Страница 16 из 55
— И это будет Царство Света?
— Не знаю, кто о нем мечтал. В моем Царстве будет много света. И тьмы достаточно — для непокорных. А главное — оружие Содома и Гоморры.
— Я понял вас, воитель грозный! Помочь оружьем не смогу.
За дверью послышались громкие крики.
— Мне кажется, и там, и тут близятся скандалы. — нахмурясь, произнес Бонапарт.
— Ну вот и прорицание! — отозвался Наза Вец.
Дверь открылась, и вбежал дежурный офицер.
— О, генерал! Несчастье!
— Что такое? Кто дал вам право так обращаться ко мне?
— О, Первый консул, я в отчаянии! Гиена загрызла молодого лейтенанта, сына маркизы де Валье.
— Где он был? Спокойно доложите, — потребовал Наполеон.
— Стоял у двери. Я думаю, что охранял ее.
— Подслушивал по наущенью матери! — решил Наполеон, вставая и направляясь из голубой гостиной.
В галерее, у вторых дверей в гостиную, лежал блестящий лейтенант в парадной форме, словно явившийся сюда на бал. Над ним рыдала мать:
— О, Боже! Я во всем виновата! Зачем мне было знать!..
Дежурный офицер на ходу докладывал Наполеону:
— Он наклонился к замочной скважине. Она прыжком вцепилась ему в горло. Сонная артерия. Конец.
Наполеон прошел мимо гиены, злобно ощерившейся на лезвия обнаженных сабель конных егерей, окруживших ее.
— Гиену пристрелить! — распорядился Наполеон
— Расстреливают разве часовых, когда они исполнят долг? — спросил идущий следом Наза Вец.
Наполеон резко обернулся:
— Вы мне еще нужны. Не обо всем мне рассказали, — потом обратился к несчастной матери: — Мадам, считайте, что ваш сын погиб на посту во имя Франции.
— Зачем мне Франция! Себе возьмите, а мне отдайте моего сына! О, Боже! Кто его вернет?
Увидев Наза Веца, гиена проскользнула между ногами егерей и встала у ноги хозяина.
К ней, чеканя шаг, шел офицер с пистолетом. Наполеон обратился к Наза Вецу:
— От вас зависит спасти гиене жизнь, а также и себе.
— Вооружений у нас нет, и мне вам нечего сказать.
— Но в музеях есть! Вы проговорились. Музейные, надеюсь, все же лучше наших ружей, пушек, ядер. Я — артиллерист.
— Но с помощью штыков и пушек Европу удалось засеять миллионом трупов и калек. Грядущее вас не забудет.
— Кто смеет говорить со мной в подобном тоне? Взять его! — скомандовал Бонапарт окружающим военным.
Гренадеры и егеря кинулись к старцу с гиеной. Но тот распахнул за своей спиной двери на балкон и подошел к мраморной балюстраде, за которой виднелось море.
— Не вздумайте приблизиться ко мне! — сказал он жестко. Гиена оскалила зубы.
— Неужели вам не взять такой редут, мои солдаты? — насмешливо спросил Наполеон.
Солдаты, не рассуждая, бросились вперед.
Старец дал команду гиене на древнем языке, она прыгнула ему на грудь. Он прижал ее рукой, перемахнул через барьер, и полетел вниз, где волны разбивались о камни.
Наполеон подошел к балюстраде и заглянул через нее вниз.
— Один пенный туман из брызг прибоя, — презрительно сказал он. — Труп найти. Похоронить и старого, и молодого с военными почестями! — Повернувшись, он покинул балкон.
К изумленью всех, на прибрежных камнях у подножья замка никого не нашли.
Наполеон, услышав это, спокойно произнес:
— Он задрожал, но не от страха. Жаль, я не узнал, как можно тяжесть потерять. Он и это утаил! Летающий солдат мне пригодился бы.
И занялся текущими делами.
Новелла пятая. Волчье Логово
Полковник генерального штаба вермахта барон Макс фон Шренк, передавший фюреру план скорой победы над русскими варварами, прорвавшимися к священным границам Германии, докладывал членам военного совета новую стратегию, вытянувшись рядом с фюрером. Свой чемоданчик с бесценными документами он поставил у своих ног под столом.
