Страница 33 из 34
— В субботу вечером, — сказал Майер, — Йеппе Хальд действительно был в охотничьем поместье, но несколько раз звонил Шандорфу.
— Что говорит та женщина, с которой был Оливер?
— Разведена, хотела развлечься. Ей показалось, что парень был чем-то подавлен.
Лунд подняла брови:
— И это все?
— Нет.
Снова отзвук обиды в голосе. Наверное, сказывался наложенный ею запрет на курение в кабинете.
— А что с отпечатками в бойлерной?
— Там перебывала половина гимназии.
— ДНК?
— Еще ждем результатов. Ну что, готовы?
Она посмотрела через стеклянную дверь в комнату для допросов по другую сторону коридора. Там сидел Оливер Шандорф, уронив голову на стол.
— Я хочу быть там, — заявил Майер. — Мы же вместе работаем над этим делом.
Это было верное замечание.
— Ладно. Пойдем вместе. Но вопросы задаю я.
Как только они открыли дверь, Шандорф, взлохмаченный, в зеленой рубашке поло, указал на Майера:
— С ним я говорить не буду.
— Не будешь, — согласилась Лунд. — Я поговорю с тобой. — Пауза. — С добрым утром, Оливер. Как себя чувствуешь?
— Дерьмово.
Она протянула ему руку. Парень пожал ее. Лысый адвокат, которого они видели раньше, тоже поздоровался с ней. Лунд села с ними за стол. Майер устроился в дальнем углу, в пятне света, падающего из окна.
— Мы только хотим получить ответы на некоторые вопросы, — объявила Лунд. — После этого ты сможешь пойти домой. — Никакой реакции от Шандорфа. — Нанна сказала родителям, что проведет выходные у Лизы. Она собиралась встретиться с тобой?
— Нет. Я уже говорил вам.
— Ты знаешь, с кем у нее было свидание?
— Нет.
Из папки, принесенной с собой, Лунд вынула пару снимков тех шикарных сапог, что она нашла в шкафу Нанны:
— Это ты подарил ей?
Он взглянул на фотографию с удивлением:
— Нет.
Майер откинулся на спинку стула, протяжно и громко зевнул. Лунд не обращала на него внимания.
— Из-за чего ты так разозлился на вечеринке, что начал бросаться стульями?
Лысый адвокат просиял и отчеканил:
— Мой клиент не обязан отвечать.
И на адвоката Лунд даже не взглянула.
— Я пытаюсь помочь тебе, Оливер. Расскажи нам правду, и мы оставим тебя в покое. Спрячешься за своим адвокатом, и я обещаю…
— Она сказала, что нашла другого!
— Все, хватит, — сказал адвокат. — Мы уходим отсюда.
Глаза Лунд ни на миг не оторвались от рыжего парня.
— Она называла его имя?
Адвокат уже вскочил:
— У моего клиента была тяжелая ночь…
— Она еще что-нибудь сказала?
— Повторяю, — перебил ее адвокат, — больше никаких вопросов.
Шандорф помотал головой:
— Все, о чем я просил ее, — это спуститься в подвал и поговорить со мной. Но она не…
— Оливер! — рявкнул юрист.
— Малыш, — обратился Майер к Шандорфу, — он тебе не отец. Он не ударит тебя, я ему не дам.
— Она не хотела пойти со мной.
Лунд кивнула:
— И что ты сделал?
— Обозвал ее несколько раз… И больше никогда ее не видел.
Она собрала свои бумаги:
— Спасибо, это все.
В коридоре Лунд остановилась в задумчивости:
— У Нанны был кто-то. Он подарил ей дорогие сапоги, о которых никто не знал.
— Их мог купить Оливер, — нетерпеливо воскликнул Майер. — Он врет. Может, у нее с ним было свидание.
— Здесь что-то не так.
— Здесь что-то не так, — пробормотал он, потянувшись за сигаретами.
— Не курите здесь, — приказала она. — Я уже вас просила.
— Я скажу вам, что здесь не так, Лунд. Вы. Вы здесь уже так давно сидите, что стали мебелью. Думаете, никто никогда не сможет вас заменить. Вот что не так — вы.
И он закурил. Выдул дым под потолок. Закашлялся. Сказал:
— Мой кабинет. Мой.
В дверь просунул голову Свендсен:
— Звонили криминалисты. Отпечатки из бойлерной грязные. Сегодня результатов анализа ДНК не будет.
