Страница 30 из 35
Варяжское поморье летопись располагает у «Старого града за Кгданском».
Персы называют варягов славянами.
Итальянские хроники причисляют варягов к балтийским славянам.
И против этого многоголосья выставляется одна строчка одной — киевской — летописи, в которой к варягам причисляются скандинавские племена (каламбуры трех немецких Задорновых XVIII века позвольте вообще не рассматривать).
Представьте для сравнения, что какой-нибудь, ну, скажем, французский учёный на основании того, что западные франки в своих хрониках иногда включают в множество «норманны» балтийских славян, отождествил бы всех норманнов с вендами и принялся бы доказывать, что Нормандия — славянское государство на французской земле, что и Хрольф Пешеход, и потомки его Вильгельм Завоеватель с Роджером Сицилийским на самом деле были славянами…
Мне отчего-то кажется, что добрые мсье в белом, крупногабаритного сложения и с добрыми глазами, приехали бы на белой с красным машине к мсье профессору в течение суток после обнародования таких выводов.
А у нас это почему-то считается наукой.
Воистину, «умом Россию не понять»…
Я тут даже не буду напоминать, читатель, что после Бравалльской битвы ни шведам, ни датчанам было не до колонизации чужих земель — им свои-то было дай Один оградить от налетов куршей, лопарей (!!!) и вендов.
Но вот хотя бы история о том, как новгородцы сперва отказались платить варягам дань и прогнали их, а потом призвали князя из варягов — неужели непонятно, что все это может иметь смысл только как разборки между колонией и соплеменной метрополией? И что в любом ином разрезе история эта превращается в подлинный сюр и абсурд?
Впрочем, я обещал не увлекаться.
На момент нашего рассказа — рубежа VIII–IX веков — Ладога (Новгорода ещё нет, нет и Рюрикова городища, что положит ему начало, только в районе будущего Неревского конца поселок с все той же фельдбергской керамикой и с мощеными досками и горбылём улочками) со всеми ее выселками и «пригородами»[42] была лишь колонией какого-то из варяжских народов, взымавшего с нее дань-выплаты. Пусть «великой и обильной», но — колонией, самой дальней и малолюдной.
Если бы тогда кто-нибудь сказал тороватому купчине из Щетини или богатейшего Волына-Винеты, или витязю из Вагрии или Ретры, что именно этот дальний заморский выселок и есть единственная надежда варяжской Руси, её народа, её языка, её Веры…
Я даже не знаю, посмеялись ли бы они столь неудачной шутке.
Всё было хорошо, все было просто отлично. Храмы сияли яркими красками, кумиры — золотом и пурпуром, все соседи страшились боевых варяжских дружин, море Варяжское полнилось их ладьями, торговцы складывали в сундуки целые состояния, свободные крестьяне и горожане не знали, что такое голод, и в каждом дворе стоял накрытый стол для гостя, а жены носили на шее целые состояния в серебре и золоте.
И только Бессмертные многоголовые Боги знали, что на закате, за землями фризов, саксов и тюрингов собирается буря, которой предназначено смести с лица славянскую Атлантиду. Только они понимали, что полдень миновал и Солнце варяжской Руси неудержимо падало в кровавый закат.
Глава V
ЗАКАТ В КРОВИ: ГИБЕЛЬ СЛАВЯНСКОЙ АТЛАНТИДЫ
В кривом зеркале славянофильства.
Первая встреча с франками.
Карл Великий.
Людовик и викинги.
Генрих Птицелов и его потомки.
Как велеты стали лютичами?
Последние битвы.
Погружение славянской Атлантиды.
∎
В Риме старом, вечном Риме,
Где святой отец живёт.
Войско рыцарей сзывали
Для похода в Балтию.
Балтию Марии-деве
Посвятил отец святой,
Кровопийцам и убийцам
Дал он отпущение
Всех грехов: чтоб к правой вере
Обратить могли они
Балтии народ несчастный,
Гибнущий в язычестве.
