Страница 53 из 79
Неожиданно проснувшись, я ощутила, что кто-то находится в моей комнате.
— Мадемуазель… — Женевьева подошла ко мне с зажженной свечей в руке, — этот стук… Вы просили, чтобы я сказала вам, если снова услышу его.
— Женевьева… — Я села в постели, все еще стуча зубами от страха. Перед самым пробуждением мне снились какие-то кошмары. — Который час?
— Час ночи. Этот стук разбудил меня. Тук-тук… Я испугалась, а вы, помните, сказали, что мы пойдем и посмотрим вместе.
Я сунула ноги в тапочки и быстро накинула халат.
— Но я считала, что все это ваши выдумки, Женевьева.
Она покачала головой.
— Все было также, как и раньше. Тук-тук… так, как будто кто-то пытается дать знать, где они находятся.
— Где?
— Пойдемте в мою комнату. Там все слышно.
Мы с ней отправились в детскую, которая была расположена в самой старой части замка.
— Вы разбудили Нуну? — спросила я Женевьеву.
Она отрицательно покачала головой.
— Нуну трудно добудиться. Она говорит, что когда засыпает, то спит как убитая.
Мы пришли в комнату Женевьевы и прислушались. Кругом было тихо.
— Подождите минутку, мадемуазель, — попросила она. — Он то замолкает, то появляется снова.
— С какой стороны?
— Н-не знаю… Думаю, снизу.
В этой части здания находилась подземная тюрьма. Женевьева знала об этом, и для девочки с ее воображением подобное обстоятельство могло сыграть свою роль.
— Он скоро снова раздастся, — прошептала Женевьева. — Я знаю…
Мы сидели, напряженно вслушиваясь. Где-то вдалеке прокричала птица.
— Это сова, — сказала я.
— Конечно, сова. Думаете, я этого не знаю. Вот! Слышите… тук-тук. Тихонько, затем громче.
— Это внизу, — сказала я. — Пойдемте посмотрим, и если нам удастся, то выясним, что происходит.
Я взяла у нее свечу и пошла вниз по лестнице. Вера Женевьевы в мое мужество придавала мне силы. Хотя мне было довольно страшно бродить ночью по замку, как мы это делали сейчас.
Мы подошли к двери оружейной и немного подождали, прислушиваясь. Раздающийся вдалеке звук теперь был отчетливо слышен. Я не могла понять, что это такое, но почувствовала, как мурашки побежали по телу. Женевьева схватила меня за руку, и в колеблющемся свете свечи я увидела ее испуганные глаза.
И в этот момент мы снова услышали этот стук. Он шел снизу, из подземной тюрьмы.
Больше всего на свете мне хотелось вернуться назад и оказаться в своей комнате. Я была уверена, что Женевьева чувствовала то же самое, но, поскольку не предполагала, что я могу поступить подобным образом, мне приходилось скрывать свой страх. Очень легко быть смелым днем, и совсем другое дело ночью.
Девочка показала на каменную винтовую лестницу, и я, придерживая полы халата рукой, в которой сжимала свечу, стала спускаться вниз, держась другой рукой за веревочные перила. Идущая вслед за мной Женевьева внезапно оступилась и подалась вперед. К счастью, она упала на меня, что помешало ей скатиться по лестнице. Она негромко вскрикнула и тут же зажала рот рукой.
— Все в порядке, — прошептала Женевьева, — я запуталась в халате.
— Ради Бога, подберите его повыше.
Она кивнула, и несколько секунд мы стояли на лестнице, пытаясь обрести спокойствие. У меня сильно билось сердце, и я знала, что у Женевьевы тоже. Я надеялась, что она вот-вот предложит повернуть обратно. И тогда я охотно согласилась бы. Но стойкая вера в мою неустрашимость помешала ей произнести эти слова.
Это же совершеннейший абсурд, думала я. Что я здесь делаю, расхаживая ночью по замку? А если нас увидит граф? Какой же я буду выглядеть дурой. Сейчас надо вернуться в свои комнаты, а утром рассказать ему о странных звуках. Но, если я так поступлю, Женевьева подумает, что я испугалась. И не ошибется. Если бы я не пошла сейчас с ней, она потеряла бы ко мне все то уважение, которое я с таким трудом завоевала. И если я собираюсь помочь ей освободиться от живущих в ее душе демонов, которые толкают ее на странные поступки, я должна сохранить свой авторитет.