Лунд ничего не сказала. Стала рассматривать фотографии сапог на своем столе.
— Хорошо, — ответил Свендсену Майер. — Придется вернуться в квартиру парней.
Свендсен вздохнул:
— Мы же там целую ночь проторчали.
— Мы плохо искали.
Они ушли. Лунд смотрела на сапоги. Зазвонил телефон. Это был судмедэксперт, он хотел поговорить с ней.
Пернилле сидела в квартире наедине с цветами, полицейскими метками и одеждой Нанны. И ждала.
К полудню она была близка к безумию. Поэтому она поехала в гимназию, поговорила со смущенной директрисой, потом нашла того приятного, спокойного, с грустными глазами учителя Раму.
И узнала только одно: Оливер Шандорф и Йеппе Хальд провели ночь за решеткой.
Потом она ждала в пустом кабинете, слушая юные голоса, звучавшие в коридоре, мечтая узнать среди них звонкий голос Нанны. Ждала, пока не появилась Лиза Расмуссен. Зареванная, она бросилась прямо в раскрытые объятия бежевого плаща Пернилле, ее трясло от рыданий, она всхлипывала, как маленькая девочка.
У нее были такие же светлые волосы, как у Нанны. Пернилле целовала их, зная, что не следует делать этого. Они были подругами, почти сестрами. Эти две девочки…
Пернилле отпустила девушку, улыбнулась, перестала пытаться назвать словами то, что было выше понимания. Ребенок — это краткая и благословенная интерлюдия долга, а не твоя собственность. Она понятия не имела, что делала Нанна за пределами их квартирки над гаражом. И не спрашивала. Старалась не думать об этом.
А Лиза знала. Эта невысокая, слегка полноватая девушка изо всех сил стремилась быть такой же красивой и умной, как Нанна, и так никогда и не преуспела ни в одном, ни в другом. Лиза утерла глаза, встала перед ней неловко, как будто уже хотела уйти.
— Есть кое-что… — сказала Пернилле. — Есть кое-что, чего я не понимаю.
Молчание. Девушка переминалась с ноги на ногу.
— Нанна была чем-то огорчена?
Лиза помотала головой.
— А Оливер? Он как-то замешан в этом?
— Нет.
Капризные подростковые нотки в голосе.
— Тогда почему полиция все время про него спрашивает? Почему, Лиза?
Она прислонилась к столу, перебирая что-то руками у себя за спиной, протянула недовольно:
— Не знаю я.
Пернилле вспомнила о той женщине-полицейском, Лунд, о ее немногословной настойчивости. Вспомнила ее большие сияющие глаза, которые, казалось, ни на миг не переставали смотреть.
— Вы пошли на вечеринку вместе. Она что-нибудь говорила? Она не казалась… — Слова. Простые слова. Простые вопросы. Как у Лунд. — Она не казалась не такой, как всегда?
— Нет. Она ничего не говорила. Она была… просто Нанна.
Только не рассердиться, убеждала себя Пернилле. Только не произнести то, что в голове… Ты маленькая несносная лгунья, и это написано на твоем некрасивом толстом лице.
— Почему она сказала, что после вечеринки пойдет к тебе?
Девушка затрясла головой, как плохая актриса в плохой пьесе:
— Я не знаю.
— Вы же подруги, — продолжала Пернилле, думая: не слишком ли сильно она давит? Не кажется ли сумасшедшей? Злой? И все же сказала: — Вы подруги. Она бы обязательно рассказала тебе о своих планах. — Слова звучали все громче, все быстрее: — Она бы поделилась с тобой, если бы что-то случилось!
— Пернилле, ничего она мне не говорила, честное слово.
Схватить ее, вытрясти из девчонки правду. Заорать на нее. Пока она не скажет… Что?
— Может, она сердилась? — спросила Пернилле. — На меня?
— Не знаю.
— Ты должна мне сказать! — крикнула она срывающимся голосом. — Это важно!
Лиза не шевелилась, только с каждым сердитым словом, брошенным в нее, становилась все спокойнее и неприступнее.
— Она… ничего… не… говорила.
Сжав девушку за плечи, Пернилле впилась взглядом в эти дерзкие глупые глаза:
— Скажи мне!
— Мне нечего вам сказать, — ответила Лиза ровным бесцветным голосом. — На вас она не сердилась. Правда.