Призрак Проститутки

— Всегда обращай внимание на формулировки, — сказал мне Кэл. — Мы создали для себя фундамент, который звучит почти как директива: «Провести подрывную работу среди руководящих военных Кубы, внушив им желание сбросить Кастро». А теперь скажи мне, сын, как ты считаешь возможным это сделать? Можно перетащить на свою сторону иностранного офицера, но нельзя контролировать каждый его шаг. Если Кубела сумеет сделать большую дырку в голове Фиделя Кастро, мы сможем сослаться на выступление Маккоуна. Никто в Постоянной группе не опроверг его. Следовательно, мы действовали с общего согласия. Так что всегда обращай внимание на формулировки.

Двумя неделями позже, 19 июня, Джек Кеннеди направил Особой группе памятную записку касательно Кубы: «Разжигайте дух сопротивления, который привел бы к переходу на нашу сторону значительных групп населения и способствовал бы появлению других проявлений недовольства».

— «Проявления недовольства», — сказал Кэл, — дают нам право действовать.

Кэл никогда еще не был более высокого мнения о Холмсе.

— В этом деле Дик проявил себя настоящей удавкой, — сказал он мне. — Нужна большая смелость, чтобы дать «зеленый свет» AM/ХЛЫСТУ. Хелмс знает, как знаем мы с тобой, насколько ненадежен был в прошлом Кубела, но он также знает, что мы должны разделаться с Кастро, иначе у многих лидеров «третьего мира» создастся о нас неверное впечатление. Собственно, Хелмс настолько осознает важность этого акта, что ставит в зависимость от него свое будущее. Он должен стать директором после Маккоуна, но это может и не получиться из-за Кубелы. Я уважаю его за это.

— Дассэр.

Не знаю, влияла ли на меня этим летом мысль о предстоящих событиях, но мне казалось, что все теряют потихоньку над собой власть. Я знаю, я потратил большую часть недели, добиваясь ответа на простой вопрос: «Где, — хотел знать Кэл, — находится сейчас Артиме? Я хочу мысленно представить себе его».

Хант не пожелал мне сказать.

— Я не могу ставить под удар чью-то безопасность, — сказал он мне. Я просмотрел сообщения о том, что Артиме был в Новом Орлеане с Карлосом Марчелло и Серджио Аркачей Смитом, в Гватемале, в Коста-Рике, в Мексике, в Майами, в Мадриде, в Венесуэле и Никарагуа. Это оказалось его последним пунктом. Информацию представил Шеви Фуэртес. Артиме обучал армию из нескольких сот кубинцев, и его счета оплачивало — а может быть, и нет? — управление. Эту последнюю деталь я обнаружил сам. Кэл направил запрос Проститутке, и тот ответил следующее: «Не ищи дальше Билла Поули, Ховарда Хьюза, Хосе Алемана, Луиса Сомосн, Прио Сокарраса, Генри Люса, Карлоса Марчелло, Сантоса Траффиканте или дружков Ричарда Никсона. Выбирай любого. Господь наводит Артиме на деньги, а Ховард Хант вполне может быть путеводной звездой. В противоположность Мануэлю Артиме я не ношу в душе Бога. Как и не слушаю ангельских увещеваний Ховарда. Бог обитает в моей совести. Он спрашивает: стоит ли этим заниматься? У Артиме три сотни бойцов. Он заставляет их шагать вверх по горе, потом вниз. А тебе, мне и твоему чудо-мальчику следовало бы выпить. Видишь, я разделяю твое убеждение, что с Великим Неупоминаемым надо что-то делать».

Ну, вот это уже что-то новое. Проститутка до сих пор рассматривал Кубу как пылинку в великой милтоновской битве между ЦРУ и КГБ.

— Да, — сказал Кэл, — приходится удивляться, почему Хью повернулся на сто восемьдесят градусов.

Ужин с ним состоялся лишь в начале августа. Я тешил себя иллюзией, что на ужине может быть Киттредж, но когда мы с Кэлом приехали, то узнали, что она в Мэне, в Крепости. Мелинда, повариха Монтегю, подала нам ростбиф и йоркширский пудинг, и все это — если я правильно помню — было сдобрено большой бутылкой «ОʼБрион-55» — как это моя память ухитрилась удержать год урожая?

Нас угостили «Гленфиддихом», прежде чем мы сели за стол — Проститутка был в отличном, возрастающе озорном настроении. Даже Хелмсу досталось: «Он был бы идеальным, если бы ты не чувствовал, что, оставшись наедине с собой, он кусает губы». А мой отец, несмотря на недавно приобретенную любовь к Хелмсу, громко расхохотался. Я, однако, легко мог представить себе, как Проститутка скажет сейчас: «Когда Кэл Хаббард мчится по лесу — берегитесь, деревья!» Мне оставалось лишь надеяться, что он не дойдет до меня. Когда он говорил о дефектах других людей, глаза у него вспыхивали, как у дантиста, когда тот, подобравшись сверлом к дырке, приступает к чистке твоего зуба. Под микроскоп его попал Дин Раск. «Шагу вперед не сделает, если на небе есть туча». Никсон получил кое-что похуже: «Был бы достойной добычей для дьявола, но этому господину надоело смотреть на него». Эйзенхауэр сидел «в большом воздушном шаре, в который закачали инертный газ», а Кеннеди «так поднаторел в двоедушии, что может стать хорошим резидентом».

В этот вечер Розен был удостоен хорошей порции внимания. Проститутка был в ударе и решил рассказать нам историю.