После перерыва в обычное время полковник быстро зашагал к выходу, вскочил в свой опель — адмирал и вместо предъявления пропуска у ворот замка, где происходил военный совет, крикнул постовому:
— Задание фюрера! Чрезвычайной важности! Берлин!
Автомашина мчалась с предельной скоростью по гладкому, ухоженному шоссе, а полковник то и дело поглядывал на часы, где секундная стрелка мелкими рывками перескакивала с деления на деление, а полковник, сдерживая волнение, мысленно отмечал происходящее в оставленном замке: «Истекает перерыв. К двери зала шагает верховный главнокомандующий вермахта — бездарный вояка из мюнхенских пивных. Все генералы вскакивают и, как древние римляне, вскинув руки, хором выкрикивают: «Хайль Гитлер!» Вот он подходит к тому месту, где стоял рядом с докладчиком из генерального штаба… Секундная стрелка в машине судорожно перескакивает последнее деление, как и в часах оставленного в чемоданчике часового механизма. И… в зале заседаний взрывается оставленная в чемоданчике бомба. Зал наполняется дымом. Стол разломан.
Дубовые высокие двери вышибает в коридор, осыпаются лепные украшения с потолка. Все рассчитано на показную педантичность фюрера.
— Гитлер погиб! — радостно воскликнул барон Макс фон Шренк.
С этим возгласом, примчавшись до нужного здания в Берлине, вбежал он в комнату, где его ждали генералы — заговорщики, готовя к оглашению документы о составе нового правительства, о введении военной диктатуры генералитета армии, о ликвидации СС и гестапо, роспуске нацистской партии и отрядов штурмовиков. В подготовленном обращении к великому немецкому народу говорилось о необходимом последнем усилии ради достижения окончательной победы над врагом не под руководством дилетанта, а под командованием умелых профессионалов, сначала на Востоке, а потом и на Западе.
Но… Гитлер не погиб! Страдая запорами, он задержался по большой надобности и вошел в зал заседаний чуть позже обычного «секунда в секунду». Это и спасло его, выбросив в коридор через выбитую дверь и лишь слегка контузив, но отнюдь не слегка перепугав.
Трясущегося, скорее от страха, его перенесли в соседнюю комнату и усадили в мягкое кожаное кресло. Дивана там не оказалось.
Перед ним, полулежащим, стоял навытяжку бледный Гиммлер, «гроза немецкой нации и всех врагов», а за ним в открытую дверь было видно, как по коридору проносили кого — то на носилках и доносились стоны раненых.
— Расстрелять! Размазать по стене! Без суда и следствия! — сквозь выступившую пену на губах кричал фюрер.
— Но, мой фюрер, нельзя же сразу всех, — увещевал Гиммлер. — Надо вытянуть у них за «нити сильных ощущений» всех сопричастных к преступлению!
— Моя армия чиста! Гниль у рыбы идет с головы! — гневно хрипел Гитлер. — Надо показать солдатам и верным офицерам и особенно столь ненадежным генералам, пасующим перед русскими варварами, что изменникам пощады нет! И тех, кто не отстоит под моим руководством Великой Германии, ждет та же участь. И не только от кровожадных коммунистов, которые уничтожат всю нацию, но и от меня! Слышите, рейхсканцлер? От меня! От фюрера! Всех расстреляю! Всех! И вас не пощажу, — в исступлении кричал он.
— Слушаюсь, мой фюрер! Мчусь в Берлин, чтобы пресечь их действия и выполнить ваш приказ!
— Не возвращайтесь без фотографий расстрелянных мерзавцев. И не таких, какими те щеголяли в парадной форме, а как валялись у стены, выщербленной пулями.
Гиммлер щелкнул каблуками и повернулся, сверкнув стеклами пенсне.
На смену исчезнувшему Гиммлеру в комнату с пострадавшим Гитлером вошел пышный, румянощекий, надушенный толстяк в нарядной летной форме, украшенной орденами, и воскликнул: