Лазурный гигант

Прошло четыре дня с тех пор, как было получено письмо Николь. Молодые люди уже объявили матери о своем отъезде. Теперь гора свалилась у них с плеч. Решившись на эту новую жертву, мадам Массе первая принялась хлопотать, собирая сыновей в дорогу. Она постаралась даже придать своему лицу выражение решительности. Лина не отставала от нее в самоотвержении и решимости. Когда Анри и Жерар пришли сообщить ей, что Вебер поедет вместе с ними, она спокойно отвечала, что не имеет ничего против и жалеет только об одном — что отец не оставил ей в машине маленького местечка рядом с собою. Под кроткой внешностью Колетты скрывала душа героини. За нее нечего было бояться, что хладнокровие изменит ей в решительную минуту. Молодые люди могли пуститься в опасное путешествие, зная, что мать, сестра и невеста не станут протестовать ни громко, ни в душе, против предприятия, которое они считали своей священной обязанностью.

Лететь на помощь Николь, не оставаться безучастным в то время, как она находится в опасности, было, конечно, вполне понятным желанием Анри. Мадам Массе и сама поняла это, когда согласилась наконец на отъезд сыновей; ей стало даже странно, как это она могла препятствовать законному желанию Анри. Она обвиняла себя в жестокости и эгоизме. Массе, стараясь ободрить ее, в то же время соглашался с нею, что часто самые святые чувства привязанности теряют от примеси к ним эгоизма, и что надо поскорее избавиться от этого последнего.

Что касается Жерара, по-видимому, ему вовсе не было большой необходимости ехать. Но Анри был страшно рассеян, и присутствие около него практичного Жерара было не лишним. Анри шел сражаться за ту, которой он обещал быть верным, которую хотел защитить; в остальном он вовсе не чувствовал призвания к военной карьере. Прежде всего он был ученый; в данный момент он трудился над разрешением одной из задач современной науки; печальная картина человеческой бойни, развалин, опустошений, которую он скоро должен увидеть, не отвечала ни его вкусам, ни стремлениям. У него не было ни одного из качеств, необходимых «ловкому» солдату, и его домашние не без основания дрожали бы за него, если бы он один отправился на войну, эту борьбу совершенно нового типа, в которой каждый участник должен обладать всесторонним знанием ремесла, рассчитывая только на свои силы во время нападения или обороны, добычи припасов, одежды, оружия. Жерар, напротив, обладал всеми этими свойствами и потому сгорал от нетерпения выказать их в военном деле. Он шаг за шагом следил за эпизодами войны. Тысячу раз он готов был бежать на помощь этой горсти патриотов, невероятными усилиями отражавших вот уже два года полчища неприятеля. Успеют ли они прибыть на место военных действий раньше, чем опустится занавес над последним актом этой единственной в истории драмы? Уже ходили слухи о мире. Но всякий раз новое чудо патриотизма опровергало их. Хотя Жерар и желал от души мира, столь заслуженного этим маленьким храбрым народом, ему все-таки было бы жаль, если бы интересный конфликт кончился раньше, чем он успеет испытать на деле свои способности. Вот почему он страшно спешил собраться в дорогу.

В то время, как предусмотрительный Жерар старался захватить с собою все, что может пригодиться солдату во время похода и облегчить ему победу, Анри забирал с собою книги, научные заметки, разные инструменты, какие можно достать только в больших европейских городах. За сборами он немного забыл свое горе, и мысли его приняли обычное направление — он думал о науке.

— Если бы не я, — подсмеивался над ним Жерар, — ты, наверно, позабыл бы взять даже одну смену платья, хоть немножко провизии и оружие. Ты должен быть благодарен, мечтатель ты этакий, что есть кому позаботиться за тебя о материальных нуждах, в то время как ты витаешь в высоких сферах!

Анри был глубоко признателен брату, которого очень любил. Все видели, что молодому ученому пришлось бы плохо без Жерара, и что двойная разлука должна скорее радовать, чем печалить семью.

