Страница 18 из 22
Глава вторая
в передвечерний час когда уже склонялись в ноч светила а в Водолее восходила Сатурна грозная звезда да незаметно стал в зените жизнь разоряющий Уран – хотите ль вы иль не хотите рожденные под ним – из стран кидающий из жизней в жизни лишающий друзей – отчизны взлетающий перстом меча от постоянства отуча – в час тот с совидцами такими пришол на землю человек в морщинках с баками густыми со сросшеюся пленкой век мать на подушках приподнялась взглянуть на сына в первый раз и приглядевшись испугалась: слепой – совсем не видно глаз тут доктор ножницы кривые с комода помрачнев берет и делая шаги большие к младенцу сгорбившись идет мать вскрикнула а он смеется и ножниц ужас отложив на веки пальцы наложив их раскрывает – не придется прорезывать дитяти глаз подайте грудь ему сейчас – решает мать – забота снова как научить сосать такова но ткнувшись и поймав сосок сын присосался и без спроса грудь ручкой давит – наконец краснеет пуговочка носа отпал насыщенный – отец меж тем под дверью отирает глаза счастливые платком и курит в форточку потом на небо серое взирает: ноч петербургская бела под фонарем стоит прохожий бредет другой из-за угла на привидение похожий переведен в столицу в полк обзаведясь своей квартирой он понял в жизни легкой толк столичново пустово мира толк в кутежах гонящих сон в приемах шумных но отныне в сем вихре будет помнить он о кротко спящем в детской сыне: в предутренний вернувшись дом походкой непослушно тяжкой взглянуть придет он перед сном как дышет спинка под рубашкой рукой неметкой крест чертить и николаевской бородкой поцеловав ощекотить затылка вздрогнувшево щотку а жизнь свой движет круг и вот – в столице смутно муж на службе в кастрюльке геркулес растет спиртовки огонечек в луже молочной – пляшет голубой сын рад ему вдруг грохот вой под окнами копыта крики погаснул свет – наперевес опущены мелькнули пики – и опрокинут геркулес рукой хладеющей неловкой: с ребенком в кухню и на двор в швейцарскую а от спиртовки огнь ящерицей на ковер – слетел двоится разбегаясь предупреждением дымок провеял – спешно возвращаясь звонит отец и на порог едва ступив – тут стало глуше откуда гарь – поняв все вмиг он николаевкою тушит огонь и ищет где же Мик – где сын где мать и вот с кухаркой вниз чорной лестницей бежит – в коморке дворничихи жарко на блюдечке свеча дрожит в чаду завернут в плед поспешный ребенок в жениных руках их вид в трагическом потешный в нем смехом заглушает страх заботливо полунахмурясь он с ношей спящею домой идет с испуганной женой так первая промчалась буря и дальше чертит жизни круг как в осемнадцатом писали – коловращается: из рук отцовских на небесной дали меж дачных голубых осин кометы косу видит сын и бабушка в суровой муке к ним приезжает умирать благословляя молча внука ещо умеет крест послать с высокой точно стол постели ее костлявая рука (как ногти страшно посинели и вена вздулась как река) в квартире жутко и просторно звонки и шопот а потом ево в карете валкой чорной отвозят в хладный страшный дом где примут бабушки кузины старухи строго: их пасьянс стол мраморный с ногою львиной запретный лед – паркетный глянц лоб запрокинуть – над пуками люстр бронзовых круги картин ему готовят балдахин постель холодную как камень и он не дышит и не спит: гуляет ветер пол скрипит – с какою быстротою к маме он бросится когда она за ним приедет – за ушами потрогает тиха бледна нет дома бабушки и ново пуст незапретен кабинет где бабушка жила – в столовой в часах старинных жизни нет (потом узнает он: в час смерти остановилися часы) спокойно все но холод чертит круг тайны взмахами косы и чуя этот холод в паре с тревогой безотчотной в сон зловещий первый погружон он видит бабушку в кошмаре: клубок от кресла откатясь чернеет – бабушка на кресле все ближе неживей чудесней вдруг ставши вдвое – раздвоясь уж с двух сторон теснит – пылают глаза – круглятся и растут – проснувшись с криком подымает он дом – родители бегут лоб щупают – на свет спросонок кривясь в себя приходит он но свет погас и – тот же сон так фантастический ребенок растет – он вечно одинок (у матери все на примете: чтобы болезнь или порок не занесли другие дети) она товарищей ему игр хочет заменить собою следит что детскому уму занятно – вот в ночи луною ребенка поразился глаз она спешит уже тотчас к нему на помощь и рисует на стенах лунные моря небес таинственные земли вот к клавишам подсел даря импровизацией и внемля ему уж приучает мать слух детский к времени и звуку вот научился он читать и мать ему готовит муку: в ядь жизни подсыпает яд – отравленные