Бесшабашный

Стены корчмы украшали трофеи славного прошлого Хануты: голова бурого волка, печная дверца из пряничной избушки, волшебная дубинка в мешке, сама соскакивающая со стены проучить разбуянившегося гостя, чешуйчатая шкура водяного и на самом видном месте, прямо над стойкой, подвешенная на цепях ручища людоеда, положившего конец карьере Хануты-кладоискателя. Мертвенной голубизной эта конечность напоминала лапу гигантского варана.

— Гляди-ка! Джекоб Бесшабашный! — Сумрачная физиономия Хануты и впрямь расплылась в ухмылке. — А я думал, ты в Лотрингии, волшебные песочные часы разыскиваешь.

Как охотник за сокровищами Ханута, разумеется, был ходячей легендой, однако и Джекоб со временем снискал на этом поприще не меньшую славу. Трое посетителей за одним из столов с любопытством подняли голову.

— Спровадь-ка их поскорей, — шепнул Джекоб через стойку. — Разговор есть.

И поднялся наверх к себе в каморку — единственное убежище и в том, и в этом мире, которое он называл своим домом.

Скатерть-самобранка, хрустальный башмачок, золотой мяч принцессы — Джекоб уже много всего отыскал в этом мире и за хорошие деньги сбыл знатным покупателям и богатым купцам. Но в сундуке, что неприметно стоял за дверью его невзрачной каморки, он хранил сокровища, которые приберег для себя. Это были верные подручные в его ремесле, не раз вызволявшие своего хозяина из беды, вот только он не думал не гадал, что когда-нибудь придется прибегать к их помощи ради спасения родного брата.

Носовой платок, который он первым делом извлек из сундука, с виду был обычным льняным лоскутом. Но стоило потереть платок между пальцами, и он безотказно выдавал владельцу один, а то и два золотых талера. Много лет назад Джекоб получил его от ведьмы в обмен на поцелуй, который потом еще много месяцев жег ему губы. Другие вещицы, которые он укладывал сейчас в рюкзак, на первый взгляд тоже казались вполне обыкновенными: серебряная табакерка для нюхательного табака, медный ключ, оловянная миска, пузырек зеленого стекла. Но каждая из них по меньшей мере однажды уже спасала ему жизнь.

Когда Джекоб снова спустился вниз, в трактире было пусто. Хозяин, устроившийся за одним из столов, придвинул ему бокал вина.

— Ну? Какая у тебя на сей раз беда?

Ханута с вожделением глянул на вино — перед ним-то самим стоял стакан воды. В прежние времена он так напивался, что Джекоб прятал от него бутылки, невзирая на то что Ханута нещадно его за это бил. Он и в трезвом виде частенько его поколачивал, пока однажды Джекоб не наставил на него его же собственный пистолет. Он и в пещеру к людоеду спьяну поперся. Будь он тогда трезвый, может, без руки бы не остался. Зато после того случая с выпивкой завязал. Здесь, в Зазеркалье, старый охотник за сокровищами стал Джекобу вроде отца, пусть и никудышного, хотя Джекоб всегда относился к нему с легкой опаской, но если кто на свете и знал, как спасти Вилла, то только он, Альберт Ханута.

— Как бы ты поступил, если бы у твоего друга стало прорастать каменное мясо?

Ханута поперхнулся водой и уставился на Джекоба, словно желая удостовериться, уж не о себе ли тот говорит.

— Нету у меня друзей, — буркнул он. — И у тебя тоже. Друзьям, им верить надо, а мы по этой части не больно мастаки. Кто это?

Джекоб только покачал головой.

— Ах да, как же это я позабыл, Джекоб Бесшабашный любит скрытничать. — В уязвленном голосе Хануты слышалась горечь. Несмотря ни на что, он считал Джекоба сыном — своего-то сына у него не было. — И давно ли твоего друга цапнули?

— Четыре дня назад.

Гоилы напали на них неподалеку от деревни, где Джекоб и вправду искал волшебные песочные часы. Он просчитался, не предполагал, что их передовые отряды столь глубоко просочились в тылы императорской армии, а потом у Вилла начались такие боли, что возвращаться пришлось трое суток. Да и куда, зачем было возвращаться? Некуда и незачем. Но сказать об этом Виллу у Джекоба просто не хватало духа.

Ханута запустил пятерню в седую щетину.

