Страница 19 из 24
Я кивнула, и она улыбнулась; из-за щели между передними зубами она казалась совсем девочкой. Она взяла меня за руки, как будто подружку на школьном дворе; ее ладони были гладкими и прохладными.
— У меня есть тайна, о которой лучше не болтать.
— Ладно.
Она сложила ладонь лодочкой, как ребенок, наклонилась ближе и прижала ее к моему уху. Ее дыхание щекотало мне шею.
— У меня есть любовник. — Она отстранилась, ее старческие губы растянулись в юной улыбке, полной чувственного возбуждения, гротескной и прекрасной одновременно. — Его зовут Том. Томас Кэвилл, и он попросил моей руки.
Меня затопила почти невыносимая жалость к ней, когда я поняла, что она застряла в мгновении своего ужасного разочарования. Скорей бы вернулась Перси и положила конец нашей беседе!
— Обещай, что ничего не расскажешь!
— Обещаю.
— Я ответила ему согласием, но тссс… — Она прижала палец к улыбающимся губам. — Мои сестры еще ничего не знают. Скоро он придет на ужин. — Юнипер усмехнулась; зубы старухи на бархатисто-гладком лице. — Мы объявим о нашей помолвке.
Я заметила, что у нее на пальце что-то надето. Не кольцо, не настоящее кольцо. Грубая подделка, серебристая, но тусклая и комковатая, наподобие куска алюминиевой фольги, свернутого в трубочку.
— И мы будем танцевать, танцевать, танцевать…
Она стала покачиваться, напевая мелодию, которая, вероятно, звучала у нее в голове. Именно эту мелодию я слышала раньше; она плыла по холодному лабиринту коридоров. Название ускользало от меня, как бы старательно я ни пыталась его припомнить. По-видимому, пластинка давно остановилась, однако Юнипер продолжала крениться в разные стороны, ее глаза были закрыты, щеки горели, как у юной женщины в ожидании любви.
Однажды я работала над книгой, в которой пожилая пара рассказывает историю своей совместной жизни. У женщины нашли болезнь Альцгеймера, но мучительное угасание еще не началось, и они решили записать свои воспоминания, пока те не разлетелись, словно поблекшие листья с осеннего дерева.
Проект занял шесть месяцев, в течение которых я наблюдала, как она беспомощно погружается сквозь забвение в пустоту.
Ее муж стал «тем мужчиной», и яркая, забавная женщина с сочным языком, которая спорила, усмехалась и перебивала, навеки затихла.
Я была знакома со слабоумием, но это явно не тот случай. Юнипер была какой угодно, только не пустой, и она почти ничего не забыла. И все же что-то случилось; она определенно была не в себе. Все мои знакомые пожилые женщины рано или поздно признавались, с разной степенью тоски, что в душе им по-прежнему восемнадцать. Однако это неправда. Мне всего тридцать, и я сужу по себе. Прожитые годы оставляют свой след: блаженное чувство юной неуязвимости тает, и ответственность ложится на плечи тяжким бременем.
Но с Юнипер все было иначе. Она искренне не понимала, что состарилась. В ее сознании по-прежнему бушевала война и, судя по тому, как она раскачивалась, гормоны. Она была совершенно невероятным гибридом, старая и юная, красивая и гротескная, здесь и там. Эффект был потрясающим и жутким, и я испытала внезапный приступ отвращения, который немедленно сменился глубоким стыдом за то, что я поддалась столь недоброму чувству…
Юнипер схватила меня за запястья; глаза ее широко распахнулись.
— Ну конечно! — воскликнула она и поймала смешок сетью длинных бледных пальцев. — Тебе ведь уже известно о Томе. Если бы не ты, мы никогда бы не встретились!
Что бы я ни собиралась ответить, меня перебил звон часов, которые начали отбивать время по всему замку. Что за жуткая симфония! Часы комната за комнатой отмечали прошедшее время, перекликаясь друг с другом. Они загудели в самой глубине моего тела, отчего кожа мгновенно покрылась холодным потом, и я совершенно лишилась присутствия духа.
— Мне правда пора, Юнипер, — хрипло выдавила я, когда часы наконец умолкли.
За спиной раздался легкий шорох, и я обернулась в надежде увидеть Перси.
— Пора? — Лицо Юнипер опечалилось. — Но ты только что пришла. Куда ты собралась?