ГЛАВА IV. Отъезд

Благодаря принятым строителями предосторожностям, устройство механической птицы «Эпиорнис» осталось тайной. Никто ни в Париже, ни где бы то ни было не подозревал о ее существовании. Принимавшие участие в работах двое рабочих первые ревниво оберегали тайну. Постройка сарая в саду не привлекла ничьего внимания. С берега Сены прохожие замечали это сооружение на возвышенности Пасси, но никто не знал его назначения.

Храня тайну, изобретатели хотели избежать расспросов любопытных, чтобы в случае, если первый опыт окажется неудачным, не было бы никаких насмешек и комментариев. Теперь же, когда предполагаемый полет аэроплана принимал политический, военный характер, а целью экспедиции было освобождение военнопленной, требовалась еще большая тайна, и потому последние работы были обставлены еще большими предосторожностями.

Мартина отвадила всех торговцев и поставщиков, под предлогом временного отъезда господ, а сама ходила за покупками на рынок. Ящики со съестными припасами, платьем и другими вещами привозились в закрытых экипажах, и мало-помалу ими нагружена была кают-камера аэроплана. Коробки с консервами, хлеб, сухари, свежие овощи, пресная вода, лекарства, — все было разложено по особым ящикам, чтобы путешественники могли найти все под рукой. Предусмотрительный

Вебер запасся также всем необходимым на случай аварии для починки машины. Над этим складом помещалась пассажирская каюта с кроватями, тростниковыми стульями, складными столиками, буфетом, переносной кухней. Не забыта была даже каучуковая ванна.

Под электрическим мотором был таким же образом устроен череп механической птицы. Туда можно было проникнуть по маленькой лесенке, помещенной в шее птицы. Вместо мозга в черепе были помещены двойные и тройные лопаточки, управляя которыми кормчий мог регулировать направление полета.

Вебер тщательно рассчитал внутреннее устройство машины, чтобы пассажирам оставалось как можно больше места, чтобы все было устроено с комфортом, чтобы машина притом была легка, а двигатель ее силен.

Каждый из четырех членов искусственной птицы — крылья и лапки — изготовлялся совершенно независимо от остального; функцию каждого из них можно было проверить отдельно.

Предварительные испытания прошли так блестяще, что относительно успешного применения всей машины не оставалось и сомнений. Только какой-нибудь несчастный случай мог помешать «Эпиорнису», весом вместе со всеми снарядами, инструментами и пассажирами всего в шесть тысяч килограммов, располагающему двигателем в сто семь лошадиных сил, подняться одним прыжком, распустить крылья и устремиться вперед с быстротой, которую трудно точно определить, но которая, по всей вероятности, достигнет двухсот или трехсот километров в час при тихой погоде или при попутном ветре.

Неохотно уступил доктор Ломон свое место храброму марсовому матросу Ле Гену, практические знания которого в области управления были нужнее, чем услуги врача здоровым пассажирам. Конечно, в конце концов можно было бы захватить с собою и пятого пассажира, но ведь надо же было приберечь место и для Николь, за которой, в сущности, и ехали, а шести пассажиров для аэроплана данных размеров было бы слишком много.

Итак, доктору пришлось отказаться от этой заманчивой экспедиции. По-своему обыкновению, он принял это с философским спокойствием и только шутя пригрозил Веберу и Жерару, что постарается, чтобы они захворали накануне, отъезда, и заменить их на аэроплане. Эти невинные шутки не помешали ему хранить тайну всего происходившего.

Можно только дивиться тому, что тайну удалось сохранить, так как в «заговоре» участвовало четыре женщины и семь мужчин, причисляя сюда же и рабочих. Но ни один не выдал тайны, которая поглощала каждого из них, ни у одного не вырвалось даже намека, вроде тех, о которых говорит своим друзьям Гамлет. Даже Мартина удержалась и не выдала того, что знала, мимикой, жестом или словами: «Well, well, me know… we could talk if we would… if we we line to speak… There be on if they might…» 1.

1

«Ладно, ладно, знаем… если бы мы хотели говорить, мы многое могли бы рассказать… Есть люди, которые могли бы…». «Гамлет». Акт I. Сцена V.