Страница 18 из 62
— А где гарантия, что мы все не погибнем? И будет ли победа за нами? — я вмешался в спор.
— Командир, ты какую-то фигню говоришь! — Миненко вспылил.
— Я очень реально смотрю на вещи. У нас пока мало сил чтобы победить. Думаю, что после сегодняшней атаки начнутся акции устрашения. И вот тогда, многие отвернутся от нас. Многие предадут.
Мы еще немного поговорили, и отправились спать. Но сна не было. Ворочались с боку на бок. Каждый несколько раз вставал, пил воду, курил. Мысли ворочались огромными тяжелыми булыжниками в голове. Много мыслей, много прогнозов, но мало информации.
И много мыслей было о семье. Как они там? А может их схватили, пытают? Что же я наделал? Хотелось все бросить, позвонить им, но понимаю, что телефон их прослушивается, или в нашей квартире сидит засада, ждут меня или посланца от меня. Эх, что происходит!!! Как выбраться из этого?! Есть у Юрия Визбора шутливая песня, но с глубоким смыслом "Мама, я хочу домой!" Вот она-то сейчас как ничто иное подходит для меня. "Мама, я хочу домой!"
Глава 6
На следующий день мы распрощались с гостеприимным Захаровым и выехали.
И поехали проселочными дорогами, старательно обходя большие автодороги. Там-то сейчас стоят блок-посты, проверяя все машины.
Местные радиостанции болтали про вчерашний бой. На многих была плохо скрывая радость, иные же наоборот гоняли траурную музыку. Видимо все зависело, кто являлся хозяином радиостанции. Мол, убили кормильцев-защитников.
Те, кто крутил веселую музыку, прямо говорили в прямой эфир, передавая дорожную обстановку, предупреждая водителей об автомобильных пробках и авариях, где расположены вражеские блок-посты. Причем расклад давали подробный, что, мол, там расположены чисто американские посты, а там — наши, полицейские, милицейские и сколько стоит проехать через эти посты. Американцы не берут взяток, за то наши полицейские, бывшие милицейские — за милую душу.
Но все равно. Чтобы не искушать судьбу, нам удавалось уклоняться от встречи с ними.
Проколесив несколько часов, хотя в нормальное время могли проскочить за час по прямой.
— Вот и приехали. — мы остановились возле деревни. Миненко выключил двигатель, вы шли из машины, разминая спины. Закурили, прислушались. ____________________ Тихо. Обычные деревенские звуки. Такие обычные, что как будто нет войны.
— Люди живут нормальной жизнью, стараются жить, стараются выжить.
— И их за это не стоит винить. Начнем с церкви? — я внимательно осматривал деревню, не было видно перемещений войск противника.
— Она же вроде как закрыта.
— Ну, батюшка-то живет где-то рядом.
— Я бы рядом высадил парочку агентов, чтобы фиксировать контакты смутьяна, чтобы выйти ан подполье. — Миненко был задумчив.
— Тогда пришлось бы в каждой деревне иметь такое количество агентов.
— Так оно и было, когда Бисмарк оккупировал Францию, заранее тайная полиция прошлась по всей Франции и знала точно, где брод, в каком дворе, сколько скотины и какой доход у каждого крестьянина. Потом они приходили и забирали пятьдесят процентов от имущества. В виде контрибуции. Отбирали не все, а лишь половину.
— Да, ну, каждый двор обсчитали? — я удивился.
— Именно каждый двор. — подтвердил Иван — А когда немцы в 1941 году стали наступать, то у них на карте были обозначены даже сухие деревья, которые могли попасться на пути прохождения колонны.
— М-да, что обозначено на наших картах я знаю не понаслышке. Ну, что будем ждать, когда поп сам к нам придет, или пойдем к нему?
— Можно ночи дождаться…
— Можно, только это будет более подозрительно. А так, двое пропыленных придурков заблудились, вот и спрашивают дорогу. Я спрашиваю, а держишь машину в горячем состоянии, если начнется чего-то, то я прыгаю, и рвем. Ну, а если вдруг я завалюсь, то ты вырвешься и сумеешь организовать мое освобождение. Так пойдет?
