Страница 9 из 19
— Недалеко, в область. А Юра где?
— Он у себя в комнате.
Алексей заглянул к сыну. Тот сидел в наушниках, слушая музыку.
— Давайте ужинать, — сказал Алексей.
Потом Маша мыла посуду, Юра в наушниках ушел к себе, а Алексей сидел за кухонным столом, глядя в одну точку. Маша с тревогой посматривала на него, продолжая хозяйничать.
— Я пойду лягу, — проговорил он. Встал и незаметно для дочери выглянул в окно; парень все еще стоял на том же месте.
Алексей прошел в спальню, не раздеваясь, прилег на кровать. Потом вдруг резко вскочил, подошел к окну. Парень стоял, как на посту. Алексей снова лег на кровать.
От ветерка, проникающего в форточку, слегка раскачивалась штора. Алексей завороженно смотрел на нее.
Темно. Тихо.
Вдруг входная дверь бесшумно подалась и стала открываться, но ее задержала цепочка. В щель проник огромный тесак. Взмах — и цепочка разлетелась на куски...
Восковая маска закрывала лицо неизвестного. Он направился в большую комнату. Из своей неожиданно выскочила Маша. Но тут же упала, сраженная ударом тесака. Кровь брызнула на белую скатерть, которая покрывала стол.
Убийца прошел в комнату Юры. Послышался слабый вскрик.
Алексей открыл глаза. Было тихо. Лишь по-прежнему покачивалась тюлевая штора от ветерка, проникающего в форточку.
Алексей приподнялся, сел на постели. Неожиданно дверь в спальню со скрипом отворилась. На пороге с окровавленным тесаком стоял убийца. Он двинулся на Алексея, замахнулся, ударил, но Алексею удалось увернуться, и тесак вонзился в кровать.
Алексей ударил убийцу сверху по голове, и тот обмяк, застыл на кровати. Алексей подошел к убийце, перевернул его и в ужасе отпрянул. Перед ним лежал Барсуков. Неожиданно Барсуков открыл глаза, захохотал, кинулся на Алексея и стал душить его. Алексей сопротивлялся, как мог, но Барсуков все сильнее и сильнее сжимал его в железных объятиях. Алексей захрипел, заметался по кровати, силясь сбросить с себя Барсукова...
— Папа! Папа! — раздался голос дочери.
Алексей открыл глаза. Маша стояла около кровати, испуганно глядя на него.
— Ты так стонал, метался по кровати, — тихо проговорила она
— А где мама? — машинально спросил Алексей: вдруг вспыхнула надежда, что и все... все предшествовавшее тоже окажется кошмарным сном.
Маша несколько секунд растерянно смотрела на отца.
— Ты же сам сказал, что она...
— Да-да. Извини, я забыл...
— Ты разденься... У тебя же завтра тренировка, — сказала дочь
Маша вышла из комнаты, столкнувшись в дверях с Юрой.
Сын долго смотрел на отца, который с трудом поднялся с кровати и нерешительно стянул с себя рубашку. Наконец Юра спросил:
— Папа, что случилось?
— Что случилось?! — повторил Алексей.
— С мамой что-то случилось? Она разбилась? — в упор спросил Юра.
— Откуда ты взял?! — крикнул Алексей.
— Машины нет... и я... я чувствую... — тихо ответил сын.
Алексей стоял неподвижно перед Юрой, не зная, что ему ответить.
Не выдержал, подошел к сыну, обнял его.
— Да... — прошептал он.
Маша стояла у двери и все слышала. В первую секунду она не могла выговорить ни слова, потом губы у нее задрожали, она отчаянно замотала головой.
— Нет! — прошептала она.
Давай не будем пока ничего говорить Маше, — шептал в спальне сыну Алексей, гладя его по голове и прижимая к себе.
— Папочка! — Маша ворвалась в спальню, кинулась к отцу. — Это неправда! Скажи, что это неправда! Папочка!..
Алексей обнял и ее. Он прижал к себе обоих детей, словно желая защитить от всех грядущих напастей. Дети плакали, уткнувшись ему в грудь. И он плакал, глядя поверх их голов на тюлевую штору, которая покачивалась от ветерка, проникающего через форточку.
Зеркало в прихожей квартиры Лобова было затянуто черной тканью. Из большой комнаты все вынесли, посредине стоял на столе гроб. Лицо Веры припудрили, затонировали. Казалось, она спала в обрамлении роз, уложенных вокруг головы.