им глядят со стороны на все явленья все приучась переживать – всеотвержения печать! – лиш силою воображенья столица хладная зимой прогулки с матерью в гостинный в час летний – финский брег морской парк павловский полупустынный: там на холме в древах семья стояла белых изваяний меж них резвилися смеясь не знавшие ещо страданий лиш отрок хиленький следил веков на ликах отраженье перстов у лир орлиных крыл полузастывшие движенья и руны каменных страниц и свиток циркулем пронзенный и слепота высоких лиц томили дух неискушонный потом и петербургский дом их тайной жизнью населился – а в доме заняты винтом бросая карту отклонился отец – неглядя отложил – пасс – папиросу – пасс – качаясь всплывали дымные ужи тиш – вдруг стакан простывший чая подпрыгнул на столе звеня смешалось в крике все и стуке и снова тиш – пасс-пасс – скользят по картам – мыслят мыслят руки уже по новому речист тут над сукном испачкан мелом сошолся бывший нигилист теперь чиновник – с офицером сначала – у сестры приют найдя – с брезгливостью с надрывом он жил: спор возгоревшись тут грозил окончиться разрывом не мог не побледнев взирать одним лиш видом разъярившись как Новым Временем накрывшись зять любит в кресле подремать (тогда мечтал он: как синица зажеч российский океан и приезжал отец в столицу спасать: попавши в ураган меж казаками – простирая свой зонтик пробивая бреш стоял бровями помавая шепча: са-баки его еш–) недоучась рожденный поздно таким шол в жизнь идеалист а в жизни: неудачи – мглист чиновный петербургский воздух им надышавшийся устал погряз в раздвоенности в частном и незаметно сам он стал таким акцизником бровастым и вышло что он был из тех на ком ненужности трагичной печать – не вкусит кто утех стыдясь удачи в жизни личной кто целомудрием своим понятием опасным долга врагам наскучил и своим – испортив жизнь себе надолго надолго или до конца племянник помнит взор склоненный – в движеньях бледново лица над карточным сукном зеленым зловещий ломберный отсвет и в лёте тех же помнит лет взметенный как костром зарею над миром красный облак-дым: пылало небо и под ним стояли дети не игрою сим зрелищем поражена была душа их – в этот вечер истории провеял ветер услышал мир: война – жена готовит мужа в путь походный мать сына в вихрь свинцовый шлет за годом чорным год голодный землистоликий настает в столице пасмурно и скупо лиш речи дерзки и вольны раз гость обедавший (за супом за кофэ тот же дух войны тень неотступная) как дети рассказывал бегут на фронт потом закрывшись в кабинете отец шагает взад вперед и курит в кресло погрузившись а со стены на мир озлившись поднявши правый эполет насупясь клочит баки дед портрет поблекнувший за синью полудымка ещо бледней вот сын вошол с отца очей не сводит и привлекши сына отец как с равным первый раз совет житейский начинает – он сгорблен – ус растрепан – глаз над смятою щекой блуждает: он мог бы – глухо говорит: здесь совершенствуясь чинами жить в безопасности и с вами но что ж – он убедился –: вы и без меня – а мне чины не нужны – мало понимая слова ловя их звук глухой сын хочет что-то отвращая в судьбе – закрыть отца собой но произвел уж разложенье в нем книжный яд: отделено от дела в нем ево волненье как в грезе сковано движенье косноязычно и темно и безучастливый наружно стоит а перед ним отец твердит серея как мертвец: я не могу – расстаться нужно – осудиш сам меня потом и в хлопотах о переводе уже отец – уже в походе и брошен прежний мир и дом к кузине бабушки в именье сын с матерью приглашены вот Петроград зловещей тенью как призрак отплывает в сны ещо России лик мелькает в окне вагонном перед ним вот берег Волга раздвигает клокочет пароходный дым воззрившись ночью в темень в оба в огнях течот дракон речной на пристанях сухая вобла гармоника и женщин вой вой матерей что провожают хмельных рекрутов на войну а лодки с песней рассекают взлетая чайками – волну с икон огромных черноликих сурово тьма времен глядит и та же тьма во взорах диких тех провожающих стоит ещо увидит он усадьбу в ней бабы Оли силует в старинном траурном наряде из белой колоннады в свет одной ногой вперед ворчливо ступает – жолтая рука указывает палкой сливу упавшую в траву с сука столичному ребенку в диво все: ветер парк и эта слива ездой утешен верховой забыл он чорный час военный но в поле вот – австриец пленный пасет коров – в тростник пустой он дудку смастеривши свищет свирель сверлит – все дальше тише – постукивая в кость копыт пыльцу взвивая конь бежит деревнею опустошонной и обездоленной войной конь времени – из жизни сонной несет – проносит в строй иной