Призрак Проститутки

Так что я думаю, наш день настанет. Надо подождать, будь терпелив — нам нельзя сделать ни единого ложного шага. Иначе мне будет слишком страшно за тебя, за себя и за Кристофера. Но я живу с первой страницей твоего письма, и, возможно, время для нас наступит. Возможно, наступит наше время. Я никогда этого до сих пор не говорила. А сейчас говорю. Я люблю тебя. Люблю со всеми твоими недостатками — не такие уж они у тебя серьезные, нескладеныш.

Целую,

Киттредж.

Послесловие

Вашингтон — Рим

[1964–1965]

1

Слово «терпение» оказалось правильным. Мой роман с Киттредж начался только через шесть лет, да и то в течение нескольких лет мы встречались лишь раз в неделю, а иногда, учитывая требования конспирации, раз в месяц, пока Хью с Кристофером не попали в аварию и нас не обвенчала трагедия. Но все это было еще впереди. А пока я долгое время жил под влиянием шока от убийства Джека Кеннеди — это чувствовалось даже в воздухе, которым я дышал в Лэнгли, лишь время наконец уменьшило ощущение катастрофы, и она отошла в область истории и перешептывания в коридорах; теперь это стало просто фактом, еще одной зарубкой вины в нашей жизни.

Проститутка же не уставал заниматься преувеличениями. Он знал, что во многих мечтах, питаемых в управлении, появилось семя обреченности, и увековечил трагический день. Я не раз слышал его монолог по этому поводу, обращенный всегда к разным и специально подобранным слушателям.

— В ту незабываемую пятницу двадцать второго ноября шестьдесят третьего года, — так начинал обычно Проститутка, — все мы собрались в конференц-зале директора на седьмом этаже для совещания на высшем уровне, — все: сатрапы, мандарины, лорды, падишахи, магараджи, великие моголы, царь-рыбы — словом, все. Мы сели в зале. Единственный раз за все эти годы я видел, чтобы столько блестящих, амбициозных, изобретательных людей просто сидели молча. Наконец Маккоун произнес: «Кто такой этот Освальд?» И наступила тишина — как во время игр на мировое первенство. Такая тишина наступает, когда команда гостей выиграла пять очков за первый период.

Не будем измерять того мрака, в какой мы были погружены. Мы были похожи на директоров банка, которым только что сообщили, что в хранилище тикает бомба. Все личные сейфы должны быть опустошены. В этот момент вы даже не знаете, сколько вам надо спрятать. Я начал думать о наших самых недисциплинированных людях. Билл Харви был в Риме. Хаббард — в Париже с AM/ХЛЫСТОМ. А что, если Кубела — творение рук Фиделя? В такое время мозги совсем сворачиваются набекрень. Каждый вбирал в себя призраки, одолевавшие другого. Мы ждали каких-то деталей об Освальде, чтобы дать пищу мозгу. Бог мой, этот Освальд отправился в Россию после того, как работал на воздушной базе Ацуги в Японии! Ведь это там проводили испытания «У-2»? А потом этот Освальд посмел вернуться из России! Кто снимал с него информацию? Кто из нас им занимался? Да разве это имеет значение? Наша погибель может быть более всеобъемлющей и значительной, чем чья-то отдельная вина. Не может кто-то хоть что-то предпринять в отношении Освальда? Никому ничего в голову не приходит. Нас слишком много. Совещание заканчивается. Оно вылилось в молчание. Всю ночь мы совещаемся по двое, по трое. Продолжает поступать информация. Все хуже и хуже. У Марины Освальд, русской жены — все это настолько ново для нас, что мы не говорим: «Марина», а говорим: «Марина Освальд, русская жена», — дядя — подполковник МВД. Затем мы узнаем, что Джордж де Мореншилдт, которого некоторые из нас знают, чрезвычайно интеллигентный человек, работающий по контрактам, был ближайшим другом Освальда в Далласе. Бог мой, да Джордж де Мореншилдт мог зарабатывать деньги у французов, у немцев, у кубинцев, возможно, даже зарабатывает у нас. Кто ему платит? Где же Освальд повесил свою шляпу? Никто из нас не поехал домой на уик-энд. Ведь, возможно, мы наслаждались последними часами пребывания в Лэнгли. Потом настало воскресенье. Днем новости загрохотали по коридорам. Какое облегчение! Мертвые листья кружат в саду. Чудо-громила по имени Джек Руби убил Освальда. Плечистому Джеку Руби невыносима мысль, что Жаклин Кеннеди придется выстрадать публичный суд. Такого рыцаря мы не встречали со времен Войны Белой и Алой розы. Настроение на седьмом этаже похоже на последние кадры фильма Любиша. Мы всячески стараемся не ликовать. С тех пор я всегда говорю: «Нравится мне этот Джек Руби». Человек, оплативший свои долги. Единственный вопрос, который я не решил к своему удовлетворению, — кто заплатил по счету: Траффиканте, или Марчелло, или Хоффа, или Джанкана, или Розелли.

