Чёрная фата

У Игоря было несколько камер, на свадьбу он взял только две, зарядив одну цветной, а другую черно-белой плёнкой. На цветную он снимал основные моменты ритуала, а на черно-белую фотографировал для своей коллекции, в которой все снимки были только черно-белыми. И вот теперь, немного придя в себя после двухдневной свадебной пьянки, он проявлял снимки в своей домашней фотолаборатории. Каково же было его удивление, когда он обнаружил, что все четыре цветные плёнки оказались насмерть засвеченными. Он никак не мог взять в толк, как такое могло случиться, и с ужасом думал, как будет объяснять этот дикий факт Володе, который доверил ему столь ответственное дело. На черно-белой плёнке получилось целых пять кадров, и он, высунув от возбуждения кончик языка, печатал снимки в своей домашней фотолаборатории.

… Ещё несколько мгновений назад он был готов поклясться, что на этом месте рядом с женихом должна стоять невеста – Настя. Но теперь, глядя на медленно проявляющееся в химическом растворе изображение, он испытывал полную растерянность. Володя стоял в своём чёрном свадебном костюме, сдержанно улыбаясь, в окружении поздравляющих его гостей, а рядом, господи, кто же это держит его под руку… Игорь точно помнил момент, когда их фотографировал – жениха и невесту, – и ошибиться не мог. Однако то, что предстало его изумлённому взору на отпечатанном фотоснимке, повергло его, мягко говоря, в панику. В белом свадебном платье, с букетом роз в руках рядом с женихом стояла и злорадно ухмылялась какая-то совершенно незнакомая старуха. У неё были седые волосы, лицо изрыто глубокими морщинами, впалые глаза хищно сверкали из-под густых бровей, а тонкие губы под длинным горбатым носом были растянуты в отталкивающей ухмылке. Игорь не помнил, чтобы эта старуха вообще присутствовала на свадьбе, и понятия не имел, как она смогла попасть в кадр, к тому же облачённая в свадебный наряд невесты и стоящая с женихом под ручку. Дождавшись, пока снимок проявится до конца, он подвесил его на верёвке сушиться и начал внимательно рассматривать в заливающем всю комнату матово-красном свете. Нет, ошибки быть не могло – эта старуха стояла на месте Насти. Даже если допустить, что плёнка могла испортиться и до неузнаваемости исказить лицо невесты, то почему так чётко запечатлено все прочее? Жених, гости, цветы, платье и фата невесты… А живые глаза старухи словно спрашивали его: «Ну и как я тебе?» Короче, фотография была отличного качества.

Озадаченно почесав в затылке, Игорь отошёл от странного снимка и принялся за следующий. В голове у него ещё немного шумело после вчерашнего, он взял стоящую рядом на столике початую бутылку пива «Бочкарёв», сделал несколько глотков и начал прокручивать плёнку в своём стареньком фотоувеличителе, выбирая подходящий кадр. Странно, что он не заметил этой старухи раньше, когда печатал первый снимок Впрочем, в его состоянии это было неудивительно. Просмотрев все кадры, а их было всего пять, он понял, что на всех Настя похожа не на себя, а на ту же старуху. И вспомнил слова Володи, когда тот в шутку предупреждал его, что невеста не совсем фотогенична и не хочет, чтобы о ней судили по фотографии. Ещё бы! Что общего у красавицы с отвратительной старухой! Он ещё никогда не сталкивался с подобными оптическими фокусами, и ему не терпелось побыстрее изучить снимки при нормальном освещении. Игорь был уверен, что это необычный брак плёнки, – ничего другого ему пока в голову не приходило. Сделав ещё четыре кадра, он повесил их рядом с первым, допил пиво, закурил сигарету, сунул её в зубы, снял первый отпечаток и пошёл с ним, ещё сырым, в комнату.

