Страница 55 из 79
Она спросила, куда мы направляемся, и я ответила. Когда мы поскакали дальше, Женевьева сказала:
— Уверена, что ей очень хотелось бы запретить нам ходить в гости к Бастидам. Она думает, что здесь хозяйка, но она всего лишь жена Филиппа. А ведет себя так, словно…
Ее глаза недобро сузились. Она не такой уж наивный младенец, как мы полагаем, и прекрасно понимает, что за отношения у Клод с ее отцом, подумала я…
Ив и Марго ждали нас и приветствовали громкими криками.
Я ела улиток первый раз в жизни, и все смеялись над тем, как я старалась побороть в себе чувство отвращения. Возможно, они действительно очень вкусны, но я не могла их есть с таким же энтузиазмом, как все остальная компания.
Дети без умолку болтали об улитках и о том, как они просят своих святых ниспослать дождь, который выгонит их наружу, а Женевьева с жадным интересом слушала. Она смеялась так же громко, как и все остальные, и даже стала подпевать, когда дети опять завели свою песню про улиток.
В самый разгар нашей трапезы появился Жан-Пьер. Я почти не видела его в последнее время, так как он с утра до ночи был занят на виноградниках. Он поздоровался со мной с присущей ему галантностью, и я с некоторой тревогой отметила, как изменилась Женевьева, едва он вошел. Казалось, она отбросила свою детскость, и мне стало ясно, что она жадно слушает все, что он говорит.
— Садитесь рядом со мной, Жан-Пьер! — закричала она, и он без колебаний подвинул стул к столу и втиснулся между нею и Марго.
Они стали опять говорить об улитках, потом Жан-Пьер спел для них. И все это время Женевьева следила за ним глазами, в которых сквозило неприкрытое мечтательное выражение.
Жан-Пьер поймал мой взгляд и тут же стал расспрашивать о том, как идет моя работа.
— А у нас в замке появились жучки, — вдруг громко произнесла Женевьева. — Я бы не возражала, если бы это были улитки. Интересно, а могут ли завестись улитки в замке? Стучат ли они когда-нибудь своими раковинами?
Она делала отчаянные попытки привлечь его внимание и добилась этого.
— Жучки в замке? — спросил Жан-Пьер.
— Да, и они стучат. Мы даже ночью ходили с мадемуазель Даллас смотреть, правда, мадемуазель? Мы спускались прямо в подземную тюрьму. Я испугалась, а мадемуазель нет. Вас, мадемуазель, ничто не может напугать, не так ли?
— Во всяком случае, не жучки, — ответила я.
— Но мы не знали, что это жучки, пока папа не сказал вам.
— Жучки в замке, — повторил Жан-Пьер. — Жук-могильщик? Готов поклясться, что это может привести графа в ужас.
— Вряд ли такое вообще возможно.
— О, мадемуазель! — вскричала Женевьева. — Как это было ужасно… там, внизу, в этой тюрьме, а у нас с собой только одна свеча. Мне казалось, что там кто-то был… кто-то следил за нами. Я чувствовала это, мадемуазель… Я говорю правду. — Дети слушали ее с широко раскрытыми глазами, а Женевьева не могла устоять перед соблазном продолжать привлекать к себе всеобщее внимание. — Я слышала какой-то стук… — продолжала она. — Я знала, что там, внизу, живет привидение. Это кто-то из умерших пленников, чья душа никак не может успокоиться…
Я видела, что она начинает чрезмерно возбуждаться. В ее голосе стали проскальзывать истерические нотки. Я поймала взгляд Жан-Пьера, и он понимающе кивнул мне.
— Послушайте, — воскликнул он, — кто будет танцевать «Марш улиток»? Мы так хорошо ими попировали, что надо бы исполнить танец в их честь. Давайте-ка, мадемуазель Женевьева, мы с вами откроем танцы.
Женевьева с готовностью вскочила, ее лицо пылало, глаза сияли. И, взяв за руки Жан-Пьера, она закружилась с ним по комнате.
Мы покинули дом Бастидов около четырех часов. Как только мы появились в замке, ко мне подбежала одна из служанок и сказала, что мадам де ла Таль хочет меня видеть и я должна как можно скорее пройти в ее будуар.
Я не стала переодеваться и пошла к ней прямо в костюме для верховой езды.
