Лукавые истории из жизни знаменитых людей

Посвящается моим друзьям ЖАКУ И МАДЛЕН ДАТЕН

В школьные годы я имел обыкновение рисовать на полях тетрадей карикатуры на писателей, произведения которых мы изучали.С присущей пятнадцатилетнему подростку жестокостью я изображал их в гротескном виде. Например, нос Цицерона украшала огромная бородавка. Золя целиком умещался за стеклами своего пенсне, лоб Виктора Гюго был настолько велик, что доставал до небес, Ламартин окунал свое перо в озеро фиолетовых чернил, Франсуа Коппе носил сердце на перевязи, а Шатобриан заливался горючими слезами, любуясь собой в зеркало...Что же касается Вийона, которого я рисовал на уроках глубокоуважаемого Марио Рока в Коллеж де Франс, то он скорее походил на Шарля Трене из «Зачарованной дороги», нежели на человека, которому свойственны все земные пороки.

Словом, я изображал их такими, какими они представлялись мне, когда я читал между строк их биографические очерки.От этой привычки мне так и не удалось избавиться... И даже тогда, когда я работал над другими книгами, писал «Любовные истории в истории Франции» или описывал свои приключения в парижских сектах, я продолжал машинально рисовать карикатуры на знаменитых людей. В этой книге я постарался изложить словами то, что рисовал карандашом. Их импровизированные портреты имеют скорее карикатурное, нежели реальное сходство. Короче говоря, они напоминают тех человечков, которых я когда-то непринужденно рисовал на полях своих ученических тетрадей.

ОТРОЧЕСТВО БАЛЬЗАКА, ИЛИ ВОСПИТАНИЕ ГЕНИЯ

Монотонно тянется урок по древней истории. Стоя у доски, на которой дежурный написал «5 июня 1809 года», учитель равнодушно рассказывает о галльской войне:

— И тогда Цезарь соединился со своим полководцем Лабиенусом.

В третьем ряду краснощекий ученик, подперев щеку рукой, демонстрирует полнейшее равнодушие к античному Риму. Он мечтает, устремив взор на растущий во дворе платан, несколько веток которого заглядывают в окно.

— Месье Бальзак, о чем вы думаете? Опять витаете в облаках?

Тридцать пар глаз исподтишка наблюдают за тем, кого учитель только что окликнул своим скрипучим голосом. Бедняга, погруженный в свои мечты, даже не пошевелился.

— Месье Бальзак, я к вам обращаюсь.

— Ну же, Оноре, ответь,— шепчет ему сосед по парте.

Мальчик открывает, наконец, свои огромные глаза и с удивлением оглядывает учителя, своих товарищей, старый класс Вандомского коллежа. Словом, ту действительность, от которой мечты унесли его далеко-далеко. Как человек, которого только что разбудили, он не торопится стряхнуть сон окончательно. Наконец, он сглатывает слюну и бормочет:

— Мой генерал! О, святой отец...

Весь класс взрывается от хохота.

Учитель, почтенный ораторианец, подходит к его парте.

— Вы, как обычно, бездельничаете! Мало того, вы насме­хаетесь над учителем. Отправляйтесь в карцер!

Лицо Оноре вспыхивает.

— Хорошо, отец мой...

Он встает, но учитель останавливает его:

— Покажите мне вашу работу!

Оноре, краснея, протягивает тетрадь.

— Вы не только ленивы, месье Бальзак, но и безмерно горды.

Демонстрируя тетрадь классу, учитель продолжает сухим тоном:

— Посмотрите, месье, чем забавляется ваш одноклассник.Он возымел наглость поставить свое имя рядом с именем императора и исписал целую страницу словами «Юлий Цезарь, Наполеон, Бальзак, Юлий Цезарь, Наполеон, Бальзак...» Вы заслуживаете наказания, маленький лентяй. Если и дальше вы будете продолжать в том же духе, я вынужден буду поставить в известность ваших родителей... Месье Верден, отведите месье Бальзака в карцер для учеников младшего класса.

Этот карцер был самым мрачным в Вандомском коллеже. Кому-кому, а Оноре это было хорошо известно. Он проводил в нем три-четыре дня в неделю. Вот он идет за надзирателем по грязным и сырым коридорам старинного здания к угловой башне, фундамент которой с XVI века омывают воды Луары.

В камере темно. Зарешеченное окно выходит на реку, и до юного Оноре долетают знакомые удары вальков, которыми прачки выколачивают белье. Место, отведенное для стирки белья, находится как раз рядом с башней. Улыбающиеся и говорливые вандомки в белых чепцах сменяют друг друга в течение всего дня.