Им на новые убийства
Дал благословение…
сожалению, тема, о которой мы будем, читатель, говорить в этой главе, несколько испорчена подходом её первых исследователей. Первыми её, как я говорил в первой главе, исследовали славянофилы, и это наложило и на их труды, и на все последующее одну и ту же печать — корень бед балтийского славянства был во враждебных немцах. Это они, негодные, внесли богомерзкий «дух племенной исключительности» и «национальной вражды» в святое дело несения на вендский Восток «истинной веры».
Очень удивительно читать об этом у того же Александра Фомича Гильфердинга. Недаром Дмитрий Николаевич Егоров сурово критиковал и Гильфердинга и всех славянофилов в целом за эту предвзятость. И как не критиковать! Читаешь труд Гильфердинга и ясно видишь — «национальная вражда» славян и германцев существует только или в собственных конструкциях автора касательно времен, про которые ничего толком неизвестно — все эти «германские дружины», властвующие славянами, изгнание их суровым, но праведным Аттилой и пр. Или же во времена, когда христианская церковь — еще не поделенная, замечу, на католическую и православную — вкладывает в руку свежеобращённого германца крест и науськивает его на богопротивных «язычников». Сие действие, кстати, помимо очевидного — расширения влияния церкви и приобретения для нее новых душ и новых земных богатств — имеет и второй смысл. Называется «повязать кровью» и практикуется шайками душегубов с древнейших времен. Не имеет особого значения, что в данном случае не было (вроде бы) суда и закона, перед которыми вязали друг дружку кровью бандиты. Человек ведь и сам себя судит. А признать неправым дело, за которое даже не ты — твой близкий — убивал, а то и был убит, невероятно сложно. «Мы же с ними воевали!» — так что, какие могут быть вопросы…
Впрочем, нам грозит уход в психологию. Вернёмся к истории.
Итак, в промежутке между этими двумя моментами мы отчего-то не видим никаких проявлений «исконной национальной вражды» и «исключительности». Где, скажите, эта «исключительность» у фризов и саксов, когда они сошлись с велетами в подобие державы, признав за ее столицу велетский город? В чем проявилась вражда славян и германцев под Браваллой, где с обеих сторон шли бок о бок те и другие — рус рядом с норвежцем и шведом, венд рядом с даном и ютом, когда в одном войске славянка несла знамя датского конунга, а второе возглавлял сын славянки??
Я Вас уверяю, читатель, мы и потом ее не встретим. Титмар Мерзебургский роняет мимоходом: «в 954 г. назначен архиепископом Магдебургским Вильгельм, рожденный хотя от пленницы и славянки, но благородной, и короля Оттона». Вот так. Германец признает в пленной славянке благородную. А вот когда он хочет уязвить славянина, то пользуется почему-то евангельскими выражениями:
«…Князьями у винулов были Мстивой и Мечидраг, под руководством которых вспыхнул мятеж. Как говорят и как известно по рассказам древних народов, Мстивой просил себе в жены племянницу герцога Бернарда и тот [ему ее] обещал. Теперь этот князь винулов, желая стать достойным обещания, [отправился] с герцогом в Италию, имея [при себе] тысячу всадников, которые были там почти все убиты. Когда, вернувшись из похода, он попросил обещанную ему девицу, маркграф Теодорик отменил это решение, громко крича, что не следует отдавать родственницу герцога собаке. Услышав это, Мстивой с негодованием удалился. Когда же герцог, переменив свое мнение, отправил за ним послов, чтобы заключить желаемый брак, он, как говорят, дал такой ответ: „Благородную племянницу великого государя следует с самым достойным мужем соединить, а не отдавать её собаке. Великая милость оказана нам за нашу службу, так что нас уже собаками, а не людьми считают. Но если собака станет сильной, то сильными будут и укусы, которые она нанесёт“».
42
Так назывались тогда не предместья, не suburban, а младшие, подчиненные города.