Постучав в дверь ее спальни, я услышала тихий голос, приглашающий меня войти. В изысканно меблированной комнате, где стояла кровать под пологом из переливчатого синего шелка, Клод не оказалось.
Тут я заметила открытую дверь, и в этот момент оттуда донесся ее голос:
— Входите, мадемуазель Лоусон.
Ее будуар представлял собой комнату, вдвое меньшую по сравнению со спальней. В нем находилось большое зеркало, сидячая ванна, туалетный столик, кресла и софа, и над всем этим витал крепкий запах духов. Сама она полулежала на софе в бледно-голубом шелковом платье, ее золотистые волосы красиво ниспадали на плечи. Я не могла не признать, что выглядела она невероятно красивой и соблазнительной.
Она разглядывала свою обнаженную ногу, выставленную из-под голубого платья.
— О, мадемуазель Лоусон, входите. Вы были у Бастидов?
— Да, — отозвалась я.
— У нас, конечно, — продолжала она, — нет никаких возражений против вашей дружбы с Бастидами. — Я удивленно посмотрела на нее, а она тем временем продолжала с улыбкой: — Конечно нет. Они делают для нас вино, а вы реставрируете наши картины.
— Я не вижу здесь никакой связи.
— О, уверена, что это не так, мадемуазель Лоусон. Вы найдете ее, если хорошо подумаете. Но я говорю о Женевьеве. Я уверена, что граф не хотел бы, чтобы она водила такую… близкую дружбу с… его слугами. — Я хотела было возразить, но Клод быстро продолжала, и тон ее голоса был почти нежным, словно она старалась причинить мне как можно меньше неприятностей: — Возможно, мы здесь стараемся оберегать своих детей больше, чем это делают в Англии. Мы считаем неразумным позволять им слишком свободно общаться с людьми из других социальных слоев. При определенных обстоятельствах это могло бы привести к осложнениям. Не сомневаюсь, что вы понимаете меня.
— Вы намекаете на то, что я должна была бы помешать Женевьеве посещать дом Бастидов?
— Вы согласны, что это разумно?
— Мне кажется, вы заблуждаетесь насчет моего влияния на Женевьеву. Я не в силах помешать ей делать то, что она хочет. Я могу лишь просить ее зайти к вам, чтобы вы сами высказали ей свое мнение.
— Но вы вместе с ней ходите к этим людям. Именно под вашим влиянием она…
— И тем не менее я уверена, что не могла бы остановить ее. Я скажу, что вы хотите поговорить с ней. — И с этими словами я покинула спальню мадам де ла Таль.
В тот вечер, придя в свою комнату, я легла спать, но еще не успела заснуть, как в замке поднялась страшная суматоха. Я услышала чьи-то гневные крики, вопли страха и, накинув пеньюар, вышла в коридор.
Пока я стояла у дверей своей комнаты, не зная, что предпринять, мимо пробежала одна из служанок.
— В чем дело? — спросила я.
— Улитки в постели мадам!
Да, таков был ответ Женевьевы. Она выслушала замечание Клод довольно спокойно — по крайней мере, так казалось, — но тут же решила отомстить, И из-за этого-то и разгорелся весь сыр-бор.
Я отправилась к ней в комнату и постучала в дверь. Ответа не последовало, я вошла и увидела, что Женевьева лежит на кровати и притворяется спящей.
— Это бесполезно, — сказала я.
Она открыла один глаз и рассмеялась:
— Вы слышали вопли, мадемуазель?
— Их слышали, наверное, во всем замке.
— Представляете себе ее лицо, когда она их увидела?
— На самом деле это не очень весело, Женевьева.
— Бедная мадемуазель. Мне всегда жаль людей, лишенных чувства юмора.
— А мне всегда жаль людей, которые откалывают такие номера. Как вы думаете, чем теперь все это кончится?
— Она будет знать, что ей следует заниматься только собственными делами и не совать нос в мои.
— Но все может обернуться совсем по-иному!
— Ох, ну не надо! Вы такая же плохая, как она.
Попытка запретить мне видеть Жан-Пьера и всех остальных ни к чему не приведет. Это ей не удастся.
— А если ваш отец запретит…
Она выпятила нижнюю губу:
— Никто ничего мне не сможет запретить!
— В любом случае надо отказаться от этих детских штучек с улитками.