Страница 9 из 39
Внутри дома старинная мебель, подвешенные на цепях огромные люстры из оленьих рогов. Всюду охотничьи трофеи барона, доспехи и мечи времен крестоносцев. Это оружие предков барона – потомка воинственного рыцаря Гейне, участника походов в Палестину в начале XIII века под знаменами германского императора Фридриха II. (Но род Мюнхгаузена упоминается уже в документах XII века.)
Стены его бывшего дома разрисованы эпизодами из жизни Мюнхгаузена. Огромная роспись: Мюнхгаузен со шпагой в руке несется на своем горячем «литовце» в атаку во главе отряда конников. Рядом – эпизод охоты на медведя: бесстрашный барон один на один с рассвирепевшим зверем; Мюнхгаузен в форме кирасира и даты его жизни: 1720–1797. Повсюду книги. Заядлый охотник, барон был не менее страстным книголюбом. Его экслибрис, выполненный с большим мастерством, хорошо известен коллекционерам книжных знаков.
На одной из стен – изображение фамильного герба Мюнхгаузенов: путник с фонарем и посохом в руке, как бы отправляющийся на поиски истины, и латинский девиз: «Бог – мое прибежище». Хранятся в этой комнате и подлинные вещи барона. Особенно ценные среди этих реликвий (они лежат в стеклянном шкафу): пенковая трубка – неизменная спутница вдохновений барона, его походный сундучок и пушечное ядро. Для маловеров оно, видимо, должно служить «вещественным доказательством» правдивости рассказа фантазера-барона о том, как верхом на ядре он вернулся целым и невредимым из «воздушной» разведки. Здесь же можно увидеть офицерскую сумку, пороховницы и даже пистолет, возможно, именно тот, как полагают доверчивые посетители музея, из которого находчивый барон выстрелил в недоуздок своей лошади, привязанной к колокольне, и, таким образом, благополучно вернул себе коня, чтобы продолжить путешествие в Россию. Что касается последнего факта, то это истинная правда. Мюнхгаузен действительно совершил поездку в Россию, прожил здесь много лет, сражался на стороне русских против турок и шведов и был отмечен наградами за проявленную храбрость. Эта сторона биографии барона для нас представляет особый интерес.
Конечно, в Санкт-Петербург Мюнхгаузен въехал отнюдь не бешеным галопом и вовсе не в санях, запряженных волком.
Однако это случилось действительно зимой 1738 года, как недавно установил по архивным документам историк А.С.Мыльников. Юный барон прибыл в столицу России, чтобы присоединиться в качестве пажа к свите столь же юного принца Антона Ульриха Брауншвейгского. Произошло это после того, как императрица Анна Иоанновна избрала принца женихом для своей племянницы принцессы Анны (Леопольдовны), царствование которой на русском престоле впоследствии оказалось столь кратковременным.
Мюнхгаузен состоял пажом при Антоне Ульрихе, почти совсем еще мальчике, не отличавшемся ни внешностью, ни умом, про которого русский фельдмаршал Минних (кстати сказать, упоминаемый в книжке Распе) говорил, что не знает, «рыба он или мясо». Судьба Антона Ульриха, как и его супруги, будет печальной. Пережив жену и сына Иоанна (Антоновича), недолго продержавшегося на русском престоле и убитого в Шлиссельбургской крепости в 1764 году, он умрет десять лет спустя в заточении слепым, измученным, уставшим от жизни стариком. Но тогда, в первые дни приезда в чужую страну, будущее не представлялось ему таким мрачным. Не успел этот «отпрыск римских кесарей» прибыть в Россию, как тотчас же ее величество издает указ о переименовании бывшего Ярославского драгунского полка в Брауншвейгский кирасирский. Анна Иоанновна, как известно, благоволила больше ко всему иноземному, чем к русскому. Антон Ульрих назначается шефом этого воинского соединения. Причем при комплектовании сего полка отныне «дозволено было принимать в оный курляндцев и иноземцев, годных к службе, кои изъявляли на то свое желание».