Я подняла подол повыше, спустилась до конца лестницы и, оказавшись на нижней ступеньке, с силой толкнула обитую железом дверь подземной тюрьмы. Дверь поддалась. Впереди зияла темная пещера, от вида которой мне еще больше, чем раньше, захотелось вернуться назад.
— Вот откуда идет этот звук, — прошептала я.
— О, мадемуазель, я не могу туда идти.
— Это всего лишь старые камеры.
Женевьева потянула меня за руку.
— Пойдемте обратно, мадемуазель!
Было бы безумием идти вперед, имея всего одну свечу в руке, которая едва освещала нам путь. Пол в подземелье был неровным, и падение Женевьевы на лестнице было для нас серьезным предупреждением. Здесь падение было бы куда более опасным… Так я уговаривала себя вернуться. Но правда заключалась в том, что я инстинктивно понимала: надо идти вперед.
Я подняла свечу высоко над головой и увидела старые стены, покрытые плесенью. Темнота казалась бесконечной. Я могла видеть только одну или две камеры с огромными цепями, в которых держали закованных узников.
— Есть здесь кто-нибудь? — спросила я.
Мой голос отозвался зловещим эхом. Женевьева прижалась ко мне всем телом, и я почувствовала, как она вся дрожит.
— Здесь никого нет, Женевьева, — попыталась я ее успокоить.
Она еле слышно повторила:
— Пойдемте отсюда, мадемуазель.
— Хорошо, мы придем сюда днем.
— О да… да…
Девочка схватила меня за руку и потянула за собой. Я уже хотела поспешить вслед за ней прочь из этого места, но почему-то вдруг почувствовала, что совсем рядом, в темноте, кто-то внимательно следит за мной… искушая шагнуть в эту темноту навстречу опасности.
— Мадемуазель… пойдемте.
Ужасное ощущение улетучилось, и я повернулась к Женевьеве. Все время, пока она поднималась по лестнице впереди меня, мне казалось, что я слышу позади себя чьи-то шаги и чьи-то ледяные руки тянутся, чтобы утащить меня обратно в подземелье. Все это было, конечно, игрой моего воображения, но горло сдавили спазмы страха, так что я едва могла дышать, а сердце тяжелым камнем трепыхалось в груди.
Пламя свечи вдруг метнулось в сторону, и я застыла в ужасе, ожидая, что она вот-вот погаснет. Мне казалось, что мы никогда не одолеем лестницу и не выберемся наверх. Этот подъем никогда не занимал больше одной минуты или около этого, но мне казалось, что прошли все десять. Совершенно бездыханная, я остановилась на верхней ступеньке как раз над тем местом, под которым находилась камера забвения.
— Скорее, мадемуазель, — сказала Женевьева, стуча зубами. — Мне холодно.
Наконец-то мы добрались до моей комнаты.
— Мадемуазель, — сказала Женевьева, — могу я остаться на ночь у вас?
— Конечно.
Я знала, что Женевьеве так же страшно, как и мне, и что она боится спать одна. Я долго лежала без сна, перебирая в памяти каждую минуту ночного приключения. Страх перед неизвестным, уговаривала я себя, мы унаследовали от наших первобытных предков. Чего я испугалась в подземной тюрьме? Духов прошлого? Чего-то, что является, плодом лишь детского воображения?
Когда же я наконец заснула, зловещий стук преследовал меня и во сне. Мне снилась молодая женщина, которая не могла обрести покой, потому что умерла насильственной смертью. Она хотела вернуться, чтобы объяснить мне, как именно она умерла.
Тук-тук!
Я вскочила в постели. Служанка принесла мне поднос с завтраком. Женевьева, должно быть, проснулась раньше, ибо ее уже не было в комнате.
На следующий день после обеда я спустилась в подземную тюрьму одна. Я собиралась позвать с собой Женевьеву, но нигде не нашла ее. Я сама слышала стук, о котором мне раньше рассказывала Женевьева, и мне хотелось выяснить, что же это было такое.
Стоял солнечный день, и все выглядело иначе — веселей, праздничней! Даже древняя лестница не казалась сейчас такой темной, потому что через одну из длинных узких амбразур сюда проникало немного дневного света. И хотя она выглядела довольно мрачно, но все-таки не так ужасно, как ночью при свете единственной маленькой свечи.