Лавина чувств

— Он хоть в курсе того, что ты поехал за мной?

Конан покачал головой.

— Не думаю, что это может занимать его сейчас. Смертельная угроза нависла над его женой и пасынком, и все его мысли только об этом.

Вильям поджал губы.

— Он женился на ней сразу же после того, как с полей убрали урожай, — проворчал он. — Ты же не собираешься меня убедить, что его душа уже неизлечимо больна? — И, не выслушивая возражений Конана, он помчался вперед, давая ему понять, что совершенно не желает спорить по этому поводу.

* * *

Джослин взглянул на чашу с остывшим и загустевшим супом, который Стивен принес в спальню уже полчаса назад. На его поверхности застыли маленькие кусочки жира, облепившие нарезанные кубиками овощи. Он обычно никогда не жаловался на свой желудок, способный принять любую пищу. Но внутри что-то сломалось, и он отказывался работать, сжимаясь всякий раз от боли, когда напоминали о еде. Джослин поставил нетронутый суп на камин, даже не прикоснувшись к хлебу, а лишь взял кувшин с вином. Уж это он точно сможет проглотить без рвоты.

Едва передвигая ногами, он вернулся к кровати и сел в кресло, ставшее его тюрьмой и опорой во время двух бессонных ночей. Или, может быть, уже прошло три? Время потеряло для него всякий смысл, пока он наблюдал, как распространяется зараза, пожирая все на своем пути.

Отец Грегори посетил мать и ребенка, воспользовавшись возможностью отпустить им грехи. Это являлось необходимой предосторожностью и одновременно утешением, как он сам говорил, но Джослину от этого нисколько не становилось легче. Исповедовать их означало признать, что они могут не поправиться.

Его глаза устали от недостатка сна, но он уверил себя, что, если сомкнет веки, если хотя бы на мгновение перестанет дежурить у их кровати, неминуемая смерть явится на своих быстрых невидимых ногах и заберет от него Роберта и Линнет, как когда-то Джуэля. И если смерть пока не явилась, то только потому, что кто-то отчаянно сопротивляется ей, сражаясь из последних сил.

Он взглянул на жену с ребенком, спавших вместе на большой кровати. На мгновение ему показалось, будто Роберт начал дышать более легко после последней дозы растительного отвара, или, может быть, это всего лишь фантазия его ноющего разума. Линнет вздрагивала во сне и тихо стонала. Ее волосы намокли и потемнели, а лицо и шея покрылись красными пятнами. Она то и дело сбрасывала с себя покрывала и что-то бессвязно бормотала. Она металась беспокойно по кровати, постоянно облизывала свои сухие бледные губы.

Джослин склонился над ней, взял ее горячую ладонь и нежно погладил ее лоб.

Глаза женщины открылись, и она невидящим взглядом уставилась прямо на него.

— Раймонд, — задыхаясь, произнесла она. — Раймонд, кто-нибудь может войти, прошу вас, не нужно.

— Все хорошо, Раймонда здесь нет, — пробормотал Джослин и быстро повернулся, чтобы выжать полотенце в холодной воде и положить ей на голову. — Тебе просто снится.

— Нет. — Она нахмурилась, слабо отталкивая его. — Не снится. — Ее тело заметалось под мокрой от пота простыней и прогнулось, словно принимая любовника. — Нет, прошу вас, слишком опасно. Я... ах! — Ее схватила судорога, не оставляя ему никаких сомнений, что ее вымышленный любовник лежит рядом с ней. Холодная дрожь пробежала по спине Джослина. Все внутри него сжалось, когда она начала извиваться и стонать, ибо эти звуки, несмотря на мучительную болезнь, были звуками наслаждения, а не боли. Раймонд де Монсоррель. Ему изменяли с призраком в его собственной постели.

— Линнет, ради бога, он же умер! — прокричал Джослин, наваливаясь коленями на кровать, чтобы сдержать ее колотящееся тело. — Боже мой, да очнись же, я не могу больше этого слышать!

Она отчаянно сопротивлялась, но совершенно обессилела. Затем издала отчаянный стон, всхлипнула, глубоко вздохнула и расслабилась.

Чуть не плача, Джослин медленно отпустил ее.

— О боже, — прошептал он, закрыв лицо руками.

— Будет безопаснее, если вы позволите мне доставить вам удовольствие по-другому, — простонала она хриплым умоляющим голосом, устремив свой взор на потолок, словно кого-то там увидела. — Если Джайлс догадается, он убьет нас обоих. Вам нравится, когда я делаю это.

Джослина охватило непреодолимое желание заткнуть ей рот, заставив замолчать. Вскочив на ноги, он помчался в коридор, пытаясь сохранить равновесие, хотя это давалось ему с большим трудом. Прижавшись виском к холодной каменной стене, он пытался побороть отвращение. Он вспомнил непристойные сплетни в бараках Ноттингема о том, какой у Раймонда де Монсорреля аппетит на женщин. Об этом сложили много легенд. На него самого и смотреть-то не хотелось — лысеющий, с кривыми ногами от постоянной жизни в седле и с огромным носом, похожим на луковицу, но он считал, что это не портит его привлекательности в делах, касающихся женщин. Его преимущества скрывались в его штанах, так по крайней мере утверждали слухи. Одна из проституток отряда, хвастаясь, как де Монсоррель завел ее на стену церкви Святой девы Марии в праздник Вознесения, рассказывала, что даже бык не доставил бы ей такого наслаждения. И Линнет позволила ему... Джослин принялся колотить кулаками по стене от отчаяния, совсем не чувствуя боли, но все же постарался взять себя в руки и рассуждать спокойно.

В конце концов, у него ведь тоже когда-то были подобные отношения с Бреакой. Она была тогда в два раза старше, чем он, такая уверенная и опытная в любовных делах, а он в то время не ведал ни вины, ни греха. Он вдруг понял, что нет у него права бросать в Линнет камни, хотя и очень хотелось, благо только что он получил неопровержимое свидетельство ее греха. О боже! Линнет борется со смертью, а его сейчас беспокоит, что она когда-то была близка с Раймондом де Монсоррелем. Он стал отвратителен сам себе и, повернувшись, решил вернуться назад, но вид отца, стоявшего у дверей, помешал ему.

— Конан мне все рассказал, — проговорил Железное Сердце, переступив через порог. — Хоть раз он не соврал, раскрыв свой глупый рот. Отойди в сторону и перестань сверкать на меня глазами. Я тоже переболел сыпным тифом, причем в обеих формах. — Он указал на ряд маленьких рубчиков на коже. — Чуть не помер. Так говорят, хотя сам я ничего не помню. Мне исполнилось тогда всего четыре года. Где они, здесь?

Джослин кивнул. Его голова потяжелела, и он ощутил острую боль. «Черт дернул этого Конана», — подумал он, почувствовав в то же время едва заметное облегчение. Неуверенной походкой он последовал за отцом в спальню.

Железное Сердце остановился возле кровати. Джослин услышал тихий бормочущий голос Линнет.

— О чем она бредит? — Он в тревоге поспешил к своему отцу.

Железное Сердце искоса посмотрел на Джослина, и его серые глаза засияли лукавым блеском, как бы предполагая, что здесь что-то не так.

— Что ты больше не можешь лежать рядом с ней, потому что она беременна.

— Что?

— Это правда?