Игорь был уже год как в разводе и жил один в однокомнатной квартире, доставшейся ему после размена. Его жена Наташа, имевшая несчастье потерять для него всю свою сексуальную привлекательность уже на второй день после свадьбы, не выдержала пытки супружеским равнодушием и ушла от него к другому. Игорь нисколько не жалел об утрате и наслаждался предоставленной ему свободой, которую начал ценить только теперь. Его фотолаборатория размещалась в маленькой и узкой кладовке, в которую дверь вела из единственной комнаты его квартиры. В комнате царил бардак, постель на диване была разобрана и смята, одежда валялась в кресле, на столе рядом с компьютером стояли пустые пивные бутылки, в пепельнице высилась гора окурков. Кавардак имел знаковое происхождение – ему импонировал творческий беспорядок. На стенах висели фотографии – гордость его коллекции, которую он показывал всем приходившим в гости. Это были случайно сделанные в различных ситуациях кадры из жизни России, как он сам говорил Бомжи, попрошайки в переходах, оборванные цыганята на вокзалах, калеки, замёрзшие бабушки, торгующие сигаретами, жуткие кадры автомобильных аварий и ещё много такого, от чего вставали дыбом волосы, и увидевшим все это разом жить в такой России уже не хотелось. Одним словом, бардак на фотографиях вполне гармонировал с бардаком, царящим в его квартире и в душе.

Игорь сходил на кухню, взял из холодильника очередную бутылку пива, откупорил, вернулся в комнату, сел в кресло и начал разглядывать снимок при дневном свете, щедро льющемся из окна без штор. Их Игорь не признавал принципиально, считая, что тратить деньги на то, чтобы не видеть по утрам солнца, – чистое безумие. Он вообще много чего не признавал, особенно после того, как ушла Наталья и перестала за ним ухаживать. Тщательно подводя подо все философскую основу, он перестал принципиально признавать глаженые рубашки, недырявые носки, чистые носовые платки и многое другое, на что приходилось тратить деньги, которых у Игоря всегда не хватало. У него не было постоянной работы, он считал себя свободным фото художником, его снимки время от времени печатали в разных журналах, и только это иногда приносило ему хоть какие-то доходы. Устраиваться на постоянную работу он тоже не желал принципиально, считая, что это может ограничить его творческую свободу и не даст развернуться во всю ширь его пока ещё никем не признанному таланту. Однако некоторые из его приятелей считали, что его просто никто не берет на работу, и в чем-то они были правы. Все его друзья, в том числе и Володя, – его бывшие однокурсники, с которыми он учился в автодорожном институте, теперь они ходили к нему по старой памяти, чтобы пропустить по бутылочке пивка и потрепаться о том о сём. Все в душе жалели его, но Игорь был гордым человеком и никогда бы не позволил, чтобы кто-то озвучил эту жалость, а потому они притворялись, что верят в его возникающие каждый день новые принципы, и делали вид, что их все в друге устраивает. Сам он был твёрдо убеждён, что настанет день, когда его гениальные фотоработы будут признаны всем миром и изумлённое человечество падёт к его ногам, преклоняясь перед бесспорным талантом и осыпая его деньгами. Эта вера и врождённое упорство позволяли ему держаться на плаву и не опуститься окончательно Бросив окурок в пепельницу, он взял снимок обеими руками и стал рассматривать на свет, пытаясь обнаружить признаки заводского брака на бумаге. Старуха смотрела на него своим хищным взглядом и, казалось, смеялась над его наивными попытками не поверить своим глазам. При свете она выглядела не просто отталкивающей, но пугающе отвратительной со своей кривой ухмылкой. Он старался не встречаться с ней глазами, но это было трудно, поскольку смотреть нужно было именно на лицо, и каждый раз, когда он натыкался на её колючий взгляд, у него внутри что-то вздрагивало, словно какая-то сволочь проводила по его желудку раскалённой кочергой. Руки невесты, держащие цветы, явно не принадлежали молодой девушке, это были сухие, морщинистые отростки с корявыми пальцами. Он только сейчас это заметил и был поражён не меньше, чем когда увидел лицо. Если ещё можно было с большой натяжкой допустить, что лицо изменилось вследствие брака плёнки или бумаги, то руки не оставляли сомнения в том, что внутри свадебного платья находилась не молодая и красивая девушка, а именно страшная старуха. Как она смогла попасть в это платье и почему этого никто из гостей не заметил, в том числе и сам Игорь, было совершённой загадкой.