Так или иначе, на нас теперь ничто не висит. Надо только набрать побольше мусора, чтобы стереть всякий след. Помнится, я пытался в тот воскресный вечер разгадать, что будет дальше. Я спросил себя: кому нечего бояться, если правда выплывет наружу? Есть список, который следует просмотреть. Республиканцы наверняка волнуются: тут ведь могут быть замешаны их правые техасские магнаты. А либералы, должно быть, близки к первобытному страху. Даже если Кастро сам ни в чем не виноват, он не может отвечать за все элементы своей разведки. Хелмс может предполагать, что тут замешана мафия, плюс крупные жулики, плюс наши недовольные в ДжиМ/ВОЛНЕ. Ясно, что ни о какой группе и речи нет. Да, ЦРУ могло много потерять. Как и Пентагон. А что, если обнаружится, что Советы направляли руку Освальда? Не начинать же ядерную войну только из-за того, что ирландского arriviste[225] убрали красные. А что, если это были антикастровские кубинцы в Майами? В конце концов, чертовски возможно. Это возвращает нас к республиканцам, к Никсону, ко всем остальным. Нет, не только. Опытный снайпер-вьетнамец вполне мог отомстить за своего погибшего правителя Дьема. Клан Кеннеди никогда не допустит, чтобы такое стало известно, верно? Коррозия легенды может проложить свой путь к гробу мученика. Ну а потом, есть ведь еще и ФБР. Допустят ли они рассмотрение любого из этих предположений? Ведь каждое намекает на наличие заговора. Разве в интересах Будды объявить на весь мир, что ФБР не способно обнаружить заговор, если он не устроен самим бюро? Нет, ничто из этого не в интересах вроде бы всеведущего широкозадого Будды. Следовательно, выставить Освальда в качестве убийцы-одиночки в интересах всех — КГБ, ФБР, ЦРУ, кубинской разведки, Кеннеди, Джонсонов, Никсонов, мафии, майамских кубинцев, кастровских кубинцев, даже шайки Голдуотера. А что, если какой-нибудь берчист сделал это? Я так и чувствую, как ярость кипит в жилах каждого заговорщика, который когда-либо говорил, что надо убить Джека Кеннеди. Они с трудом могут поверить, что не совершили этого, хотя знают, что не совершали, — как после этого любой из них может смотреть в глаза своим друзьям? С тех пор варево дезинформации кипело на печи. Я знал, что мы приступим к самому престижному расследованию, которое окажется образцом по раскапыванию грязи. Поэтому решил избавить себя от наблюдения за горшками и вернулся к серьезной работе, которая может оставить заметную зазубрину.

В тот воскресный вечер, через шестьдесят часов после убийства, либо Проститутка действительно сумел мобилизовать свою способность отстраненно судить о событиях, либо я, суммируя то, что он узнал за последующие месяцы, оказался неспособным дать оценку ситуации. Я зациклился на смерти. Если наваждение — это своего рода оплакивание всех страхов, которые мы схоронили в неосвященной земле, в неосвященной земле нашей психики, значит, мною владело наваждение. Смерть Мэрилин Монро не выходила у меня из головы. Если, по мнению моего отца, Хоффа мог замыслить такое преступление с целью нанести незаживающую политическую рану обоим Кеннеди, то сколько же людей мог я назвать, которые готовы были убить Джека, чтобы развязать войну против Фиделя Кастро?

Проститутка, возможно, понял, что никакой схемы из этой каши не выведешь, но я этого не понимал. Многие ночи я лежал в постели, пленник моего мозга, а он со страшной скоростью мчался все по тому же треку. Я часто думал о Ховарде Ханте и его глубокой дружбе с Мануэлем Артиме. У Ханта было время, была возможность, а ярости было достаточно! Через Артиме он мог иметь доступ к наиболее отъявленным головорезам Бригады. Когда мозг уставал задаваться вопросами насчет Ханта, я начинал раздумывать о Билле Харви. Я дошел даже до того, что проверил, не покидал ли он Рим в ту ноябрьскую пятницу. Не покидал. Потом я понял, что это не имеет значения. Такую операцию можно провести и из Рима. А можно? А где был Дикс Батлер? Был ли он уже во Вьетнаме или же остановился по пути в Далласе? Этого я установить не мог. Подумывал я и о том, не удалось ли Кастро через Траффиканте преуспеть в одном убийстве, потерпев поражение во многих других. В эти бессонные ночи передо мной вдруг возникал Освальд с узким, измученным лицом работяги. Освальд был в сентябре в Мехико-Сити. Кэл показывал мне бумагу, которую штаб-квартира в Лэнгли послала нашей резидентуре в Мехико с требованием сообщить имена всех, с кем контактировали двое главных кагэбэшников русского посольства в Мехико-Сити. Пленки прослушивания кубинского и русского посольств дали два имени: Освальд и Роландо Кубела. Освальд даже звонил из кубинского посольства в советское. На грубом, грамматически неправильном языке Освальд настаивал, чтобы его соединили с «товарищем Костиковым».