Надел на себя мундир этого полка, который к тому времени стал называться Бевернским, и молодой Мюнхгаузен. Теперь он щеголял по Петербургу в лосиных колетах и перчатках, в красном камзоле и таком же красном плаще, с подбоем из синей байки. На шее, прикрытой воротником василькового цвета, красовался кожаный галстук, в косу парика вплетена черная муаровая лента. На «ботфортах» позвякивали шпоры, на боку бренчала шпага, патронная лядунка из черной кожи с медными овальными бляхами и вензелем императрицы. Для боевого костюма полагалась еще вороненая железная кираса, одеваемая вроде панциря на грудь. Мундир этот, подобно пропуску, дал возможность Мюнхгаузену проникнуть в высший свет. Это было тем более кстати, что юного любознательного немца интересовали различные стороны жизни «изумительной столицы России» того времени: образ правления, искусство, науки. Вскоре он оказывается в курсе придворных интриг, становится участником веселых приключений праздной молодежи. Обо всем этом барон не будет распространяться впоследствии. И не столько из-за скромности, сколько из-за того, что его занимали в то время дела «более важные и благородные». Больше всего его интересовали лошади и собаки, лисицы, волки и медведи, которых в России, по его словам, такое изобилие, что ей может позавидовать любая другая страна на земном шаре. Ну и конечно, еще дела рыцарские, славные подвиги, «которые дворянину более к лицу, чем крохи затхлой латыни и греческой премудрости».
Понюхать пороха ему пришлось довольно рано. В двадцать лет лейтенантом он отправляется вместе с русской армией в поход против шведов.
А еще через несколько лет, в 1750 году, Мюнхгаузен получит чин ротмистра. В патенте, выданном ему и собственноручно подписанном императрицей Елизаветою Петровной (ныне он хранится среди реликвий в музее Мюнхгаузена), говорилось: «Божией милостью Мы, Елисавет Первая, Императрица и Самодержица Всероссийская… Известно и ведомо да будет каждому, что Мы Иеронимуса Мюнхгаузена, который Нам почтением служил, для ево оказанной к службе Нашей ревности и прилежности, в Наши ротмистры 1750 года февраля 20 дня всемилостивейше пожаловали и учредили, якоже Мы сим жалуем и учреждаем, повелевая всем Нашим помянутого Иеронимуса Мюнхгаузена за Нашего ротмистра надлежащим образом признавать и почитать; напротив чего и Мы надеемся, что он в сем ему от Нас пожалованном новом чине так верно и прилежно поступать будет, как верному и бодрому офицеру надлежит».
Но именно в этот момент наш герой затоскует по родному Боденвердеру. А если учесть, что незадолго до этого барон женился на лифляндской дворянке, дочери рижского судьи Якобине фон Дунтен, то особенно понятно его стремление домой, к семейному очагу. Не долго думая, он выходит в отставку и покидает Россию.
И вот он уже в родовом поместье на берегу тихого Везера. Столь же тихо и безмятежно отныне течет его жизнь. Бывший кирасир занялся сельским хозяйством, управлял имением и предавался своей страсти – охоте, благо окрестные леса были так богаты тогда разной живностью. А по вечерам рассказывал истории о своих приключениях в России, полные безобидного хвастовства и выдумок. Когда барону исполнилось 70 лет, умерла его жена, не оставив ему наследников. А умер он 76 лет и 9 месяцев в полном одиночестве…
В прошлом веке, в I860 году, решили перенести прах барона из алтаря церкви на кладбище. Вот как описывает это в своей книге Алида Вайс «Кто был Мюнхгаузен в действительности» (I960): «когда гроб открыли, все были поражены: в гробу лежал не скелет, а спящий человек, волосы, кожа – все сохранилось.
Его похоронили в синем сюртуке как простого сельского жителя. Широкое, круглое, хорошее лицо с крепким носом и слегка улыбающимся ртом… В тот же миг мертвец превратился в прах».
А не так давно знаменитый барон буквально ожил и появился на улицах Боденвердера. Случилось это в юбилейные дни, когда город отмечал 250-летие со дня рождения своего знаменитого земляка. На празднество съехалось около десяти тысяч гостей, в том числе 60 человек, считающих себя потомками Мюнхгаузена. С лестницы ратуши гостей приветствовал «сам барон» в парадном мундире, – его изображал актер ганноверского театра.
Устроители праздника сумели создать яркое зрелище. Дома и улицы были украшены флагами и плакатами. Из городского фонтана, в виде Мюнхгаузена верхом на половине лошади, в течение двух часов вместо воды текло пиво (для того, чтобы получить его, надо было приобрести за плату специальный стакан). Затем был продемонстрирован знаменитый полет на пушечном ядре – на этот раз Мюнхгаузена изображала кукла. Вечером состоялся спектакль, в котором, кроме «самого барона», приняли участие еще два прославленных литературных персонажа и земляка «барона-враля» – лекарь Айзенбарт и Крысолов из Гамельна. Почтовое ведомство выпустило в честь события памятную марку, на которой запечатлен памятник-фонтан.