Бесшабашный

Джекоб прогарцевал мимо великанцев вслед за двумя гоилами. У одного кожа была из лунного камня, у другого из оникса. Одеждой они мало отличались от обычных людей, вроде купцов, чью пролетку великанцы только что пропустили в ворота, но под полами их длинных сюртуков угадывались рукоятки пистолетов. Широкие воротники расшиты мелким нефритом и лунным камнем, а стекла темных очков, укрывавших глаза от солнца, вырезаны из тончайшего оникса, — ни одной человеческой руке столь филигранная шлифовка была бы не под силу. Оба, казалось, не замечают отвращения и ужаса в глазах людей, попадавшихся им навстречу. На их надменных каменных лицах было недвусмысленно написано: этот мир принадлежит нам. Их король просто сорвал его с ветки, как созревший плод, и те, кто еще несколько лет назад травил гоилов как диких зверей, теперь хоронят своих солдат в братских могилах и молят о мире.

Тот, что из оникса, снял очки и огляделся. Его напоенный золотом взгляд был настолько похож на взгляд Вилла, что Джекоб невольно попридержал лошадь и еще долго смотрел гоилу вслед, пока тот не скрылся между домами. Лишь сварливая ругань карлицы, чьим крохотным детишкам он преградил дорогу, заставила его очнуться.

Карликовый город, игрушечный мир.

Джекоб оставил кобылу в одной из платных конюшен под городской стеной. Главные улицы Терпеваса были шириной с человеческий переулок средней руки, но по сторонам улицы городу уже не удавалось скрыть, что населяющие его жители ростом не выше шестилетнего чада, а некоторые переулки оказались до того узкими, что Джекоб даже пешим с трудом в них протискивался. Города в Зазеркалье росли как грибы после дождя, и Терпевас не был исключением. Дым бессчетных угольных печей закоптил окна и стены, а шибавшая в нос вонь исходила отнюдь не от прелой листвы, хоть канализация у карликов была и получше, чем во дворце императрицы. Джекоб давно подметил: здешний мир с каждым годом все больше и больше силится походить на своего зазеркального собрата.

Вскоре он окончательно и безнадежно заблудился, а названия улиц прочесть не мог, потому что толком не знал карликового алфавита. Наконец, в третий раз стукнувшись головой об вывеску одного и того же цирюльника, он остановил мальчишку-посыльного и спросил, где лавка Эвенауга Валианта, торговца импортным и экспортным антиквариатом. Ростом мальчишка был ему едва по колено, и его угрюмый, снизу вверх, взгляд мгновенно потеплел при виде двух медных талеров, которые Джекоб бросил в его крохотную ладошку. Он припустил с такой скоростью, что в узких, заполненных карликовым народцем улочках Джекоб едва за ним поспевал, но в конце концов мальчишка остановился перед дверью, которую Джекоб сразу узнал: именно в нее он однажды, три года назад, уже протискивался.

Фамилия Валиант была выведена золотыми буквами на матовом стекле, и, как и в прошлый раз, Джекобу, входя, пришлось втянуть голову в плечи. Зато в приемной даже нормальный человек мог распрямиться в полный рост. На стенах висели фото самых почетных клиентов. Теперь и в зазеркальном мире фотография пришла на смену живописи, и ничто не характеризовало деловую сметку Эвенауга Валианта лучше, нежели размещенные рядышком фотографии императрицы и важного гоильского офицера. Обе рамки были из лунного серебра, а под потолком висела люстра с бахромой из стеклянных волос джина, наверняка обошедшаяся хозяину в целое состояние. Все свидетельствовало о преуспеянии и достатке. И целых два секретаря вместо свирепой карлицы, которая встретила Джекоба в прошлый раз.

Тот, что поменьше, и голову поднять не соизволил, когда Джекоб остановился перед его игрушечным письменным столом. Второй разглядывал его с тем неподражаемым высокомерием, какое всегда припасено у карликов для людей, даже если они ведут с ними дела.

— Полагаю, господин Валиант все еще торгует с феями?

— Безусловно. Но коконы моли мы сейчас не поставляем. — Голос у него, как и у многих карликов, оказался на удивление басовитый. — Попробуйте зайти месяца через три.

