Страница 2 из 17
Когда Максима в тот же день вызвал к себе в кабинет его приемный отец Петр Морозов, ему казалось, что он готов к любой неожиданности. Максим вошел, старательно изображая независимость, но в глазах его стояли страх и ненависть.
– Мне нужны бумаги, которые у меня украл твой приятель Толик, – сказал Морозов, злобно прищурившись, отчего его лицо приобрело хищные, волчьи черты.
– Все бумаги по наследству я тебе отдал, – напряженно ответил Максим. – У меня других бумаг нет. Я даже не знаю, о чем они.
– Хочешь погулять на поминках друзей – можешь и дальше отпираться, – жестко пригрозил Морозов. – Тебя, сынок, я не трону. А вот для них это было последнее предупреждение.
Максим какое-то время с ужасом смотрел в безжалостное лицо Морозова, а затем выбежал из кабинета. Ворвавшись в спальню старших мальчиков, Максим, не успев отдышаться, огорошил друзей новостью:
– Морозов сказал, что, если я не верну ему бумаги, которые взял Толик, он убьет всех вас. Стрельба и прочее – это было последнее предупреждение.
Все задумались, не зная, как им следует вести себя в этой ситуации. Последнее предупреждение – эта фраза звучала довольно угрожающе. С другой стороны, казалось очевидной слабостью просто так сдаться и признать свое поражение.
– Нужно собрать на них компромат, – предложил Андрей, обводя всех решительным взглядом. – Снять на камеру этот зал фашистский и подземелье… и отправить это все Стасу Катаеву. Он пишет диссертацию про нацистов, которые работали на СССР. Стас нашел архив своего прадеда, Алексея Катаева, военного переводчика. Тот участвовал в вербовке и переброске в СССР одной группы немецких ученых. В архиве были указаны их имена – семь человек.
Ребята переглянулись, начиная догадываться, к чему ведет Андрей.
– Стульев в зале тоже семь, – напряженно сказала Вика.
– Помните, мы видели на каждом из них инициалы? – оживленно спросил Андрей. – Стас просит прислать эти инициалы, он попробует их идентифицировать.
– Тогда завтра с утреца в ритуальный зал? – подвел итог Максим.
Все согласно кивнули, понимая, что для них это последний шанс остаться в живых. Внезапно за их спинами раздался твердый голос:
– Нет.
Ребята недоуменно обернулись. Вика решительно заявила, глядя на них исподлобья:
– На меня не рассчитывайте. Никаких подземелий. Никаких немцев, – заметив, какое ошеломительное действие она произвела своим заявлением на друзей, Вика в отчаянии выкрикнула: – Я просто хочу жить! – И в полной тишине выбежала из комнаты.
В это время далеко от школы «Логос», в доме Князева Бориса Константиновича, Володя с изумлением окинул взглядом кабинет, уставленный ценностями так, что шагу некуда было ступить. Князь обвел ценности рукой, указывая на старинные украшения, картины, вазы, и произнес благодушно:
– Теперь все это вернется настоящим владельцам или их наследникам. – Он протянул Володе большую деревянную резную шкатулку. – Яйцо ты забрал, это тоже твое – коллекция миниатюр, из-за которой репрессировали твоего деда. Страшно сознавать, что люди погибли только за то, что владели этими ценностями, – сказал он, тряхнув головой, тем самым словно сбросив тяжелые мысли. – Ладно, давай просто порадуемся, что выполнили хоть часть нашей миссии.
Князь достал из шкафчика коньяк и разлил в два бокала. Когда он протянул бокал Володе, тот заметил на его левой руке, чуть ниже сгиба локтя, старый шрам в виде руны «волчий крюк», точно такой же он видел у своего отца.
– Что он означает? – заинтригованно спросил Володя, кивнув на шрам.
– Почему я должен тебе говорить? – откликнулся Князь, вскинув брови. – Ты больше не мой агент. Вот если ты согласишься выполнить еще одно задание…
– Торгуетесь? – усмехнулся Володя и неожиданно принял предложение Князя: – Согласен! А вы взамен отпустите Ирину Исаеву к ее детям.
– Это пока невозможно, – ответил Князь, помрачнев. – Я не могу.
– Вот и я не могу, – твердо заявил Володя, поставив точку в разговоре, который Князь заводил с ним уже не в первый раз.