Взобравшись на стол, Оноре может даже увидеть мирно текущую Луару. Но ему не до этого. Едва в коридоре затихли шаги отца Вердена, как Оноре бросается к двери и напрягает слух. Чего же он ждет? В коридоре вновь слышится звук шагов. В замочной скважине тихо поворачивается ключ, и дверь от­крывается. Входит старик, прижав палец к губам. Это отец Лефевр, библиотекарь. В руках у него две дюжины книг.

— Тебя опять наказали,— говорит он, улыбаясь, юному заключенному.

Поскольку Оноре ничуть не смутился, он лукаво добавляет:

— Я спрашиваю себя, уж не делаешь ли ты это специально, чтобы читать книги, которые я имею слабость тебе приносить...

— О, отец мой, - для вида протестует Оноре.

— Впрочем, может быть, ты и прав. Хорошо учить лишь то, к чему лежит душа... Смотри, вот «Естественная история» Бюффона, «Логика Пор-Руаяля», шестой том «Истории» Геродота, «Трактат о нравах» и «Театр» Расина. Можешь наслаждаться.

У Оноре от радости блестят глаза. Он благодарит доброго отца Лефевра, который собирается возвратиться в свою биб­лиотеку (в ней 10 тысяч томов, и юный Бальзак, питающий настоящую страсть к чтению, надеется познакомиться со все­ми).

До самого вечера Оноре читает. Читает лихорадочно, запо­ем, испытывая при этом пьянящее наслаждение. Когда сумрак заполняет камеру, он откладывает книги, но не засыпает сразу же. Он отдается во власть мечтам, придумывает необыкновенные истории, явственно представляя себе каждую подробность. Вот он пленник англичан во время Столетней войны, и в тихом плеске Луары о стены коллежа ему слышится рокот морских волн... Он представляет себе или, скорее, «вспоминает» все перипетии, кото­рые приводят его из Тура, где он командовал отрядом лучников, в эту подземную тюрьму (в этот каменный мешок)...

Сражения, победы, встречи с королем, переправа через Ла Манш — все это проносится в воображении Оноре, поочередно становящимся то одним, то другим героем переживаемых им приключений.

10-летний воспитанник Вандомского коллежа, коротконо­гий и неловкий мальчишка, который не может даже стать на самокат, чтобы тут же с него не грохнуться, наделен удивитель­ной силой воображения. В какой-то момент придуманные им персонажи оживают, их действия становятся менее предсказу­емыми, а их высказывания более реальными. Забившись в угол своей камеры, Оноре с восхищением следит за событиями при­думанной им самим истории, безусловно, не отдавая себе от­чета в том, что это его первые романы. Ему кажется, что сочинять истории так увлекательно и так легко. Однажды он запишет их для своей сестры Лоры, которая ждет его в Туре. Она обрадуется и приедет к нему... Он буквально зачарован этой мыслью. Он обожает свою сестру. Разумеется, он любит и 7-летнюю Лоране и, конечно, полюбит маленького Анри, который только недавно появился на свет и которого еще не видел... Но Лора уже сейчас его друг и доверенное лицо... Она лучше всех... Как она радовалась, когда приезжала в Пак повидать его с родителями...

Ну вот! Оноре сразу сник. Он вдруг вспомнил слова учи­теля: «Если вы и дальше будете продолжать в том же духе, я буду вынужден поставить в известность ваших родителей...».

Как они воспримут жалобы учителя? Особенно мать. Оноре ее немного побаивается. Между тем, она хороша собой, эта молодая мадам Бальзак: ее синие глаза, белокурые волосы и грациозность, как у дам XVIII века, просто очаровательны. Вдобавок ко всему она получила воспитание в Париже в заведе­нии дам де Сен-Серван, которые внушили ей «принципы» и выковали твердый характер. Она не потерпит никаких фантазий у своих детей. И Оноре, столь впечатлительному, частенько приходится сдерживать порывы нежности... Отец же... Оноре улыбается в темноте... Славный человек, который на 32 года старше жены, гораздо снисходительнее... А потом, он такой оригинал... Ну разве не смешная идея взбрела ему в голову после того, как он покинул отчий дом близ Альби,— сменить фамилию Бальса на Бальзак? Последняя, правда, куда благозвучнее, говорит себе Оноре, она прекрасно смотрится на об­ложках книг, которые публикует его отец. А Бернар-Франсуа не только занимается продовольственным снабжением больницы, он еще пишет «Записки» на самые различные темы: «Бешенст­во», «Девушки, покинутые своими соблазнителями», «Способ не дать себя обворовать», «Необходимость воздвигнуть триум­фальную арку во славу императора»...