— Четверо суток? Тогда и думать забудь. Он считай что наполовину уже ихний. Помнишь времена, когда императрица их коллекционировала, всех цветов и оттенков? А крестьянина помнишь, который пытался всучить нам гоильского мертвеца, сажей его перемазал и уверял, что это огромный оникс?

Да, Джекоб помнит. Каменнолицые. Тогда их еще так называли, и детишек ими пугали, страшные сказки на ночь про них рассказывали. Как раз когда они с Ханутой стали вместе на поиски выходить, гоилы начали селиться в пещерах над землей, и чуть ли не каждая деревня устраивала на них облавы. Но с тех пор у них свой король появился, сумевший недавних охотников превратить в добычу.

У задней двери раздался шорох. Ханута мгновенно выхватил нож и метким броском пригвоздил к стене подскочившую от испуга крысу.

— Мир катится в тартарары, — пробурчал он, отодвигая стул. — Крысы вырастают величиной с собак. От всех этих фабрик на улице не продохнуть, как в вонючей норе у тролля, а гоилы стоят всего в нескольких милях от города.

Он подобрал дохлую крысу и бросил ее на стол.

— Против каменного мяса средства нет. — Рукавом он отер кровь с ножа. — Но если бы зацепило меня, я бы поскакал к хижине ведьмы и поискал бы в саду куст с черными ягодами. Правда, ведьма должна быть не абы какая, а деткоедка.

— Постой, разве все деткоедки не перебрались в Лотрингию с тех пор, как не только императрица, но и остальные ведьмы на них ополчились?

— Но дома-то еще стоят. И кусты все еще растут, аккурат там, где они детские косточки закапывали. Эти ягоды помогают от заклятия. Сильнее снадобья я не знаю.

Ведьмины ягоды. Взгляд Джекоба остановился на печной дверце, что висела на стене.

— А ведьма из Черного Леса — она ведь деткоедка была, верно?

— Еще какая. Из самых прожорливых. Я у нее в дому как-то гребень искал, ну, который, если им причесаться, человека в ворону превращает.

— Помню-помню. Ты тогда меня вперед послал.

— Правда? — Ханута смущенно потер свой мясистый нос. Он тогда уверил Джекоба, что ведьмы нет дома.

— А потом раны мне водкой поливал.

Следы от ведьминых пальчиков до сих пор у него на шее. Эти ожоги несколько месяцев не заживали.

Джекоб забросил рюкзак на плечи.

— Мне понадобится вьючная лошадь, провиант, две винтовки и патроны.

Ханута с безмятежным видом разглядывал свои трофеи. Казалось, он его не расслышал.

— Добрые старые времена, — пробормотал он. — Сама императрица трижды удостоила меня аудиенции. А ты сколько раз сподобился?

Джекоб потер платок у себя в кармане, пока не нащупал между пальцами два золотых талера.

— Два раза, — сказал он, бросая талеры на стол. На самом деле у него на счету было уже шесть высочайших аудиенций, но он знал, что эта маленькая ложь доставит Хануте огромное удовольствие.

— Припрячь свое золотишко, — пробурчал он. — С тебя я денег не возьму. — Потом протянул Джекобу нож: — Бери вот. Этот клинок режет все на свете. Сдается мне, тебе он сейчас нужнее будет.

ВЛЮБЛЕННЫЙ БОЛВАН

Вилла не было. Вводя вьючную лошадь в проломанные замковые ворота, Джекоб сразу это почувствовал. Все вокруг дышало таким безлюдьем, словно братец никогда и не приходил сюда сквозь зеркало, словно все снова хорошо и этот мир принадлежит только ему, ему одному. Лишь на секунду он испытал что-то вроде облегчения. Отправь его обратно, Джекоб. Почему бы и не забыть, что у тебя был брат?

— Он обещал вернуться. — Лиса сидела под колоннами. Ночь перекрасила ее шубу в черный цвет. — Я пыталась его удержать, но он такой же упрямый, как ты.

Еще одна ошибка. Надо было взять Вилла с собой в Шванштайн, а не оставлять тут в развалинах. Вилл хотел домой. Только домой. Но камень-то здесь не оставишь, камень он с собой потащит.

Джекоб отвел лошадь за развалины, туда, где паслись две другие, а сам направился к башне. Его тень отбрасывала на каменные плиты одно-единственное слово: Домой. Для тебя, Джекоб, это что нож острый, а для Вилла все еще надежда.