Дьявольская сила (сборник)

При первой же встрече я сказал Алис, что понял, как неправильно я себя вел, извинился и попросил ее стать моей женой.

— Ты болен, — во второй раз сказала она. — Разве это не счастье быть свободным, не связанным со мной или другой женщиной? Что касается меня, то я не собираюсь связывать себя ни с кем. Что может быть лучше свободы!

Итак, я ошибся. Алис не волновал характер наших отношений, несмотря на то, что они компрометировали ее.

Напрасно или нет, но я передал этот разговор миссис Хойет. Несомненно, мне хотелось оправдать себя немного в ее глазах, чтобы не выглядеть бессовестным соблазнителем.

— Я была бы счастлива видеть вас своим зятем, — ответила она спокойно, — хотя… вам лучше пренебречь моим мнением.

Затем, отбросив этот мягкий тон, она добавила:

— Вы зря теряете время. Моя дочь не любит мужчин. Нет, — сказала она, подняв руку, как бы отмахиваясь от жутких подозрений, — нет, я не это имею в виду. Моя дочь никого не любит. Она любит вещи.

Миссис Хойет снова сделала ударение на слове «вещи». Она сказала это таким выразительным тоном, с каким обычно произносят слова: честь, свобода, долг.

Итак, истина заключалась в том, что она никого не любила, она любила только вещи. Это означало, что ее собственная мать понимала, что ничего не значит для дочери. А уж я-то тем более, или, по крайней мере, начинал что-то значить только тогда, когда этой единственной в своем роде девушкой овладевало желание приобрести какую-то вещь, будь то кроваво-красный рубин или розовый турмалин, вкрапленный в кристалл.

Я плохо спал этой ночью. Мне казалось, что я вообще не спал. Всю жизнь я мечтал найти женщину-лидера, которая любила бы меня за то, что я подчинялся ей. А вышло так, что эта женщина только пользовалась мной. Как это унизительно!

Я был уверен, что любим женщиной, а на самом деле получалось, что я любил сирену. А она пользовалась мной для приобретения понравившихся ей вещей.

Джоуз замолчал. Он достал платок и вытер лоб. Воспоминания о прошлом разволновали его, отнимали силы. Мне хотелось помочь ему.

— Вы утомлены, — сказал я ему, — и это моя вина. Может быть, лучше прийти завтра? Мы начнем с того места, на котором остановились сегодня.

— Невозможно, — ответил он, — сколько раз я мысленно переживал все эти события, которые привели меня сюда. Если вы уйдете, я все равно буду продолжать рассказывать, но уже один в этой тюремной камере, как я уже делал это тысячу раз и больше. И если вы придете завтра, я начну с самого начала, чтобы сохранить точную последовательность событий. Нет, пожалуйста, я прошу вас дослушать до конца.

Его волнение испугало меня, но настойчивость просьбы убедила меня в том, что, если я останусь, я нанесу ему меньше вреда.

— Я внимательно слушаю вас, — ответил я.

Казалось, Джоуз Ф. приободрился при этих словах и продолжал более спокойно.

— На следующий день мне в голову пришла утешительная мысль. Я был молод, свободен, я был богат. И я мог позволить себе роскошь иметь необъяснимую подругу. Я мог удовлетворять ее желания и зарабатывать ее улыбки. Словом, я мог дать ей все, что она хотела, а взамен получать ласки, которые высоко ценил.

Я надеялся, что из этого что-то получится, но на самом деле я был повержен безусловно, абсолютно побежден.

Алис, должно быть, поняла, что я сдался на ее милость, так как она тотчас сделала шаг к сближению. Она старалась быть веселой, заставляя забыть меня о том, что между нами появилась какая-то натянутость. Фактически же она хотела только укрепить свое влияние.

Ее «капризы», как их называла миссис Хойет, не были обременительными. Иногда это было катание на лодке при лунном свете или покупка редких цветов, более странных, нежели красивых. Я хорошо помню тот день, когда мы, бесцельно гуляя, снова попали в тот магазин. Не желая того, я снова вспомнил танго, себя, послушного кавалера, и мою партнершу, которая незаметно вела меня подальше от того места, где сидела ее мать.

Мы шли по лабиринту узких улочек без особого интереса, разговаривая то об одном, то о другом, и вдруг наткнулись на цветочный рынок.