Алексей сидел в комнате один. Из кухни зашла теща в черном платке.
— Ты еще посидишь?.. — тихо спросила она.
Алексей кивнул.
— Я до аптеки дойду... С Юрочкой...
Алексей снова кивнул. Теща ушла.
Он смотрел, не отрываясь, на застывшее лицо жены — суровое, непреклонное даже в этот смертный час.
Комок подкатил к горлу, схватили спазмы, и он прикрыл рот платком. Поднялся, вышел в ванную. Зашумела вода.
Алексей сидел на краю ванной с полотенцем в руках, когда зазвонил телефон. Алексей вздрогнул, несколько секунд сидел неподвижно, потом прошел на кухню, взял трубку.
— Слушаю, — еле выговорил он.
— Слушай и наматывай на ус, форвард! — прохрипел голос в трубке. — Все, что ты видел в стекляшке и около нее, — ничего этого не было! Схватил?
Алексей молчал.
— Ты рассказал Вершинину, что было в стекляшке? — грозно хрипел голос. — Рассказал или нет?
— Нет... — выдавил из себя Алексей.
— То-то же! голос в трубке зло усмехнулся. — Слушай и запоминай: протреплешься — лишишься и поскребышей! По жене, надо полагать, ты не очень-то убиваешься, — голос снова усмехнулся. — А за машину страховку получишь! Ты схватил или нет?
— Да, — механически произнес Алексей.
— В общем, я все сказал! Не суй нос, куда не следует и подумай о детях! Будешь паинькой — никого не тронем! А не отступишься, форвард, — заплатишь за все! Схватил?
— Да, — прошептал Алексей.
— О'кей! — буркнул голос.
Трубку бросили. Звонили, видимо, из автомата, звук был далекий, глухой.
Кажется, Алексей уже слышал это «о'кей», эту интонацию. Где, когда?.. Он вытер пот со лба, положил трубку. Несколько секунд соображал, что делать, схватился было за телефон, стал набирать номер, но тотчас бросил трубку.
На кухонном столе стояло молоко, бутерброды с колбасой. Он налил в чашку молока, взял бутерброд, пил молоко, сосредоточенно и лихорадочно о чем-то размышляя.
Улица за окном была пуста, уже горели фонари, и капли дождя серебрились в их свете.
Он не слышал, как вернулись теща и Юра. Сын сразу прошел к себе в комнату, а теща заглянула в кухню.
— Ты бы разделся, Лешенька, и поел как следует, — тихо сказала она.
— Да-да, — закивал он. — Я ненадолго. Скоро вернусь.
На улице он остановил такси и объяснил шоферу, куда ехать.
Дверь Лобову открыла старушка и долго смотрела на него, силясь узнать.
— Мне к Семену Петровичу, — сказал он.
Старушка внимательно посмотрела на него и ушла, ничего не ответив.
Послышался шорох, легкий шум, потом тихий голос:
— Что-то я его раньше не видела, а лицо почему-то знакомое... Появился Вершинин. Увидев Лобова, улыбнулся, но не так широко и радостно, как обычно, а много сдержанней.
— Рад, очень рад! — заговорил он. — А я вот своей коллекцией занимаюсь — мексиканские голы смотрю и восхищаюсь.
Из комнаты доносился шум трибун и голос телекомментатора. Когда они вошли в комнату, Вершинин убавил звук.
— Может быть, чайку? — предложил он.
— Нет-нет, — остановил Вершинина Лобов. — У меня к вам просьба. Нельзя ли узнать, кому принадлежит машина «Жигули» номер Т16-16ММ?
— Т16-16ММ?.. — повторил Вершинин. — Сейчас узнаем. — Он взял трубку, набрал номер. — Миша, это я! Узнай быстренько, кому принадлежат «Жигули» номер Т16-16ММ. Да. И перезвони, я дома, Вершинин положил трубку. — Садись, Алексей Иваныч, на тебе лица нет.
Лобов выглянул на улицу. За окном сеял дождь.
— Дождь уже... — пробормотал он.
Холодный дождь скользил по витринам магазинов, размывая свет и цвет, образуя яркие красочные пятна.
— Он здесь уже, у следователя, — докладывал из телефонной будки Бегунок, — минут десять как пришел...
Тот, с кем разговаривал Бегунок, стоял в тренерской комнате на базе команды «Полет». В приоткрывшуюся щель видна лишь тень говорившего на стене да кубки в стеклянных стеллажах.