— Вы, конечно, знаете о лишь наполовину скрытой тайне Арнольда? — спросил он.

— Да, — сказал я.

— Не знаю, как вы можете с этим мириться, — взорвался Кэл. — Однажды утром Розен может оказаться в полицейском участке после ночи, проведенной в мужской уборной.

— Розену, конечно, грозит опасность, — заметил Хью, — но, ей-богу, не из-за пребывания в мужской уборной. Вот в турецкой бане — возможно. Или из-за того, что пошел в номер не с тем мальчишкой. Но я, несмотря ни на что, питаю приязнь к Арнольду. Он живет под угрозой, и поэтому за ним ведется наблюдение. Нам всем не мешало бы, чтоб за нами наблюдали.

Отец, словно его обвинили в отсутствии такой жизненно важной склонности, досадливо спросил:

— Почему вообще мы о нем вспомнили?

— Потому что у меня возникло желание дать волю языку. Итак, раскрою вам одну небольшую операцию. Вы оба должны поклясться никому о ней не рассказывать.

— Клянусь, — сказал Кэл, поднимая вверх руку. Жест был автоматическим — я сразу понял, что они частенько прибегают к такому ритуалу.

— Клянусь, — сказал и я, присоединяясь к отцу.

— Я это назвал «Рейд Розена», — сказал Проститутка. — Он явился ко мне пару месяцев назад и спросил, каковы, по-моему, его перспективы на продвижение. «Или их отсутствие», — сказал я. Я не стал тянуть время. «Розен, — сказал я, — ты не можешь далеко пойти, если не обзаведешься женой». «Вы сказали бы то же и Гарри Хаббарду?» — спросил он. «Безусловно, нет, — сказал я, — он не амбициозен и не гомосексуалист».

Поскольку я никак на это не реагировал, Проститутка продолжал:

— Ну, не стану занимать наше время пересказом деморализующе печальной истории, которую рассказал мне Розен. Уборная для него — темница, и он глубоко несчастен от того, что у него такая привычка. Ему хотелось бы с ней расстаться. У него появились, как он это назвал, «подсознательные шевеления» при общении с противоположным полом. Я сказал, что неплохо было бы приобрести новую привычку. «Секс, — сказал я ему, — для тех, кого интересует лишь дойти до предельной черты, сводится к приятному массированию знакомого орудия». «Может, начать с проституток?» — спросил он и быстро признался в весьма интересном умозаключении, что, пожалуй, мог бы пересечь Рубикон и перейти на другую сторону с такой высоко умудренной особой, так как через нее соединился бы со всеми, кто пользовался ею до него.

«Держись подальше от проституток, — сказал я. — Раз уж мы говорим откровенно, скажу: ты слишком явный еврей, и тебе невыносимо будет их презрение». «Это то, что для меня всегда сопутствует сексу, — признался Розен. — Презрение. Я к этому привык».

«Да, — сказал я, — но, если ты привыкнешь к проституткам, тебе никогда не найти женщины, которая подойдет не только тебе, но и — взгляни на уровень планки — управлению. Во всяком случае, если ты хочешь продвигаться вверх». «Что ж, возможно, вы и правы, — сказал он, — но пристойные женщины ничего во мне не вызывают». «Глупости, — сказал я, — нет большего удовольствия, чем победить отвращение». «Вы цитируете маркиза де Сада», — сказал Розен. «Да», — не стал возражать я, и мы оба рассмеялись. «Да, выработай совсем новые привычки на девственной скрижали», — посоветовал я ему, понимая, что сумел повернуть разговор в нужную сторону. «Вы имеете в виду девственницу в буквальном смысле слова?» — спросил он. «А почему бы и нет? Думаю, что да. У меня даже есть кое-кто на примете». «И кто же это? — пожелал он узнать. — Я с ней знаком?» «Если да, то весьма поверхностно, — сказал я. — Она вернулась из Южной Америки пару лет назад и работала у меня, только далеко от тебя по коридору. Она достаточно умненькая, но не вполне отвечала нашим требованиям. Я посоветовал ей уйти из управления и устроил ее в Госдеп. Сейчас она работает у Раска». Розен сразу загорелся. Он ведь амбициозный. «А что она собой представляет?» — спросил он. «Усердно верующая, — сказал я, — и ничем не примечательная, как столб». «Что ж, — сказал он, — похоже, сватовство состоялось». «Будем считать, что так, — сказал я. — Мы ведь не склонны зря тратить время, верно? Твои единоверцы устраивали в штетлах браки заранее, не так ли? У тебя это должно быть в крови». «Да, но только невеста не была из тех, кто ходит в церковь», — возразил он. «Но ведь и ты не правоверный еврей, не так ли?» — парировал я. «Да, — сказал он, — не слишком правоверный. Но эмоциональные связи очень крепкие». — «И насколько же они крепкие?» — «Ну, не настолько, чтобы помешать мне посмотреть на девицу». — «Но прежде я хотел бы сказать, что ты получаешь этот подарок не задаром». — «Нет?» — «Нет, — повторил я. — Тебе придется не только поухаживать за ней, но и заставить ее переключить свою преданность с Раска на тебя, а там крантик и для меня отвернется». Знаешь, мне нравится Розен. Он перевел на меня взгляд с приятнейшей улыбкой. — «Отлично, — сказал он, — по крайней мере я смогу попрактиковаться в примитивных приемах, которым вы обучали нас на Четвергах низкого уровня». Вот это ответ! Я не мог не рассмеяться. Шустрый малый, этот Розен.