Хронопилот

— Касаясь политики, хочу вас спросить, господин Хорн, почему вы замалчиваете обстоятельства гибели генерала и покушения на вас лично?

— Я уже выступал по этому поводу и не хотел бы повторяться. Но раз вы настаиваете, скажу только, что мое сегодняшнее заявление никак не связано с покушением и убийством. Это политические дрязги, а я далек от политики. Объяснять же мотивы, двигавшие преступником, я не берусь. Тем более, тема эта мне неприятна.

— Чем теперь будете заниматься лично вы?

— Как говорится, король умер — да здравствует король! Хроноразведка умерла, но я надеюсь продолжить теоретические исследования в частном порядке насколько позволит здоровье и… само Время. Я верю в плодотворность подобных исследований! Пока же практическое воплощение моих идей считаю преждевременным и очень опасным для нашей действительности. Еще раз во всеуслышание заявляю, что распускаю службу Хроноразведки и ухожу в отставку. Трагедия Алекса Химмеля не должна повториться!

ССВ. 3 октября 2262 года

— Присаживайтесь, Этьен! — любезно пригласил Лекока Петреску. Сегодня шеф Службы Безопасности выглядел намного увереннее, чем вчера. Лицо Иона вновь было ухоженным, лакированные волосы блестели, губы то и дело раздвигались в плотоядной усмешке. Для выступления по «имвижн» он оделся в белоснежную тогу Слуг Справедливости. — Сегодня новости иные! Умонастроения Хозяина благоприятствуют нам! К тому же отрадная весть от Хорна: он пошел на уступки и произнес обличительную речь. Можно оставить его в покое. Хотя бы пока. Ну, а ты чем порадуешь, Этьен?

Лекок не разделял радости патрона. Дик Секонд задержался в прошлом, а это означало, что он либо не нашел Химмеля, либо оказался неспособен его уничтожить. Лекок приказал своим людям тщательно следить за Майклом Лозовски, куда бы тот ни отправился. Его агенты гонялись за экспертом по всему свету, нигде не выпуская его из вида, а Лекок начал нервничать, силясь понять, какую игру ведет против него Майкл. Сидя в уютном кресле напротив Петреску, профессор подумал, что было бы намного разумнее просто убрать Лозовски, чтобы хотя бы не беспокоиться за свои тылы.

— Порадовать тебя пока нечем, — сухо ответил Лекок. — Дикки работает, ищет Химмеля, но пока…

— Слушай, Этьен! — перебил его Петреску. — А не бросить ли нам всю эту грязную возню? Не отозвать ли нам твоего Дика?

— То есть как?! — изумился Лекок.

— Понимаешь, это все несерьезно: погони, убийства… Ведь, по сути, мы сами творим историю, заново переписывая неугодный нам сценарий. Мы вольны как угодно трактовать творческую концепцию автора… Послушай, что по этому поводу думает Хозяин.

«Борьба за изменение исторической реальности есть борьба политическая. Мы должны стремиться к концентрации власти, сращиванию ее с технократическим капиталом и сосредоточению ее в руках чрезвычайно волевого человека. Это подразумевает полное подчинение слабого сильному вплоть до подчинения общечеловеческого творческого потенциала воле Властелина Миров. На данном этапе нам на руку усиление и возвышение Германии середины двадцатого века, превращение ее в мирового гегемона. Этого можно добиться, только форсируя проект «Фау». Несколько ядерных взрывов покажут всему миру превосходство германской военной индустрии».

— Ты что-то хочешь сказать? — спросил Петреску, заметив смятение Лекока.

— Ну, разве что шепотом, — ответил Этьен.

— Не бойся, здесь нет аппаратуры, говори смело. Ну!

— Ион, только между нами! У меня такое впечатление, что умонастроения Хозяина исходят не от одного и того же человека.

— Да, Этьен, этого можно было и не говорить.

Молчание затянулось на минуту. Лекок прятал глаза. Петреску сверлил взглядом подчиненного.

— Не совсем понимаю, Ион, что ты имел в виду, когда советовал мне отозвать Дика? — наконец спросил Лекок.

— Просто события в прошлом складываются таким образом, что к исходу следующих суток город Брянск, а точнее Брянский ПОЛИГОН, будет подвергнут ядерной бомбардировке. Ваш Химмель обратится в пар. Так ради чего жертвовать мнеморгом?

