Свинцовый шторм

По моей просьбе водитель высадил меня в начале Ферри-Лейн. Он смотрел, как я с трудом спускаюсь по ступенькам автобуса, а когда, тяжело дыша, я едва не грохнулся с нижней, самой высокой, участливо поинтересовался:

— Дружище, с тобой все в порядке?

— Еще бы! — заверил я его. — Просто охота пройтись.

Дверь с шипением закрылась, и автобус загромыхал дальше, по направлению к деревне, а я, хромая, потащился по улице, ведущей к старому парому, откуда была хорошо видна моя «Сикоракс», пришвартованная у противоположного берега.

Вновь увидеть свой дом! Потрепанная зимними штормами, исколотая льдинами, «Сикоракс» оставалась моим домом, единственным и самым желанным. Все эти долгие месяцы только мысли о ней и придавали мне сил.

И вот я спешил к своему пристанищу, точнее сказать, ковылял. Ходьба причиняла мне нестерпимые муки, и я знал, что отныне так будет всегда. Я обречен жить с этой болью, и потому разумнее всего постараться забыть о ней, а лучший способ для этого — просто думать о чем-нибудь еще.

Как ни странно, у меня это получилось. Пройдя полпути, я свернул за угол, и неожиданно солнечный луч, отразившись в окнах старого отцовского дома на том берегу, с невероятной яркостью ударил мне в глаза.

Я остановился, разглядывая отцовский особняк. Новый владелец удлинил здание, пристроив к нему большое крыло, причем его фасадная часть, обращенная к обширному лугу, спускающемуся к воде, была полностью стеклянной. Но мачта, с вантами, салингами и реем, поставленная моим отцом, сохранилась. Правда, на ее верхушке уже не развевался флаг — это значило, что дом пустует. Но теперь все это чужая территория, и доступ туда для меня закрыт.

Подхватив свою котомку, я заковылял дальше. Летом здесь куда оживленней, повсюду снуют матросы с корабельных шлюпок, которые они швартуют у берега. Но до лета было еще далеко, и сейчас лишь одна машина стояла у старого причала. Она была нагружена краской, инструментами, тросами — в общем, всем необходимым для подготовки судна к сезону. Средних лет мужчина возился рядом с нею с красками и кистями.

— Доброе утро! Великолепное утро, не правда ли? — жизнерадостно приветствовал он меня.

— Да, — согласился я.

На якоре стояло с десяток катеров — сущая безделица по сравнению с тем их количеством, которое обычно бывает здесь летом, но достаточно, чтобы заслонить от меня мою «Сикоракс», пришвартованную у пристани неподалеку от глубокого канала, ведущего к старому папашиному эллингу на дальнем берегу.

Начинался прилив. Я надеялся, что общительный мужчина не станет надоедать мне в этот торжественный момент, ради которого я перенес и все эти месяцы, и всю эту боль. Господи, я жил только мечтой увидеть свой плавучий дом, на котором я отправлюсь в Новую Зеландию! Конечно, я был готов к тому, что яхта окажется сильно потрепанной за две минувшие зимы. Джимми Николе писал мне осенью, что с ним придется повозиться, и по его намекам я понял, что работа потребуется весьма основательная. Но это не пугало меня, напротив, я знал, что она доставит мне радость, а дни будут становиться все длиннее, и я начну постепенно набираться сил.

И вот, как ребенок, который хочет продлить удовольствие, я не поднимал глаз, пока шел, хромая, к концу пристани. Лишь когда носки моих ботинок почти коснулись воды, я стремительно вскинул взгляд. У меня перехватило дыхание. Вот я и дома!

А «Сикоракс» на месте не было...

— Что-то случилось?

Я никак не мог унять дрожь в правой ноге. «Сикоракс» исчезла! На ее месте покачивалась какая-то посудина, подозрительно смахивающая на коробку.

— Извините... — Это был тот самый бодрячок. Он неслышно подошел ко мне в своих туфлях на мягкой подошве для морских путешествий. Очевидно, он был обеспокоен моим видом и горел желанием помочь.

— Да? — резко ответил я.