— Так пойдет. — Миненко был мрачен.
— А что тебе не нравится?
— Я привык действовать обдуманно, подстраховываясь, а не так как ты — " с колес". Ситуацию надо "прокачать". Авантюрист, ты полковник.
— Знать сколько в каждом дворе коров и агентов? — я усмехнулся.
— Примерно так. Вон, Твой Захаров полностью знает расклад по своей деревне. Не мешало бы иметь еще одного, чтобы сравнивать полученную информацию.
— Пока будем разведчиков выставлять, вербовать, то война нашим полным поражением закончится. Мы с тобой будем знать, что страна полностью уничтожена. Поехали. — я отбросил окурок, уселся в машину, резко хлопнул дверью.
— Убедительно. — Миненко сел за руль.
Купол церкви с крестом виден с любого конца деревни. Мы быстро добрались.
Миненко был напряжен, один из пистолетов положил себе под правую ляжку. Я стараясь разрядить обстановку спросил:
— А почему не на колени?
— Яйца отстрелю. Тебе. — по-прежнему серьезен.
— Ясно. Храни там. Сам себе отстреливай гениталии.
— Приехали. Иди. Дверь не закрывай, не прикрывай, пусть остается, распахнута, скорость я вырубать не буду.
Я вышел. Посмотрел на крест, перекрестился. Подошел к двери церковной, там красовался внушительных видов амбарный замок и сургучная печать с американским орлом.
Я не привык доверять глазам, подергал замок, он был закрыт. Сзади раздался шорох.
Резко обернулся. Там стояла миловидная девушка, только одета она была в платье конца восемнадцатого века, а может и девятнадцатого. Не силен я в истории. Но на ней был капор — шляпка- шапочка с полями и вуалью, платье, юбок там было много. Оно как колокол стояло. Это было бы актуально в театре художественной самодеятельности при постановки какого-нибудь "Дворянского гнезда", "Вишневого сада" или чего-нибудь еще. Она мило смотрела на меня. На вид ей было не больше двадцати пяти лет. Я ожидал увидеть кого угодно, но только не это — театрализованное чудо.
Мы смотрели друг на друга. Она первой нарушила молчание:
— А вы не видели Александра Сергеевича?
Я опешил.
— Извините. Не видел. А кто это Александр Сергеевич?
— Пушкин! Он обещал приехать, я его жду, он обещал почитать несколько новых отрывков из своих новых поэм. Он пишет "Руслан и Людмила". Так вот Людмилу он пишет с меня. — она гордо вздернула свою прелестную головку.
Я начал терять чувство реальности.
— Люда, иди, посмотри за домом, может, он там. — из-за угла вышел поп.
Девушка ушла.
— Блаженная. — пояснил поп — Она сельская учительница, вела урок по литературе, проходили Пушкина, она читала отрывок из "Руслана и Людмилы". И резко открывается дверь, и врываются несколько американских солдат. Несколько девочек закричали, завизжали, и тогда солдаты убили их. — он перекрестился — Храни, Господи, невинные души. Кровь одной из девочек попала учительнице на лицо, на книгу, что она держала в руках. Вот после этого она и стала блаженной.
— Лечить не пробовали?
— Возили в город, там махнули рукой. Она же не буйная. Родные у нее далеко. После университета приехала к нам, и года не проработала. Вот мы с матушкой и приютили ее у себя. Зла она никому не причинит.
— Понятно. Она ушла в ту реальность, где не погибают ее ученики. — комок встал в горле — А платье откуда?
— Так она открыла у нас театр самодеятельный. Все окрестные деревни сундуки открыли, все бабушкино приданое вытащили, многое сами шили. Вот оттуда.
Мы помолчали. Я переваривал услышанное. Когда вот так, с перепугу стреляют в ребятишек в классе… Страшно. Комок встал в горле. Живо я представил картину как кровь девочек — твоих учениц попадает на тело, на руки, на лицо. Алые брызги. И растерзанные пулями тела падают на пол, отброшенные назад. Тут взрослый мужик с ума сойдет. Невольно сжались кулаки. Удавил бы гадов. Даже реально представил их.