— Откуда это стало известно?

— О, Этьен, ты меня удивляешь! Это же тщательно спланированная акция. Нас с тобой просто информировали с запозданием.

— Понял, это упрощает. Но у меня сейчас нет связи с мнеморгом, отозвать я его не могу при всем желании.

— Ну и черт с ним, пусть пропадает, раз такой нерасторопный! — рассмеялся Петреску. — Давай лучше выпьем чего-нибудь тонизирующего, а, Этьен?.. Зубейда! Принеси две висколы!

После бокала освежающего напитка Лекок решился заговорить о наболевшем.

— Видишь ли, Ион… Мне стал слишком мешать один человек, ты знаешь, кто… Надоело жить в постоянном ожидании какой-нибудь пакости от него. Короче, я хотел бы провести его через твое ведомство как идеологического врага.

— Лозовски? — сразу посерьезнев, спросил Петреску. Лекок кивнул. — Извини, дружище, но Лозовски мы пока трогать не будем. И это, кстати, не мое мнение.

— Ну, что поделаешь, — с глупой улыбкой произнес Лекок. Это был первый случай, когда ему отказали напрямую, без отговорок. — У Хозяина есть какие-то виды на него?

Вместо ответа Петреску выразительно повел бровями.

Агенты Лекока были повсюду. Майкл нервничал, пытаясь претворить в жизнь свое клятвенное обещание спасти Алекса. Он колесил по всей планете, пытаясь оторваться от вездесущего «хвоста», но все было тщетно. Тогда Лозовски просто сбежал в прошлое, думая сбить агентов со следа, но и у берегов Нила в Нижнем царстве, и у подножия Фудзи в самурайской Японии его поджидали люди ССВ и СБ. Только в Древнем Риме во времена Тарквиния Гордого Майклу удалось пустить ищеек Лекока по ложному следу, а самому благополучно вернуться в Рим 2262 года.

Свобода передвижения была сейчас особенно необходима. Майкл все еще лелеял мечту о мести, но мстить лично он не имел возможности. Нанять наемника не позволяли скудные средства. Майкл помнил, что Линда пришла к нему почти что с улицы. Долгое время она состояла в крайне правой террористической организации, а после ее разгрома чудом избежала казни и существовала подобно уличной бродяжке до тех пор, пока ее случайно не увидел Майкл. Он позаботился о ней, нашел жилье, а позже предложил работать в лаборатории ССВ. Она часто и помногу рассказывала ему, как ей было хорошо в «Банде Джетса», где все ее уважали и никто не приставал, где ее опекал сам старина Джетс — могучий сорокалетний кикбоксер с философским взглядом на жизнь. Она говорила, что Сэм Джетс — борец за свободу и счастье — был ей вместо отца. Она очень хорошо отзывалась о нем и радовалась, когда узнала, что он жив и продолжает борьбу.

«Вот кто поможет мне отомстить за Линду, — подумал Майкл. — Если только он еще помнит смешную малышку с умными глазами».

Думая о том, как найти Джетса, Майкл вдруг вспомнил о Мэттью, бородатом прыщавом юнце, о котором слышал от Линды только хорошее. Мэттью, рассудил Майкл, наверняка тоже в банде и, пользуясь правом легального проживания, скорее всего, играет роль связующего звена между подпольем и внешним миром. К нему Майкл и направился сразу, как только убедился в отсутствии слежки.

Мэттью жил в трущобах, в многоквартирном высотном доме довоенной постройки. Дом находился в аварийном состоянии, но таким, как Мэттью, на это было наплевать. Майкл не знал квартирного кода для «бломпа», поэтому ему пришлось подниматься на двадцатый этаж пешком. Лифт в доме был обесточен лет тридцать назад. На лестнице мерзко воняло, в грудах мусора копошились крысы-мутанты, с потолков капала какая-то гадость. Но вот, наконец, и дверь, из-за которой доносились звуки музыки ретро. Майкл постучал. Никакого ответа. Тогда он повернулся и начал бить в дверь каблуком. Дверь неожиданно открылась.

— Что вам угодно? — вежливо, но холодно спросил высокий длинноволосый парень в черных очках. Щеки его были покрыты язвочками, и, видимо, из-за этого парень отрастил жидкую бородку.