– И что же ты собираешься делать?
– Хочу вернуть потерянное время, – ответил Володя и быстро вышел, оставив разочарованного Князя в одиночестве.
Выйдя от него, Володя поехал в «Логос». Галина Васильевна при виде него напустила на себя неприступный вид, сухо поджав губы и иронично объявив, что его место шеф-повара уже занято, но на самом деле ей просто было жаль Марию. Галина знала, как Мария настрадалась сверх меры, когда Володя пропал из школы без предупреждения.
Припугнув его, Галина быстро сменила гнев на милость: Володя был отличным шеф-поваром, просто незаменимым. Поэтому, предупредив, что больше она подобных исчезновений не потерпит, Галина попросила его немедленно приступить к работе. Бедная Мария, увидев Володю, испытала одновременно целую гамму чувств – начиная с радости и заканчивая обидой. Обида взяла верх, и Мария ушла с кухни, гордо задрав подбородок, не дав Володе возможности извиниться и наладить отношения.
Быстро переодевшись в своей комнате в форму повара, Володя, выйдя в коридор, наткнулся на незнакомку. Женщина с длинными русыми волосами, волевым выражением лица и прямым, открытым взглядом тут же протянула ему руку, представившись:
– Привет, я Вера, учительница истории.
– А я Володя, шеф-повар.
Володя пожал протянутую ему руку, обаятельно улыбнувшись, и Вера заметно долго задержала его ладонь в своей. Володя недоуменно посмотрел на нее – все это походило на флирт, но с какой стати незнакомке было с ним заигрывать? Вера, словно опомнившись, неловко пожала плечами:
– Не буду вас задерживать. Кстати, я очень люблю ватрушки!
– Приму это к сведению, – вежливо отозвался Володя и скрылся за углом. Вера со стоном оперлась спиной о стену, прикрыв глаза. Ее заметно лихорадило, она тяжело дышала, пытаясь прийти в себя после рукопожатия.
В учительской Морозов и Войтевич работали над бумагами. Анна сидела на диване, пила кофе. Она была в мрачном расположении духа. Сейчас любое слово могло вывести ее из себя. Поймав на себе подозрительный взгляд Войтевича, Анна взорвалась:
– Зачем вам это было надо? Эта перестрелка в лесу меня вообще доконала. Я каждый день жду, что Андрей все поймет. – Она поставила пустую чашку на стол и сказала умоляюще: – А если бы я промахнулась? Дети могли пострадать.
– Аня, это не твоего ума дело, – одернул ее Войтевич.
– И впредь не смей обсуждать приказы, которые получаешь! – жестко сказал Морозов.
Анна в отчаянии опустила голову. Морозов переглянулся с Войтевичем и добавил сквозь зубы:
– Надеюсь, они все поняли.
– Я тоже, – подхватил Войтевич. – Нам сейчас меньше всего нужно, чтобы они путались под ногами. – Он тяжело вздохнул, потирая лоб, и расстроено сказал: – Сергей Андреевич так и не появился. Хранилище взломано, все ценности исчезли…
– А вдруг он сделал это сам? – мстительно спросила Анна, поднимая голову. – И живет теперь припеваючи где-нибудь в Акапулько…
– Исключено, – отрезал Войтевич. – Крылов не имеет к этому никакого отношения.
Войтевич отошел к окну, давая понять, что в обсуждении Крылова поставлена точка. Анна и Морозов за его спиной переглянулись, Морозов пожал плечами, как бы говоря – ну нет так нет.
Глядя на улицу на гуляющих во дворе школы детей, Войтевич вспоминал свое детство. Это были тягостные воспоминания. Он часто вспоминал день, когда в последний раз видел своего отца – это было 5 мая 1945 года в Берлине.
В тот день, войдя в комнату своего отца – капитана СС Людвига фон Хаммера, – он увидел его стоящим у окна, тот мрачно прислушивался к отдаленным звукам бомбардировки. Тени под глазами капитана и ясно читавшаяся усталость на всегда мужественном лице выдавали бессонные ночи.
Войтевичу тогда было семь лет. Он был светловолосым мальчуганом, носил бриджи и куртку полувоенного образца, грубые тяжелые ботинки. Да и звали его не Константином, его настоящее имя было Хельмут. Несмотря на испуг, он держался прямо, словно юный солдат, старательно подражая своему отцу.