Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 90

Имя Оскар стало в Швеции обозначением целой эпохи, как имя Виктория в Англии. Марки обуви, крепости, названия населенных пунктов, средней руки анекдоты — повсюду обнаруживается Оскар. Виной тому не всегда Оскар I, столь же часто это Оскар II, его сын, но как раз с Оскаром I (1799–1859) это имя вошло в шведскую историю. Родился он на улице Сизальпин в Париже. «Это я придумал назвать его Оскаром!» — говорил на старости лет Наполеон, поскольку в то время, когда его бывшая пассия родила будущего шведского короля, будущий император Франции с огромным восторгом читал французский перевод шотландской подделки — «Поэм Оссиана». В ту пору эти стихи совершали триумфальное шествие по Европе. Их считали подлинными героическими сказаниями древности, тогда как на самом деле их сочинил Макферсон[17].

По мнению историков, претензии Наполеона были столь же необоснованны, сколь и утверждения Макферсона, будто «Поэмы Оссиана» — подлинная древность. Но если некто напишет, что Оскар — «имя скандинавское», то фактически не погрешит против истины. Прежде чем в Шотландии появился Оскар, в Исландии имелось вполне скандинавское имя Асгейр, по-шведски Асгар, а по-англосаксонски Осгар, не говоря уже о том, что существовала и латинизированная форма Ансгарий.

Маленький Оскар Бернадот был идеальным кронпринцем. Да, сначала, разумеется, кронпринцем был его папенька Карл Юхан, Оскар же стал наследным принцем только в девятнадцать лет. Высокий, элегантный, красивый, одаренный, он получил основательное образование и имел, пожалуй, лишь один изъян: как и отцу, ему недоставало живости ума. Отец очень его любил: сохранилась нежная переписка, не по годам серьезная со стороны сына, как часто бывает в высокопоставленных семьях. Юным кронпринцем он порой изрядно хворал. Однажды, когда он слег в «лихорадке», даже опасались за его жизнь. Потрясенный Карл Юхан заперся в своих покоях, плакал от отчаяния и молился.

Отношения между отцом и сыном отличались не только доверительностью и нежностью. Перед нами один из тех любопытных случаев в истории, когда сильный и деспотичный отец сознательно воспитывал у многообещающего и даровитого сына куда более либеральные взгляды, чем позволял иметь себе самому.

Хотя Карл Юхан не был этаким восточным деспотом, шведский народ все ж таки роптал под его решительной, пусть и просвещенной деспотией. Признанно либеральный кронпринц Оскар стал надеждой нации. Во многих тогдашних свидетельствах о том, как его любили, сквозит искренность, это не просто обычные реверансы перед королем. Кронпринц подавал надежды, что удастся избежать тревоги и нестабильности, какие последовали за низложением Густава IV Адольфа и продолжились, когда искали преемника Карлу XIII. То, что во многих уголках мира преобладает наследственная монархия, объясняется простым обстоятельством: при наследственной передаче власти есть риск получить плохого короля, но куда хуже хаос, который может возникнуть при передаче трона иным способом.

В молодости кронпринц Оскар пел, танцевал и скакал верхом — при всеобщем одобрении. Публиковал прогрессивные статьи и трактаты за вполне прозрачной подписью, а его книгу о желательных аспектах тюремных реформ перевели на многие языки. Когда оппозиционная пресса рассуждала о «Будущем», порой это был псевдоним для кронпринца. Некоторое время даже поговаривали о том, не заставить ли Карла Юхана отречься от престола, дабы поскорее посадить на трон Оскара. Но Оскар был идеальным кронпринцем: он и внушал либеральные надежды — что одновременно их успокаивало, ведь «Будущее» рано или поздно непременно наступит, — и оставался лояльным и преданным сыном, который нежно любил отца. И скорбел, когда отец, старый и наконец-то вновь любимый народом, приказал долго жить.

Есть в Швеции песня под названием «Королевский гимн». Раньше, давным-давно, ее знали все, но даже моему поколению не довелось учить ее в школе (я пошел в приготовительный класс в 1950 году). Она производит особенное впечатление, ее с воодушевлением поют честолюбивые монархисты, когда король выступает официально, а большинству населения она прежде служила главным образом для проверки полноты карточной колоды, потому что «Из шведского сердца глубин» и т. д. содержит ровно пятьдесят два слога. Попробуйте сами на новой колоде, без джокеров, и убедитесь.

