. — Уж чересчур искренен его голос!
— В том-то и дело! Нат Пинкертон попал на ложный след, на который его навел другой ловкий вор, а самолюбие не позволяет ему сознаться в этом.
И вдруг, весело улыбнувшись, он добавил:
— Если смотреть на это дело с спортивной точки зрения, то я должен радоваться, что мой соперник находится на ложном следу. Пойдемте сию же минуту к хозяину дома. Мне нужно его расспросить кое о чем.
Хозяина мы застали в гостиной. Услыхав, что Шерлок Холмс желает задать ему и его жене несколько вопросов, он изъявил свое полное согласие.
На его зов в комнату вошла Анна Егоровна, и Холмс прямо приступил к делу.
— Кто присутствовал в то время, как вы одевали на себя драгоценности? — спросил он Анну Егоровну.
— Горничная.
— А когда снимали?
— Никого.
— Не видали ли вы кого-нибудь входящим в дверь, после того как вы вышли переодевшись?
— Решительно нет.
— Были ли окна в вашей спальне занавешены во время переодевания?
— Нет. Это я помню хорошо. Я так спешила, что не успела спустить портьеры.
— Не выглядывали ли вы во время переодевания во двор? Может быть, вы заметили кого-нибудь из своих или посторонних, кто слишком пристально глядел на ваши окна?
— Н-нет… — ответила Мюрева. — Во дворе, кажется, совсем никого не было… Вернее сказать, я не заметила…
— Жаль. Но… не видали ли вы кого-нибудь на одной из крыш?
Анна Егоровна задумалась.
— Нет, — произнесла она наконец задумчиво. — На наших дворовых крышах я не видела никого.
— А на соседних?
— Погодите… Да, да, теперь я припоминаю! На соседней крыше я видела рабочего. Он, кажется, что-то чинил…
— Ага! Имеет ли та крыша сообщение или соприкосновение с одной из крыш вашего двора? — с живостью спросил Холмс.
— Нет! — ответила Мюрева.
— Совсем?
— Совсем. Та крыша отделяется от нас большим двором.
— Не заметили ли вы вообще чего-нибудь подозрительного в чьем-либо поведении?
— Нет, решительно нет!
— Благодарю вас, — поклонился Шерлок Холмс. — Теперь ваша очередь, Николай Александрович! Как служил у вас Никита?
Мюрев только руками развел.
— Пожаловаться на него никогда не мог! — ответил он. — Мужик был честный, добродетельный, трезвый…
— Часто ли он отлучался?
— Почти никогда. За пять лет службы раза два уезжал на побывку в деревню, жил скромно и деньгу копил, старикам своим один раз тридцать рублей дал, да другой раз — тридцать четыре.
— Верите ли вы в его виновность?
— Я бы и не поверил, если бы не такие доказательства.
— Кто у вас еще служит?
— Кухарка есть, горничная, да дворник.
— Не подозреваете ли вы кого-нибудь из них? Не отличается ли кто из них дурным поведением?
— Н-нет… кухарке уже шестой десяток пошел, она и состарилась в нашем доме… В горничных — ее внучка служит и все ее знают за серьезную, честную девушку; дворник тоже уже восемь лет как у нас, да он никогда и в дом-то не входит! Где уж ему знать: что, где и как…
— Не замечали ли вы кого-нибудь подозрительного среди гостей?
— А кто их разберет! Были певчие…
— Где они помещались и раздевались?
— Раздевались в передней, а стояли в зале.
— Не замечали ли вы, чтобы кто-нибудь из них куда-нибудь выходил во время службы или до нее?
— Гм… один певчий точно что часто выходил… должно быть, расстройство желудка было.
— А какой он из себя? — быстро спросил Холмс.
— Черный такой, худощавый…
— Опишите мне подробнее его лицо.
— Вот он стоял с самого краю хора, так я его потому и заметил. С вас будет ростом, одет прилично в черную сюртучную пару, глаза черные, волосы черные, довольно длинные, усы густые, распушенные.
— Больше вы ни на кого не обратили внимания?
— Нет. Вот только диакон, у того голос богатейший!
— Ну, это-то меня мало интересует! — улыбнулся Шерлок Холмс.
— А больше я, признаться, никого не приметил! — проговорил Мюрев.
Поблагодарив его за сведения, Холмс простился и мы вышли.
V.
— Ну-с, дорогой Ватсон, а теперь скорее вперед! Если мы не опоздали, то добьемся своего! — сказал мне Холмс, когда мы вышли на улицу. — Мне кажется, что я напал на новый след, которого не заметил Нат Пинкертон.
С этими словами он подозвал извозчика, мы сели в пролетку и Холмс приказал ехать к преосвященному Макарию на дом, сказав извозчику его адрес.
Не прошло и получаса, как мы были уже на месте.
— Скажите, пожалуйста, где живет регент хора? — спросил Холмс у привратника.
— А вот тут! — указал он на один из флигелей.
Следуя указанию, мы вошли во второй этаж и позвонили.
На наше счастье, регент оказался дома. Узнав наши имена, он просиял от радости, что видит пред собою Шерлока Холмса, и суетливо пригласил нас войти в гостиную.
— Чем могу служить? — заговорил он, усаживая нас.
Но, не дождавшись ответа, вдруг обернулся к двери и крикнул:
— Маша! Поди-ка сюда! Посмотри, каких знаменитых гостей привел к нам Бог!
Из соседней комнаты появилась жена регента, пухлая, довольно красивая женщина лет двадцати пяти.
— Подумай только! Сам Шерлок Холмс!
— Ах, батюшки! — воскликнула хозяйка. — Сейчас вот закусочку, да самоварчик приготовлю…
И она снова исчезла из комнаты.
Это было нам на руку.
С утра мы ничего не ели и были голодны, как волки.
Однако Холмс приступил к расспросам, не дожидаясь завтрака.
Сделав несколько вступительных вопросов, Холмс стал его расспрашивать о певчих.
— Скажите, пожалуйста, как фамилия высокого певчего, брюнета, с довольно длинными волосами и черными пушистыми усами? — спросил он.
Регент сделал удивленное лицо.
— Брюнета, с черными пушистыми усами? Это какого же?
— Такой худощавый, — пояснил Холмс. — Во время панихиды у Мюревых он был одет в черную сюртучную пару и стоял с краю хора.
— Гм… в черной, вы говорите, сюртучной паре?
— Да. И притом в очень хорошей.
— Ничего не понимаю… — произнес с недоумением регент. — Есть у меня бас — брюнет, только усы у него не пушистые, да и пьет он шибко, так что хорошей сюртучной тройки у него и в заводе не было.