Страница 8 из 14
— Ростичка, а что это ты, милый, за стеночку придерживаешься-то? — сразу перешла к атаке старушка, забыв поздороваться. И не спится же старой…
— Здравствуйте, Варвара Павловна, — проскрипел я пересохшим горлом.
Черт, надо было сначала водички попить, а уж потом в подъезд соваться.
— И тебе не хворать, родненький. Так что за стенку хватаешься? Никак лишнего перепил? — участливо спросила пенсионерка, любопытно поблескивая глазами из-за толстых линз очков.
— Да что вы, что вы, сударыня, — выдал я неожиданную для самого себя фразу. — Спину прихватило, вот и маюсь, шагу ступить не могу. А как ваши дела, любезная соседка? Нет ли хворей каких? Не беспокоит ли подагра, не замучил ли ревматизм?
Соседке понадобилась целая минута, чтобы переварить мой почти что древнерусский ответ, а затем еще минута, чтобы решить, говорю я серьезно или же потешаюсь над старой. За это время я успел спуститься еще на четыре ступеньки, с трудом удерживая равновесие на дрожащих ногах.
Так и не придя ни к какому выводу, старушка подалась чуть вперед, явив мне старый домашний халатик невероятно пестрой расцветки, и ласково прожурчала:
— Вижу, что не пил. Но вид нездоровый. Может, нюхнул чего? Или кольнулся гадостью какой? Может, «скорую» вызвать?
— Не дождетесь! — не выдержав, рявкнул я. — Варвара Павловна, у вас что, других дел нет, кроме как за соседями шпионить и в чужие дела нос совать? У вас там очередной сериал не начался еще? Или спать идите!
Ишь, старая! Бесплатных развлечений жаждет. Как говорится — хлеба и зрелищ. И побольше крови. Радостно вызовет «скорую», а заодно и полицию. А потом будет причитать, что молодежь сплошь наркоманы да алкоголики, и что Сталина на нас нет.
— Ты как со старшими разговариваешь! — обрадованно заголосила соседка на весь подъезд.
Не желая продолжать боевые действия на невыгодных для себя условиях, я ускорился и, как беременная черепаха, заковылял вниз по лестнице, инстинктивно втянув голову в плечи.
— Понаехали тут! Я в этом доме всю жизнь прожила! — продолжала самозабвенно разоряться старушка божий одуванчик. — Честным трудом на жизнь зарабатывала!
А это-то тут при чем?
— Будут мне еще всякие бездельники что делать указывать! Безработный!
«И про это уже знает», — обреченно подумал я, протащившись через лестничный пролет.
— Паразит! Наркоман! — Звонкое эхо отлетало от бетонных стен и многократно отдавалось во всем подъезде. Скоро повылазят остальные соседи. Время-то уже к вечеру, многие вернулись с работы.
— Бабуля! — не выдержал я таки и подал голос.
— Какая я тебе бабуля! Да не дай Господь такого внучка заиметь! По миру пустит!
— Да у вас вообще внуков нет! — рыкнул я, преодолев еще несколько ступеней. — И детей!
И тут же пожалел об этом своем выкрике. Ударил одинокую старушку в самое больное место. У нее единственный сын погиб в каком-то вооруженном конфликте, не оставив после себя продолжения рода… Да достала просто уже! Я же ее не трогал!
— Ах ты… да лучше и вовсе детей не иметь, чем таких, как ты!
— Вы и не имеете! — буркнул я себе под нос, но, несмотря на почтенный возраст, соседка мое бурчание великолепно расслышала.
— Да как ты смеешь! Мой сын геройской смертью погиб! За Родину! Орден дали посмертно! А ты… а ты… — неожиданно соседка всхлипнула, и в этот момент я почувствовал себя последним гадом. Надо было держать свой дурней рот на замке.
Раздался легкий скрип отворяемой двери. «Вдруг как в сказке скрипнула дверь, все мне ясно стало теперь…» Еще кто-то вылез на шум…
— Варвара Павловна, случилось что? — обеспокоенно пробасили откуда-то сверху. По голосу я узнал Николая, сорокалетнего женатика, слесаря пятого разряда, которого любил и привечал весь дом. Еще бы — жене не изменяет, в рот ни капли не берет, да еще и всегда готов прийти на помощь, если что починить надо.
— Ой, Коленька, — во весь голос зарыдала старушка. — Что ж делается то… что ж делается… в родном подъезде унижают меня старую, погибшим сыном попрекают… не уберегла, мол, я сыночка своего любимого. Был бы здесь сейчас мой Алексеюшка, то разве ж дал бы мамку в обиду? Ох, сердце мое бедное…
Твою мать! Начался цирк!
— Это кто ж так говорит? — уже гневно пробасил Николай. Судя по звуку, вышел на площадку.
— Да сосед мой наркоман! — тут же зачастила бабка. — Ростислав! Господи, имя-то какое хорошее, доброе, исконно русское… и такому паскуднику дали! Вышел из квартиры весь бледный, синевой налитый, я и сунулась, дура, спросить, может, помочь чем надо, может заболел соседушка… а он мне в ответ такое… такое сказал… Наркоман! Тюрьма по нему плачет! Николай, ты не суйся к нему, родненький, наркоманы, сам знаешь, какие бывают. Ткнет ножом в спину… я вот сейчас участкового вызову, пусть он разбирается! Уж мой-то сын не таким был! Правильно по жизни шел! К старшим уважение имел…
Ну бабка!
Шипя сквозь зубы матерные ругательства, я вывалился на улицу и, содрогаясь в нервной дрожи, направился к мусорному контейнеру. Вот так и становятся бытовыми убийцами. А соседка, похоже, с приветом…
Не дойдя до мусорного контейнера несколько шагов, метнул мешок и, что неудивительно, не попал. Руки слушались плохо, в пальцах и локтях так и вовсе будто муравьи поселились. Зато ноги и все, что выше, пришли в относительную норму. В подъезд заходить категорически не хотелось, и, отойдя чуть дальше от помойки, я принялся усердно приседать, благо одет был, можно сказать, по-спортивному. Приседал до тех пор, пока ожившие мышцы не загудели той приятной болью, не имеющей ничего общего с болью от бездействия. Краем уха прислушивался к происходящему за подъездной дверью. Старческий голосок не утихал, даже становился все громче, порой переходя на ультразвуковой уровень. Все понятно. Варвара Павловна занимает огневые позиции и поднимает в себе уровень боевой агрессии, готовясь встретить меня во всеоружии. Накачивается старая усиливающими мораль бафами, возможно, подбирает убойную экипировку типа «швабра грязная, класс эпический». Заметила бабка, что я не гулять собрался, а по хозяйственной надобности отлучился, вот и не уходит в свою квартиру. Ждет подлая… а ведь и правда может верного спутника-фамильяра вызвать, класса «участковый задолбавшийся». А ведь пару лет назад была нормальной бабкой, мирной и приветливой. Даже пирожками с повидлом меня угощала как-то… возраст, что ли, людей так меняет?
Додумать эту мысль я не успел. Как раз перешел к энергичным сгибаниям корпуса и глубокому дыханию, когда со стороны дороги, что шла перед домом и разделяла элитные новостройки от хрущобок этаким показным барьером, послышался рев мощного мотора, резкий визг тормозов и тут же раздался грохот сминающегося металла и звон бьющегося стекла. Над вечерней улицей повис несмолкаемый гудок автомобильного сигнала, нарушая покой нашего спального района.