С этими словами он снова углубился в бумаги. Однако при звуке мягкого щелчка, с которым Джекоб взвел курок пистолета, голова его испуганно вскинулась.

— Да я не за коконами, — сказал Джекоб, одарив его одной из самых лучезарных своих улыбок. — Позвольте попросить вас обоих в этот вот шкаф?

Карлики славятся своей недюжинной физической силой, но эти двое явно были из слабаков, к тому же, очевидно, не настолько щедрое получали они у Валианта жалованье, чтобы подставлять себя под пули какого-то громилы с улицы. Они без сопротивления позволили запереть себя в шкафу, солидные дверцы которого внушали уверенность: никто не вызовет карликовую полицию, пока Джекоб будет беседовать с их работодателем.

Герб, красующийся над дверью в кабинет, наряду с волшебной лилией запечатлел еще и фамильное животное Валиантов — барсука, восседающего на горке золотых талеров.

Дверь была розового дерева, славящегося не только своей дороговизной, но и звуконепроницаемостью, благодаря чему Валиант никаких странных шумов из собственной приемной не услышал. Он сидел за нормальным, человеческим письменным столом, правда, с отпиленными ножками, и, блаженно закрыв глаза, попыхивал толстенной сигарой, которая даже у великанца в зубах не показалась бы малюткой. За то время, что Джекоб с ним не виделся, Валиант, по новой карликовой моде, сбрил бороду. Брови, кустистые, как и у всех его сородичей, были тщательно причесаны, а дорогой, по мерке сшитый костюм был из бархата, — у карликов этот материал ценится превыше всего. Джекоб с превеликим удовольствием выхватил бы его сейчас из кресла волчьей кожи и вышвырнул в окно, но, вспомнив каменное лицо брата, заставил себя сдержаться.

— Я же сказал, Банстер, не беспокоить! — Карлик вздохнул, не раскрывая глаз. — Или это опять клиент, который хочет вернуть нам чучело водяного?

А он растолстел. И постарел. Вон рыжие кудри поседели, рановато для карлика. Большинство из них до ста лет доживают запросто, а Валианту только шестьдесят — если не врал, конечно.

— Да нет, я не из-за водяного, — мягко сказал Джекоб, направляя на Валианта пистолет. — Но три года назад я оплатил услугу, которую мне не оказали.

Валиант едва не проглотил собственную сигару и уставился на Джекоба именно с тем ужасом, с каким и должно смотреть на человека, которого ты бросил на растерзание стаду разъяренных единорогов.

— Джекоб Бесшабашный! — только и выдавил он.

— Смотри-ка, ты даже имя мое припомнил.

Карлик выронил сигару и уже сунул было руку под стол, но с визгом ее отдернул, как только Джекоб одним точным взмахом сабли распорол ему скроенный по мерке рукав.

— Думай, что делаешь! — посоветовал Джекоб. — Тебе, чтобы отвести меня к феям, руки не понадобятся. Уши и нос, кстати, тоже. Руки за голову! Ну, живо!

Валиант подчинился — и тут же осклабился в подозрительно добродушной ухмылке.

— Джекоб! — залебезил он. — Да что с тобой! Конечно, я знал, что ты жив. Кто же не слыхал историю про счастливчика Джекоба Бесшабашного, простого смертного, который целый год в плену у Красной Феи прожил. Спроси любого во всей стране, хоть карлика, хоть человека, хоть гоила — при одной только мысли о таком счастье все умирают от зависти. И согласись: кому ты этим счастьем обязан? Эвенаугу Валианту! Предупреди я тебя тогда насчет единорогов — и она превратила бы тебя в трын-траву или в рыбу, как всякого непрошеного гостя. Но даже Красная Фея не может устоять, видя, как такой смельчак и красавчик истекает кровью!

Отчаянная дерзость подобной аргументации даже Джекоба привела в изумление.

— Ну же, давай выкладывай! — как старому приятелю, без тени раскаяния в голосе, гаркнул Валиант из-за широченного письменного стола. — Как она, какая? И как тебе все-таки удалось от нее смыться?

Вместо ответа Джекоб схватил его за скроенный по мерке ворот и вытащил из-за письменного стола.

— Вот мое предложение: за то, что я тебя не пристрелю, ты еще раз отведешь меня к феям. Но на сей раз ты мне скажешь, как миновать единорогов.