Мне совсем не хотелось, чтобы он заметил охватившее меня смятение. Я устремил взгляд выше по течению, туда, где стояли еще какие-то суда, но «Сикоракс» среди них не оказалось. Тогда я посмотрел в ту сторону, где был поворот, за которым скрывалась деревня, но там кораблей не было вовсе. Яхта как в воду канула.

Я обернулся — мой давешний собеседник продолжал загружать свою лоханку.

— Скажите, — обратился я к нему, — ваша яхта простояла здесь всю зиму?

— Вроде бы так, — отозвался он с таким видом, словно его обвинили в плохом обращении со своим судном.

— Тогда, может, вы знаете, куда делась яхта под названием «Сикоракс»?

— "Сикоракс"? — Он выпрямился, явно озадаченный. Наконец вспомнив, радостно прищелкнул пальцами. — Старая яхта Тома Сендмена?

— Да.

Не время было объяснять ему, что много лет назад отец продал эту яхту мне.

— Грустная история, — покачал он головой. — Правда, очень жаль. Она вот там. — И ткнул пальцем куда-то за реку. Я посмотрел в том же направлении и наконец увидел свой дом.

Он никуда не исчез — просто валялся на склоне холма к югу от эллинга. Отсюда хорошо просматривалась корма, торчащая из густой травы. Чтобы транспортировать по суше судно такого класса, с широким килем, требуются специальные салазки или опоры. Но «Сикоракс», скорее всего, просто выволокли на веревках и бросили где попало, как ненужный хлам.

— Чертовски жаль, — удрученно заметил мужчина. — Хорошая была яхта.

— Вы не перевезете меня? — попросил я.

Его одолели сомнения:

— Но там ведь частные владения...

— По-моему, этот участок к ним не относится.

Вообще-то я знал это наверняка, но не хотел признаваться, чтобы сохранить инкогнито. И уж тем более у меня не было ни малейшего намерения делиться своими переживаниями, ведь, даже будучи поруганной, моя мечта по-прежнему оставалась моей мечтой.

Желание помочь у моего собеседника таяло прямо на глазах, но речная солидарность все-таки одержала верх. Я усаживался в лодку, а он смущенно наблюдал за этой сложной процедурой. Сначала я сполз на камни у края причала, а затем рывком перекинул свое тело в шлюпку так, словно пересаживался с кровати в инвалидную коляску.

— Что с вами произошло? — помедлив, поинтересовался он.

— Автомобильная катастрофа. Спустило переднее колесо.

— Не повезло.

Мужчина передал мне свои сумки с красками, запрыгнул в лодку сам и оттолкнулся от причала. По дороге он отрекомендовался стоматологом, имеющим клинику в Девайзесе. Его жена ненавидела море. Указывая на свой катер «Вестерли Фулмар», он сокрушался, что становится уже староват для него. По-моему, катер был для него всего лишь поводом периодически сбегать от сварливой супруги. Еще он говорил, что собирается через сезон-другой продать кораблик, чтобы потом сожалеть об этом до конца дней своих.

— Так не делайте этого, — произнес я.

— Она мечтает увидеть Диснейленд...

Мы погрузились в мрачные размышления — каждый в свои. Я взглянул на «Сикоракс», и в этот момент солнце попало на золотые буквы, шедшие по транцу, и те словно подмигнули мне.

— Кто его туда заташил?

— Понятия не имею. Но не Беннистер, это точно.

— Беннистер? — переспросил я.

— Тони Беннистер. — Он поглядел на меня так, словно я свалился с луны. — Тот самый Тони Беннистер. Теперь он хозяин всего этого, а яхту свою держит в городском порту.

Теперь пришла моя очередь удивляться. Энтони Беннистер был ведущим на телевидении, любимцем публики. Впрочем, его известность вышла уже далеко за пределы этого ящика для идиотов. Его физиономия красовалась на журнальных обложках, его поддержки искали производители самых разнообразных товаров, от машин до лосьонов против загара. Кроме того, Беннистер был еще и яхтсменом, одним из тех блестящих любителей, чьи яхты служили украшением самых престижных гонок. Правда, с морем у него были связаны и печальные воспоминания: его жена утонула в результате несчастного случая в прошлом году, в то время как муж ее стремился к победе в сен-пьерской гонке. Вся страна, помнится, сочувствовала этому горю. Я невольно почувствовал себя польщенным, что такая знаменитость живет в доме моего отца.