Она даже не взглянула на душистые цветы, красиво уложенные в корзинах. Гуляя по цветочному залу, она остановилась перед витриной своего любимого магазина.

Я автоматически задал вопрос, и звук собственного голоса потряс меня.

— Тебе здесь что-то нравится, моя дорогая Алис?

Она ответила немедленно.

— Ты прекрасно знаешь, что я хочу тсантсу.

Я был в шоке. Эта красивая молодая особа, чья одежда говорила о прекрасном вкусе и чья походка была легкой и грациозной, обладала патологическими отклонениями. Она просила, умоляла, проявляя нездоровую настойчивость — дать ей эту действительно жуткую вещь.

Было уже поздно что-то предпринимать. Кроме того, у меня уже не было сил протестовать.

— Давай зайдем, — довольно резко сказал я.

— Но, дорогой мой, — спокойно ответила она, — я хочу не эту тсантсу. Я хочу единственную в своем роде тсантсу.

Она замолчала.

— Боюсь, я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду, — сказал я, — все тсантсы более или менее одинаковы, и по размеру, и по исполнению, и эта — вполне подходящая — извини меня — подходящая, как и другие.

— Но мне нужна тсантса, которая не похожа ни на одну тсантсу в мире, — ответила она, решив на этот раз довести дело до конца. — Я хочу тсантсу, изготовленную из головы белого человека… и она должна быть светловолосой, — добавила она.

Я не верил своим ушам.

— Что за жуткая шутка! Ты шутишь, Алис, не так ли? — сказал я, чувствуя себя не очень уютно от решительного и мрачного вида Алис. — Кроме того, такой тсантсы не существует, — в заключение сказал я, чувствуя, что шутка звучит сомнительно и довольно затянулась.

— Ну, значит, нужно сделать — вот и все, — сказала она.

Выходя из магазина, она напевала свою любимую русскую песенку, которую часто пела.

Мы шли домой в полном молчании. Я попрощался с ней около дверей. Вдруг она поцеловала меня.

Через три дня я случайно очутился — интересно, было ли это случайно — около того магазина. Я вошел и сделал несколько ненужных покупок. Затем я разговорился с хозяином магазина, который хорошо знал меня и считал своим другом, и обсудил с ним возможность производства тех небесно-голубых бабочек с металлическим блеском, из которых изготовляются сувениры сомнительного вкуса для иностранцев.

— Почему, — сказал я, — они истребляют этих прекрасных насекомых, которые встречаются все реже? И вы это принимаете, так как вы вынуждены повышать ежегодно цены на них.

— Несомненно, несомненно, — ответил мистер Кристобалд. Боюсь, он сожалел больше об исчезновении источников доходов, чем небесных бабочек.

Но разве я пришел сюда говорить о бабочках? Я сознавал, зачем на самом деле я пришел сюда, и мне было стыдно, что я не могу заговорить о нужном мне деле с этим хитрым дельцом или даже признаться себе в истинной причине моего прихода в этот магазин. Только взявшись за ручку двери, я почувствовал в себе силы задать самый важный вопрос.

— Сколько может стоить тсантса типа вашей, которую вы недавно нам показывали?

— Она не продается, — ответил продавец, — а точнее, она уже не продается. — И стараясь смягчить свой отказ продать мне тсантсу, добавил. — Правительство запретило приобретать их.

— Но где вы купили ее?

Я рискнул, хотя и не надеялся на правдивый ответ. Продавец антиквариата вряд ли будет разглашать источник своих товаров. Но он ответил.

— В Тринидаде, в антикварном магазине Суисса.

Он дал мне имя и адрес.

В тот же вечер я написал туда письмо. Вы, наверное, понимаете, что я не был настолько прост, чтобы упомянуть о трофее, который был изготовлен благодаря обезглавливанию белого человека. Я спрашивал, могут ли они изготовить тсантсу. Я также спрашивал, сколько может стоить такого сорта антиквариат для музея, добавил я, чтобы повысить себя в своих собственных глазах и чтобы дать им понять, что меня лично эта вещь не интересует. В P.S. я приписал, как будто этот вопрос мне только что пришел в голову, — существует ли тсантса, сделанная из головы европейца?