— Обратно в Лондон.
— В Лондон?
— Я там живу.
— Лондон.
В этот миг с ней случилась перемена, стремительная, как грозовая туча, и такая же зловещая. Она с неожиданной силой схватила меня за руку, и я увидела то, чего раньше не замечала: небрежную паутину шрамов, посеребренных временем, на ее бледных запястьях.
— Возьми меня с собой.
— Я… я не могу.
— Но это единственный способ. Мы поедем и найдем Тома. Он, наверное, там, в своей маленькой квартирке, сидит у окна…
— Юнипер…
— Ты обещала, что поможешь мне. — Ее голос был напряженным, полным ненависти. — Почему ты не помогаешь мне?
— Простите? Я не…
— Ты же моя подруга; ты обещала, что поможешь. Почему ты не пришла?
— Юнипер, кажется, вы меня с кем-то путаете…
— Ах, Мередит, — прошептала она, дыша табаком и старостью. — Я совершила ужасный, ужасный поступок.
Мередит. Мой желудок свело спазмом, как будто резиновую перчатку слишком быстро вывернули наизнанку.
Торопливые шаги, и появилась собака, а следом за ней — Саффи.
— Юнипер! Ах, Джун, вот ты где.
Когда она подошла к сестре, на ее лице отразилось облегчение. Она осторожно обняла Юнипер и тут же отстранилась, изучая ее лицо.
— Тебе не следует так убегать. Я очень волновалась; искала повсюду. Не знала, куда ты запропастилась, мое солнышко.
Юнипер дрожала; я, вероятно, тоже. Мередит… Имя матери звенело у меня в ушах, резкое и назойливое, как гудение москитов. Я уверяла себя, что это ерунда, совпадение, бессмысленные бредни печальной сумасшедшей старухи, но я плохая лгунья и не имела ни малейшего шанса себя обмануть.
Когда Саффи убрала упавшие пряди со лба Юнипер, появилась Перси. Она резко остановилась, опираясь на трость и озирая представшую сцену. Близнецы обменялись взглядами — точно такие же взгляды озадачили меня часом раньше в желтой гостиной, но на этот раз Саффи первой отвела глаза. Она чудом сумела расплести узел рук Юнипер и крепко сжала ладонь младшей сестры.
— Спасибо, что побыли с ней. — Ее голос дрожал. — Весьма любезно с вашей стороны, Эдит…
— Э-дит, — эхом отозвалась Юнипер, не глядя в мою сторону.
— …иногда у нее в уме все путается, она убегает и бродит по замку. Мы пристально следим за ней, но…
Саффи осеклась и качнула головой, ее жест означал невозможность прожить жизнь за другого.
Не найдя подходящего ответа, я кивнула. Мередит. Имя моей матери. Мои мысли, сотни мыслей разом бросились против течения времени, выискивая разгадку в последних нескольких месяцах, пока не прибыли en masse[12] в родительский дом. Морозный февральский день, неприготовленный цыпленок, доставка письма, которое заставило маму плакать.
— Э-дит, — повторила Юнипер, — Э-дит, Э-дит…
— Да, милая, — подтвердила Саффи, — это Эдит. Она пришла в гости.
И меня наконец осенило: мама лгала, утверждая, что письмо Юнипер ничего не значит, точно так же, как лгала о нашем визите в Майлдерхерст. Но почему? Что произошло между мамой и Юнипер Блайт? Если верить Юнипер, мама дала обещание, которое не сдержала; что-то связанное с женихом Юнипер, Томасом Кэвиллом. Если дело в этом и правда действительно так ужасна, как предполагает Юнипер, в письме могли содержаться обвинения. Проблема в этом? Мама плакала из-за подавленного чувства вины?
Впервые с тех пор, как я приехала в Майлдерхерст, мне захотелось поскорее избавиться от дома и его застарелого горя, увидеть солнце, почувствовать ветер на лице и вдохнуть что-то отличное от запаха прогорклой грязи и нафталиновых шариков. Остаться наедине с этой новой загадкой и попытаться ее распутать.
— Надеюсь, она не обидела вас… — Саффи продолжала оправдываться; сквозь вихрь моих мыслей ее голос доносился как бы издали, с другой стороны тяжелой, массивной двери. — Она ничего такого не имела в виду. Иногда она говорит забавные вещи, чепуху, бессмыслицу…
12
Все вместе (фр.).