Но если учесть, что сей гимн написан в тот год, когда Оскар I взошел на шведский трон, все-таки становится интересно. «Будь верен ему и роду его» — н-да, род тогда состоял из четверых маленьких мальчиков и одной девочки. «Не делай бременем ему корону /И веру всю свою отдай ты трону» — речь идет о тяге народа к стабильной династии, чтобы молодой либеральный любимец народа оправдал надежды, какие все на него возлагают.

Финал «…народ обвеянного славой племени» — напоминание, что этот молодой, рожденный во Франции отпрыск рода, который шведская знать в своем кругу по-прежнему именовала выскочками, прибыл в страну, гордую своими предками-разбойниками (викингами) и тем, что она одна из старейших в Европе (ну-ну).

Это не делает «Королевский гимн» высокой поэзией. Однако стихи К. В. А. Страндберга[18] некогда были чуть ли не боевой песней прогрессивных либералов, а не просто консервативным прославлением монархии.

Династия, преемственность трона зависели от Оскара, ведь он был единственным сыном. Когда пришла пора молодому принцу самому продолжить династию, в его жизни начинается один из тех жениховских периодов, что отражены в записях лояльных хронистов. Конечно, он разъезжал по Европе, смотрел молодых благорасположенных принцесс (точнее, принцесс с благорасположенными родителями) и вдруг — нашел самую лучшую, самую красивую, самую умную и влюбился, а она, разумеется, тоже не могла не влюбиться в чудесного молодого принца. Такую историю рассказывают не обо всех королевских помолвках, в иных случаях обстоятельства вопиюще жестоки, чтобы приукрашивать их подобным образом.

В современных сказках продолжение решающей влюбленности слишком часто звучит так: и жили они счастливо, пока адвокаты не развели их. Для давних королевских особ финал зачастую гласил: и жили они счастливо, она — с все новыми детьми, он — с все новыми любовницами.

Род Бернадотов был выскочкой среди королевских особ Европы, и как нельзя более удачно, что столь же красивая, сколь и одаренная юная дама, в каковую влюбился Оскар, оказалась дочерью Евгения де Богарне[19], который хотя и был отпрыском французского аристократа, но в остальном сделал карьеру, похожую на карьеру Карла Юхана. Евгений достиг при Наполеоне высоких военных чинов. И его карьера не сказать чтобы пострадала от того, что Наполеон женился на его матери Жозефине; папеньку Богарне гильотинировали в 1794 году за военные неудачи.

Родился Евгений «всего-навсего» виконтом и некоторое время был вице-королем Италии; однако женился он на дочери баварского короля, что помогло ему неплохо преуспеть и после падения Наполеона. Тесть-король сделал его «герцогом Лейхтенбергским», и позднее это имя всплывет в российском императорском доме, куда после удачного брака приняли одну из ветвей Лейхтенбергов: они числились в придворном календаре, в перечне членов царской фамилии, однако не имели права наследовать престол, и потому обладатели оного права называли их «The Half Sovereigns», то бишь «полусуверенами». Вот что касается Богарне и Лейхтенбергов.

О Жозефине, пожалуй, шведский народ — не в пример ее сыновьям — ничего особенно дурного сказать не мог. Ее свекровь Дезире, мягко говоря, популярностью не пользовалась, выставляла себя на посмешище своими затеями и причудами. Жозефина явно получила куда лучшее воспитание. В первую очередь она озаботилась продолжением династии.

Через три года после свадьбы она родила первенца, будущего Карла XV. В наше время три года без детей не срок, но в ту пору господствовала иная точка зрения. Поговаривали даже, что столь долгая задержка обусловлена одним или несколькими выкидышами. Однако после рождения Карла 3 мая 1826 года дети рождались один за другим: 18 июня 1827 года — Густав, 21 января 1829-го — Оскар, 24 апреля 1830-го — Евгения и 24 августа 1831-го — Август. Желающий может подсчитать на пальцах. Оскар был не из тех, кто после очередных родов надолго оставлял жену в покое; впрочем, ее жизненная задача в том и состояла, чтобы рожать детей.